Когда три года назад Польша объявила о введении визового режима с Россией, тогдашний глава приграничного Багратионовского района Калининградской области предложил поставить на российско-польской границе памятник челноку. Десять пачек сигарет и бутылка водки за пазухой — такова была концепция монумента, призванного увековечить память обреченной на гибель профессии.
Спустя три года памятника в Багратионовске корреспонденты «Огонька» не обнаружили. Зато в большом количестве обнаружили его прототипов — в очереди на автомобильном таможенном переходе. Один ряд для россиян, три — для поляков: челночат не только наши. Багажники и тех, и других забиты делом рук безвестных китайских промышленников — желтыми пачками сигарет «Джин Линг» по цене 3 доллара за блок. В соседнем польском Бартошице, куда направляется очередь, тот же блок стоит уже 20 долларов.
ГОСУДАРСТВЕННО ГОВОРЯ
— Водителем в райпо у нас работал, — кивает Александр Петухов, начальник комитета по экономической политике Багратионовской райадминистрации, на мужчину за рулем проезжающего через таможню «фольксвагена». — Теперь сам на иномарке, у сына «мерин». На сигаретах поднялся.
На сигаретах, а также на водке и бензине, которые стоят в соседней Польше в разы дороже, поднялся, собственно, весь Багратионовский район. Десять лет назад торговать за границу ездили процентов 90 жителей. Теперь эти жители вспоминают, как учителя после работы, милиционеры после службы брали с собой норму — блок сигарет и две бутылки водки, проезжали 10 километров до Бартошице и зарабатывали за «ходку» 10 — 15 долларов. В зависимости от наличия свободного времени «ходки» осуществлялись от двух раз в неделю до двух раз в сутки. Багратионовцы посмелее разваривали бензобаки, заливая туда до 100 литров топлива, и провозили не один блок сигарет, а 10 или 100. У некоторых из них сейчас не только по две иномарки в семье, но и квартира в Калининграде. При этом они продолжают возить сигареты.
А вот с головой в цивилизованный бизнес, накопив первоначальный капитал, ушли немногие. Больше всего в Багратионовске любят рассказывать про бывшего челнока, вложившегося накануне юбилея Калининграда в биотуалеты. Есть еще несколько владельцев кафе и магазинов — а больше и вспомнить некого.
Строго говоря, то, на чем поднялся Багратионовский район, — это даже никакой не челночный бизнес, а самая обыкновенная контрабанда. Но это слово в Багратионовске не в ходу. «Конечно, если смотреть с государственной точки зрения…» — периодически вспоминали чиновники в районной администрации, рассказывая корреспондентам о приграничной жизни. Имелось в виду, что контрабандисты налогов с дохода не платят и вообще государство обманывают. Но чувствовалось, что смотреть на жизнь с государственной точки зрения неудобно и непривычно даже чиновникам. Потому что когда в мае, после визита Путина в Польшу, польские таможенники вдруг ожесточились и стали досматривать всех подряд, то выручка Багратионовского райпо, к примеру, моментально упала в разы, отражая снизившуюся покупательную способность населения. До государственных ли тут интересов?! И если бы таможня хотя бы платила налоги в районный бюджет… Так ведь нет, весь доход забирает бюджет федеральный. «А нам остаются только позор, стыд и разбитые дороги», — печалятся в администрации.
Вот и новые правила, придуманные в Москве, — больше 35 кг не ввозить, чаще чем раз в месяц не ездить — здесь никто не оценил. «Кому надо, тот найдет способ провезти свое, — уверен замглавы администрации Николай Кустов. — И заработает на этом только таможня. А потребителю лучше не будет — цены вырастут, вот и весь эффект».
ОЧЕНЬ ОТЕЧЕСТВЕННЫЙ ПРОИЗВОДИТЕЛЬ
Чиновники районной администрации периодически тоже ездят в Бартошице, но по делам сугубо государственным — например, играть в футбол с коллегами из соседних районов Польши. Деньги на это дело выделяет Евросоюз в рамках программы приграничного сотрудничества. В этих же рамках несколько лет назад была создана ассоциация приграничных органов местного самоуправления еврорегиона «Лына-Лава» (в честь одноименной реки). «В приграничных районах Калининградской области и Польши должно развиваться производство, а не челночный бизнес», — торжественно заявили члены ассоциации на ее первом заседании в октябре 2003 года. Правительство тоже мотивировало новые правила беспошлинного ввоза товаров необходимостью поддержки отечественного производителя. Кто же они, адресаты этой неустанной заботы?
Корреспонденты «Огонька» отыскали в Багратионовском районе трех отечественных производителей. Заняты они изготовлением простой человеческой пищи: колбасы, мяса и хлеба. Ничего более промышленного в районе нет, равно как и нет совместных российско-польских предприятий. Зато с точки зрения происхождения капитала Багратионовск — совершенный слепок нашей необъятной Родины: владелец колбасного цеха — москвич, владелец зверосовхоза — бывший первый секретарь райкома. А владелец элеватора и пекарни — бывший сотрудник службы безопасности янтарного завода. Вечные истины — «что охраняем, то и имеем», — они на то и вечные, чтобы не устаревать от смены режимов.
Сигаретами Сергей Жиленко, производитель багратионовского хлеба, тоже торговал, но сразу в промышленных объемах, фурами. Потом на лакомое место пришел серьезный московский бизнес образца середины 90-х и… В общем, невыгодно стало заниматься сигаретами, и Жиленко, отставной военный, предпочел диверсифицировать капитал. Весь топ-менеджмент хлеборобов — тоже люди в прошлом армейские. При этом владельца ООО «Ж С В.», видимо, стоит счесть романтиком. На вопрос, почему, оставив сигаретно-водочный бизнес, он купил именно элеватор, Сергей Вячеславович отвечает: «Хотел растить хлеб». Всему производству нет еще и полгода, так что нынешняя мука для багратионовского хлеба делается из зерна, выращенного в соседнем районе, но уже на будущий год Жиленко засеет свои поля. Работают у него 200 человек. Зарплата — от 8 тысяч до 30 тысяч рублей, что по багратионовским приграничным меркам не так уж много. Зачем же эти 200 пожертвовали контрабандным доходом? «Унижаться надоело», — уверенно отвечает Жиленко.
В планах у него — строительство частной ветки железной дороги и собственного перегрузочного таможенного терминала. Все уже просчитано, строительство начнется через три года. «И тогда я деньги буду делать буквально из воздуха». Корреспондент осторожно поинтересовался: а разрешение в Таможенном комитете?.. А москвичи?.. «Девочка моя, — ответил Жиленко, — посмотри на меня и скажи честно: я похож на человека, который проигрывает?» Ваш корреспондент честно сказала, что не похож. Впрочем, через три года не грех и проверить.
На вопрос, нужно ли ему как отечественному производителю что-нибудь от государства, Жиленко машет рукой: «Пусть не мешают».
ОБУВШИЕ СТРАНУ
История с багратионовским памятником была, судя по всему, исключительно пиарной, а потому короткой: про идею забыли, как только ее автор ушел на повышение в администрацию области. Прогнозы, что после введения виз на плаву останется не больше 10% челноков, тоже не оправдались. В первый же месяц польское консульство в Калининграде выдало 25 тысяч виз, что практически равно количеству жителей Багратионовского района.
Но багратионовские челноки, с памятником или без, — это не вполне классическая история. Классическая — это, как известно, клетчатые сумки-баулы, которые загружаются польским (турецким, китайским) ширпотребом, и преимущественно женщины, которые на себе таскают эти баулы по автобусам и чартерным авиарейсам. На калининградском рынке такие еще есть. Но немного.
— В 2004 году в области было зарегистрировано 23 тысячи частных предпринимателей. В прошлом году из них прошли перерегистрацию только 12 тысяч, — рассказывает директор центрального рынка Иван Зубко, плакатами с изображением которого оклеены все торговые места и прилегающие помещения, потому что в марте Иван Иванович хочет стать депутатом областной Думы. — Отдельной статистики по челнокам, конечно, никто не ведет, но их число, безусловно, сокращается.
Челноки — это, надо сказать, московское слово. В Калининграде на него обижаются: сами герои предпочитают называть себя бизнесменами или чэпэшниками — от ЧП, частный предприниматель. У клетчатого баула тоже есть свое название — сумка оккупанта (сказывается, видимо, своеобразие недавнего исторического прошлого города). Но эволюция затронула не только терминологию. Снизилась рентабельность бизнеса — о прежних 200 — 300% речи уже нет, максимум 70%. Труднее стало начинать: места поделены, таможенники тоже. Изменилась география: если раньше ездили в Польшу и летали в Турцию, то теперь почти все выгоднее возить из Москвы. Не в смысле товары московского производства, а в смысле, что закупить в Москве партию польских или китайских тряпок проще и дешевле, чем привезти из-за границы, если только ты не оптовик со связями.
Да и собственно покупателей на рынках становится все меньше: люди перебираются под крыши и в магазины. Рынки по обе стороны прилавка превращаются в место обитания тех, кому не слишком повезло в жизни. Разорившихся челноков, как врач Валера лет 45, не переживший дефолта: теперь он просто торгует шапками, которые возит его более удачливый друг. Пенсионеров, как бабушка Галина Иосифовна, которая продает сделанные своими руками мягкие игрушки: у нее дочка работает на фабрике искусственного меха в Белоруссии, ей там зарплату мехом выдают, а фурнитуру соседи по рынку привозят по дружбе из Польши. Просто тех, кто больше нигде не нашел себе применения, как бывший спортсмен Володя, который со спортом из-за проблем со здоровьем завязал, а что еще делать, не знает. Стал помогать маме, которая уже лет 10 возит шмотки из Турции.
Может быть, поэтому паники среди торговцев на калининградском рынке в связи с новой правительственной инициативой мы не заметили. А чего паниковать? За последние 10 — 15 лет они повидали и пережили столько, что так просто их не испугать. «Если тебе зарплату уменьшат на тысячу, ты выживешь? Выживешь. А если на две? Тоже выживешь? На пять? На десять? А если тебя вообще зарплаты лишат? Все равно ведь выживешь», — объяснял корреспонденту Юра, самый официальный на калининградском рынке дилер Adidas. Они рассказывают профессиональные анекдоты про таможенников, предупреждают, что все издержки компенсировать будут ценой товара, и удивленно качают головами: «Какие отечественные производители? Вы таких знаете?»
— В Советском Союзе при жизни памятники ставили только дважды Героям. Но наши челноки уже заслужили, — уверен директор рынка Иван Зубко. — Это ведь они одели и обули страну в самое тяжелое время — в середине 90-х.
Кому же и чем этот изрядно поредевший отряд помешал теперь, мы так и не поняли. Но все же внесли свою лепту в поддержку отечественного производителя, купив за 200 рублей у бабушки Гали мохнатого зайца с белорусской шерстью и польскими пластмассовыми глазами.
Великий вьючный путь
Челноки в России не протянули и 20 лет. Однако за это время вчерашние инженеры НИИ с неподъемными баулами на плечах преобразили страну. Правда, их тоже теперь не узнать: запуганные фарцовщики стали респектабельными представителями среднего класса
1987 — в СССР разрешается индивидуальная трудовая деятельность. Появляются первые кооперативы, а на Рижском рынке столицы начинают в открытую торговать импортной одеждой.
1988 — открытие варшавского вещевого рынка в Бресте, что можно считать зарождением челночного движения.
1989 — в Бангкоке (Таиланд) открывается «Бабий маркет» (на самом деле «Бобе маркет»), откуда поляки везут к себе и в Россию качественную и дешевую джинсовую продукцию. Здесь шили и продавали обувь, белье, детские товары, куртки-«аляски».
1990 — слово «челнок» входит в русский лексикон. Чуть позже оно появляется и в других — от китайского и арабского до западнославянских.
1991 — распад СССР и начало свободного выезда людей за границу. Челноки осваивают три направления — Китай, Турцию и Польшу.
1991 — поезд Пекин — Москва превращается в рынок на рельсах. Китайские власти, доведенные до белого каления драками у билетных касс и тюками в вагонах, вводят строгие ограничения — не более 35 кг на пассажира. Челноки забывают о Транссибирской магистрали и пересаживаются на самолеты, дав колоссальный толчок развитию столичного аэропорта Домодедово. Многие уверены, что он возродился благодаря челнокам.
1992 — первый чартерный авиарейс из Внуково на Стамбул. Через три месяца объемы авиаперевозок выросли в 12 раз.
1992 — организуется первый чартерный рейс в Египет.
1992 — в Таиланде появляется сеть карго-контор — пересылочных предприятий, оформляющих и отправляющих грузы по любым адресам. Половина карго обзаводится русскоговорящими операторами.
1993 — российские челноки открывают для себя рынок мехов и золота в Дубае (ОАЭ). Часть челноков переориентируется на Италию. Посадка первого чартерного рейса с русскими челноками на базе НАТО в Римини производит сенсацию в Европе.
1993 — российские туристы впервые едут на отдых в Турцию. Вчерашние челноки открывают Анталью — тогда никому еще не известную деревню. Всего за 1993 год в Анталье отдохнули 2300 россиян.
1994 — расцвет челночной торговли. По официальным подсчетам, общий торговый оборот челноков достигает 12 млрд долларов. В Москве насчитывается более 2000 фирм, предлагающих шоп-туры в разные страны мира. Всего челночным бизнесом занято не менее 4 млн россиян.
1995 — начало упадка челночной торговли. На вокзале Варшавы избивают группу торговцев из России. После этого многие отказываются от поездок в Варшаву и переориентируются на Турцию. К концу 1995-го иссякает поток челноков и в Таиланд.
1996 — Правительство РФ ради защиты интересов крупного бизнеса принимает постановление, ограничивающее беспошлинный ввоз товаров — бесплатно можно ввозить лишь 50 кг груза на сумму 1000 долларов.
1998 — дефолт. Около половины челноков разоряются, треть — меняет профессию: одни налаживают оптовую торговлю, другие меняют географию поездок — теперь вместо Турции или Италии за товаром можно съездить на оптовые рынки Москвы.
2003 — Правительство готовит постановление «О мерах по усилению регулирования ввоза товаров», в котором отменяются все льготы для физических лиц на ввоз промышленных товаров.
Челнок уплыл
«А чего с челноками бороться, когда их и так уже нет?» — считают таможенники на границе России с Украиной
Таможенный пост железнодорожной станции Брянск-I. Инспекторы обыскивают потолочные перекрытия, туалеты и мусорки, граждане покорно протягивают сонными руками паспорта и сами подтягивают дорожные сумки поближе к таможеннику. Начальник смены, старший таможенный инспектор Сергей Сацук сочувствует корреспонденту: «Напрасно вы ночь потратите. Я бы с удовольствием организовал вам челноков, да где их теперь возьмешь?! Это ж раритет...»
Последняя, изрядно оскудевшая уже волна была в 2000 — 2003-м. Молдаване и украинцы везли от нас дешевые тряпки и обувь, а к нам — продукты и посуду. Два года назад им на предприятиях зарплату выдавали посудой и постельным бельем. Еще сахар везли к нам мешками. Наши с удовольствием покупали: на треть дешевле все же. А сейчас сахар стал у них дороже, чем у нас.
Потом возить в массовом порядке стало невыгодно, потому как взлетели и цены, и таможенные пошлины, и стоимость всяких прочих платежей…
— Так с помощью «прочих платежей» ведь можно? — осторожно спрашиваю, закрывая блокнот.
— Это не такое массовое явление, как вам кажется. Нас проверяют, над проверяющими свой контроль. Потом люди чего-то предлагают, а потом жалобы пишут. С 1995 по 2000 год сменилась половина инспекторов.
Сейчас, по словам Сацука, основные челноки — это лимитчики, отработавшие в Москве. Везут домой кто чего уволок: хохлы — гвоздики-шурупчики, молдаване - наидешевейшие тряпки вплоть до стоптанной обуви, явно со свалки…
— Челноки у нас сейчас такие… — Сергей Иванович надевает очки и открывает рабочий журнал. — 249 блоков сигарет в черниговском поезде 7 ноября. Через три дня — 415 коробок медикаментов и 650 CD- дисков на вывоз из России. Еще через три дня — 220 зарядников для мобильных в поезде Киев — Москва. И в этот же день 75 бутылок виски и ликера в поезде Одесса — Москва. На следующий день у проводника нашли 37 000 резисторов на 18 000 рублей. Как видите, день на день не приходится.
Жалкие остатки настоящей армии брянских челночников ездят сейчас только на Черкизовский рынок. «Бывшая» Лилия Викторовна, ныне пенсионерка, поведала о реальном деле. В Харькове есть место, где можно взять шикарные куртки по 500 рублей. Ее знакомая оттуда везет их в Москву и продает на Черкизовском уже по 800. А Лилия Викторовна закупает у нее и в Брянске продает по 1500 рублей. У черкизовской знакомой — десятилетняя дружба на всех постах со всеми службами и оборот 30 000 долларов. А маленький человек Лилия Викторовна дальше Москвы — никак.
— А вот если бы правительство наше не придумывало всякое, чтоб «маленьких» обижать, то в Брянске в полтора-два раза дешевле можно было бы одеваться, — уверена Лилия Викторовна.
Крупный же бизнес, по ее рассуждению, поступит так. Наймет не одного, а двоих, пятерых, десятерых перевозчиков. Каждый из них незадекларированным образом провезет по 35 кило товара, тем самым свято исполнив волю правительства. А увеличившиеся расходы заложит в стоимость товара. Дороже станет барахло. И расплачиваться за борьбу с челночничеством по-любому будет покупатель.
ЕЛЕНА ВОРОБЬЕВА, БРЯНСК