Сергей Бубка: «Через рукопожатие могла уйти энергия»

Бубка участвовал в 2005 году в мировом чемпионате по легкой атлетике в Хельсинки как спортивный функционер

На проходившем недавно в московском спорткомплексе «Олимпийский» чемпионате мира по легкой атлетике самым титулованным среди почетных гостей был член Международного олимпийского комитета легендарный прыгун с шестом Сергей Бубка. О том, как ему живется в новом, «неспортивном», качестве, он рассказал «Огоньку»

Владимир Рауш, «ИЗВЕСТИЯ» — специально для «ОГОНЬКА»

Из успешного спортсмена вы превратились во влиятельного функционера. Кого или что должны за это поблагодарить?

Поблагодарить надо реформу, которая началась в Международном олимпийском комитете в середине 90-х. В то время по инициативе тогдашнего президента МОК Хуана Антонио Самаранча была создана комиссия спортсменов. В 1996 году я был избран в ее состав, тогда олимпийцы впервые сами выбирали членов комиссии. Это и был первый шаг на пути спортивного функционера.

Многие знаменитые атлеты не могут найти себе место в обычной жизни, потому что все амбиции они оставили в спорте. Вам никогда не хотелось спокойной жизни, без разлук с семьей и постоянных переездов?

Знаете, в свое время я много думал над этим. Действительно, куда делись многие знаменитости после ухода из спорта? Потом понял: они просто не готовили себя к завтрашнему дню. Думали, что чемпионские звания автоматически сделают их успешными и в обычной жизни. Подсознательно ждали, что все свалится с неба, на блюдечке с голубой каемочкой. И начать снова, с нуля просто не смогли. Я всегда старался делать выводы из чужих ошибок. Видел, какие проблемы испытывали с трудоустройством другие, и понял: свой уход нужно готовить. Расцвет моей карьеры пришелся на период перестройки. Тогда мы начали много выезжать за рубеж, и я смотрел по сторонам и учился. За границей увидел, что многие атлеты параллельно со спортом начинают заниматься бизнесом, и решил пойти по их стопам. В 1990-м создал клуб Сергея Бубки, написал заявление, что отказываюсь от стипендии Госкомспорта, и ушел работать в Центр научно-технического творчества молодежи. Начал организовывать соревнования «Звезды шеста», заниматься менеджментом…

Тогдашнее спортивное руководство восприняло этот шаг спокойно?

Болезненно восприняло. Был накат, пошла негативная пресса. Как раз в то время Гарри Каспаров поднял вопрос, почему государство забирает наши призовые, начался скандал из-за Фетисова с Ларионовым, свой голос подали теннисисты. Я же не хотел воевать ни с кем, просто написал заявление и пошел своей дорогой. Но руководству это все равно не понравилось, ведь я подавал пример другим. Скажем, в 1990 году в Сиэтле проходили Игры доброй воли. Меня в состав сборной не включили, сослались на якобы полученную травму. Я специально звонил, узнавал. Мне сказали — ты не едешь. А потом, буквально за несколько дней до старта, заявили — собирайся. Я начал отказываться: мол, не хочу рисковать своим именем. Нет, собирайся, настаивают. Потом-то я узнал, что американцы включили в контракт отдельный пункт: если Бубки не будет, Госкомспорт недополучит значительную сумму денег. Время тогда было сложное, и кто знает, чем бы все это закончилось, если бы не путч 1991 года.

В то время вы были за границей?

Вылетал из Москвы в Японию. Когда ехал в аэропорт, навстречу по Ленинградскому шоссе шла большая колонна танков. Машин 50 — 60, которые мололи асфальт в пыль. В аэропорту мы все гадали: выпустят — не выпустят. Но еще больше переживали, что будет дальше. Приземляемся в Токио, меня просят выйти из самолета первым. Оказывается, в аэропорту собралось огромное количество репортеров, которые ждали моих комментариев. Но что я им мог сказать тогда? Сам ведь толком ничего не знал…

Вы уже тогда свободно говорили по-английски?

Я освоил язык сам. В школе мы учили английский, но после выпуска я на нем так и не заговорил. В начале карьеры думал, что это не важно, обойдусь и так. Но потом понял: без иностранного языка не обойтись. Ко мне обращались с вопросами журналисты, затевали разговор коллеги-спортсмены. А я слова не мог сказать, сидел сычом в углу. Купил самоучитель, начал заниматься с товарищем после тренировок. Поначалу стеснялся говорить, потом привык. Так и выучил.

Сейчас вы производите впечатление очень открытого человека. Почему же раньше вас считали замкнутым и даже высокомерным?

Я всегда старался относиться к своим коллегам корректно и уважительно. Если кто-то из спортсменов независимо от национальной принадлежности терял шесты — давал ему свои. И отношения в секторе у меня всегда были нормальными. Единственный инцидент произошел с Максимом Тарасовым…

Что произошло?

Это было на чемпионате мира-97, я разминался на тренировочном поле. Подошел Максим, мы поздоровались. Но он захотел пожать мне руку, а я вежливо отказался. Знаешь, сказал, давай руки пожмем на пьедестале. Знал, что он протягивал ладонь не с добрыми намерениями, относительно таких вещей я был уже ученый. Через рукопожатие могла произойти утечка энергии, да и сглаз. Максим обиделся, потом в газетах начал рассказывать о моем высокомерии.

Об утечке энергии вам рассказали психологи?

Да. Они учили, как упорядочивать мысли, как настраиваться в паузах перед прыжком. Знаете, невозможно расплескивать энергию, а потом каждый раз настраиваться заново. Спортсмен должен быть как сосуд: выдал немного эмоций и снова закрылся. С этой точки зрения работа с психологами была полезной. Хотя я тяжело поддавался их влиянию. У меня очень сильная психика, на нее воздействовать трудно.

Последнее время ходило немало разговоров, что именно вы посоветовали Елене Исинбаевой сменить тренера. Это правда?

Я никогда не вмешивался в дела Лены. Максимум, что мог себе позволить, — дать какой-то общий совет. Считаю, например, что она совершила тактическую ошибку на чемпионате мира в Париже: поднимала планку осторожно и растратила слишком много сил на небольшие высоты. С другой стороны, не буду скрывать, я отношусь к Исинбаевой с большой симпатией. Это яркая личность, которая может дать очень многое спорту вообще и легкой атлетике в частности. К тому же она сильно напоминает меня самого в молодости.

Теперь дела Исинбаевой ведет маркетинговая фирма Podium из Монако, к которой вы тоже имеете отношение…

Прямого отношения к Podium я не имею, выступаю только как ее консультант. Эта фирма принадлежит моим французским друзьям, с которыми я знаком много-много лет. Еще работая в МОКе, я понял: для многих спортсменов очень остро стоит вопрос правовой помощи. И когда с Леной возник разговор на эту тему, я рекомендовал ей своих друзей.

Помимо работы в МОКе вы еще занимаетесь бизнесом. Можете назвать себя состоятельным человеком?

У каждого свое представление о состоятельности. Но я, естественно, не бедствую. Спорт принес мне только начальный капитал, остальные деньги дал именно бизнес. В свое время я открыл хлебобулочный завод, фирму по производству канцелярских принадлежностей, сеть магазинов и бензоколонок. В то время как остальные вывозили капитал из страны, я, наоборот, ввозил заработанные деньги. Естественно, всю конкретную работу ведут нанятые менеджеры, управленцы. Я занимаюсь только стратегическими направлениями, решением глобальных вопросов и, естественно, проверкой результатов.

Одно время вы были советником бывшего премьер-министра Украины Виктора Януковича. После смены власти в стране гонений не началось?

Сергей Бубка попрощался с большим спортом, но не покинул егоЗнаете, нет. Я ведь не сделал ничего плохого ни стране, ни людям. Почему со мной кто-то должен сводить счеты? По той же причине у меня остались хорошие отношения и со многими россиянами. Во времена СССР меня никто не ущемлял из-за национальной принадлежности, и сейчас я не чувствую к ним никакой неприязни.

Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...