Дед мой, военный комиссар, Георгиевский кавалер, воевал с 1914 по 1945 год, был ранен, спасал людей от смерти. Моя бабушка в годы Гражданской воевала рядом с ним. Вместе с дочкой она гасила зажигательные бомбы на крыше своего дома во время Ленинградской блокады. Погиб брат моей матери, сапер, офицер, защищая Ленинград. Мой отец, солдат и офицер, был не раз ранен, осколок вошел рядом с его сердцем.
Уважая деда, отца, я послушно любил армию. Особый катарсис испытал при боевой тревоге. Меня, заправщика, «старики» воткнули под наполнительный рукав первой ступени боевой ракеты в подземном «стакане», нацеленном якобы на Берлин. Яро я качал спиной груз противовеса! Не по уставу — зато в сто раз быстрей! После лживых слов твердого офицера мы верили: надо как можно срочней защитить Чехословакию! На нее снова напала Германия!.. То, что на самом деле на Чехословакию напал СССР, мы узнали, когда заправили три ракеты.
Ненавижу сегодня войну! Армию любой державы она обращает в людоеда. «Голая пионерка» — не о войне. Она обо мне.
Патриотизм — вещь не идеологическая. Патриотизм человека рождается в детстве, когда слово «идеология» ему не ясно. Это как у Канта: «Звезды над нами и нравственный закон внутри нас». Я, пятилетний мальчик, с таким же кантовским звездным восторгом ощутил мирную суть Родины — честное безгрешное счастье. Счастье по имени Шувалово — поселок под Ленинградом, где жил я в избушке, снимаемой бездомными после войны моими бабушкой и дедом. Работая в Ленинграде учителем литературы, испытывая как бы детский бесконфликтный звездный момент единения с миром, я сдерживал стыдные слезы. Но не смог удержать их, оказавшись участником экспедиции «Ледовый патруль» в солнечный июльский день на мысе Дежнева, где слышал, как в Беринговом море киты поют о любви — будто струны гитар.
Такие же слезы предательски выползли мне на нос, когда после десятилетнего страха перед моей книжкой «бесцензурная» Родина выпустила мою фригидную, к ее счастью, «Пионерку» в свет — душевной десницей питерского издательства «Лимбус». Мы, русичи, в последний век привыкли волей-неволей плакать, как Савраска, забитый нагайкой.
Служит Родине тот индивид, который до мозга костей подчиняется собственному таланту. Ученый, поэт, слесарь, военный… Сегодня мне, как всей Родине, необходим российский интеллигент, способный при своем мощном творчестве и анекдотическом заработке действовать в интересах собственного таланта, а не чужого доллара. Надеюсь, встречу… Не душить свой бесценный дар прозорливой доходной хитростью, а взрастить его, подарить человечеству, — и не останется у нас долгов перед Отечеством. Но для этого надо любить именно Отечество, а не каменный его лик, который нам под видом патриотического воспитания навязывают. В пору, когда у Китая или Ирака «каменный лик» торжествует, патриоту подобной державы остается быть «голым пионером». Есть, понимаете ли, не только долг человека перед Родиной, но и ее долг перед человеком. Он заключается в том, чтобы сбросить свою вековую каменную маску Ивана Грозного, Чингисхана, Гитлера, Сталина. Явить лицо своего раскрытого сердца.
Идеологическая машина любой, не только нашей страны тщательно шлифует свою работу жерновами в единственном случае: население согласно стать ее жертвой. Жертвой фантомному социальному божку, какого никакой народ не видел уже много веков. Во многих странах Евразии этому божку верно служат рудименты внеисторического их прошлого. Может, и прав был Дарвин, ставя меж человеком и приматом чуть ли не знак равенства. Как сообщил нам Фрейд, «идеологическая машина», то есть «внутренняя политика» приматов, жива до сих пор. Вожак стада приматов любой национальности ведет стадо «светлым путем» от войны к войне. Отбирает снедь у подчиненных рабов. Он подвергает остракизму «диссидентов», пытающихся овладеть самкой из его гарема либо свергнуть вожака, занять его престол… В первую половину двадцатого века рабы были в России главным питанием государства. Особенно в годы войн. Я не политик, а просто шуваловец. Критиковать исключительно Сталина, Ельцина, иных политиков планеты я считаю сегодня делом наивным. Кроме практического сострадания, проявляемого человеком в конкретной помощи землянам, ничем иным мы никому не поможем. Ни на мысе Дежнева, ни в Нью-Йорке. О всех политиках мира скажу лишь пару слов, противоположных европейскому общему месту. Политики получают во власть такую страну, какую они заслужили.
«Кен гу ру», — ответил коренной патриот Австралии древнему завоевателю, спросившему, как называются длиннохвостые прыгучие животные с детскими ручками. Ответ аборигена означал: «Я не понял, что ты сказал…» Кенгуру, к моему оптимизму и горечи. Опираясь на пружинящий хвостище своего прошлого, Россия прыгнула в «перестройку» с оптимизмом кенгуру два десятилетия назад. Стремительный рывок превратился в медленный полет. Торжествовать по этому поводу у меня не выходит. Я могу только желать — себе и вам. Себе — закончить два новых романа. Вам — здоровья, а также резких успехов в боевой и политической подготовке! Остаюсь сержантом в вашем запасе.
