ЛЮБОВЬ И КАРТОШКА
Марине было неловко говорить о своей любви. Не находилось нужных слов. По советским законам ухаживания мальчик должен был догадаться о ее чувствах и проявить какую-то инициативу. Но мальчик был американцем. Он улыбался всем девушкам института, даже парням, не говоря уже о преподавателях. Он вообще постоянно улыбался, этот Алекс, это ясноглазое, белозубое, наивное чудо в кроссовках и с кассетным плеером, непонятно откуда появившееся в серой осенней Москве 1983-го андроповского года. Точнее, понятно откуда. Организация по студенческому обмену IREX прислала в СССР филологов, зачем-то желающих лучше изучить русский язык и приобщиться к Ленинской библиотеке. Жили они в специальных секторах общежитий, куда простых смертных не пускали: за «приставание к иностранцам» могли и посадить. К тому же к каждой группе был прикреплен специальный человек из комитета комсомола, который зорко бдил иностранную нравственность. Так что Марина не знала, как подступиться к этому Алексу Ворфингтону. Нет-нет, они здоровались, говорили о литературе, он даже иногда рассказывал ей о своей жизни, о бывшей герл-френд, забыть которую, собственно, и пытался, сбежав в Россию. Она слушала, кивала, злилась: «Вот дурень. Неужели не видит, что нравится мне?» — и, само собой, тайно писала стихи. Она не могла понять, что с ней происходит. Любовь — странная штука. Когда это случается с другими — ты мало что понимаешь, еще меньше — когда это происходит с тобой.
Так бы, наверно, все и закончилось: Марина повздыхала бы, поплакала бы месяцок в подушку, а потом вышла бы замуж за советского инженера и стала в очередь на квартиру. Но их послали на картошку. Случай уникальный — иностранец не имел права отъезжать более чем за 40 километров от места учебы. Но для Алекса сделали исключение: он писал диссертацию по фольклору. В общем, мелкая колхозная картошка, как это обычно и случалось со студентами, их сблизила. Днем они изображали полное равнодушие друг к другу — опасались стукачей. А ночью обнимались и ссорились из-за политических разногласий: Алекс был уверен, что душманы — это борцы за свободу и независимость, а Марина настаивала на том, что Куба — оплот демократии.
ЛЮБОВЬ И ЗАКОН
Шила в мешке не утаишь, разумеется, про роман узнали. Марине пригрозили серьезным взысканием по комсомольской линии. Не то чтобы она кому-то мешала, просто тогда все делалось на всякий случай. Ее пару раз вызывали в КГБ побеседовать. Особо не пугали, просто расспрашивали о «друге»: «Как вы считаете, мистер Ворфингтон и вправду занимается филологией? Вы ни разу не замечали за ним никаких странностей?» Даже чаем угощали. А потом Алексу не продлили визу.
Они в панике кинулись жениться через полгода после знакомства, думали, что тогда у мистера Ворфингтона появятся основания для того, чтобы остаться в СССР. Но в загсе вежливо сообщили, что их сочетают браком только через два месяца — в порядке очереди. Пришлось давать какие-то дикие взятки, и хоть заведующая все-таки расщедрилась и расписала их, визу все равно не продлили. «Не волнуйся, — успокаивал Марину свежепоженившийся муж и по совместительству подозреваемый в шпионаже американский гражданин, — тебе выдадут визу невесты, и ты приедешь ко мне. Мы встретимся очень скоро. Очень».
Они не догадывались, что чиновники уже решили, что это «очень» не наступит для них никогда. Алекса выслали из страны, а Марине не выдавали даже загранпаспорт. В отказе так и писали: «В связи с напряженными отношениями между США и СССР». А когда в университете узнали, что она вышла замуж за американца, то ее выгнали из комсомола, а заодно и из самого университета. На всякий случай. На работу ее тоже никто не брал, и она стала заниматься криминальным бизнесом — фарцовкой.
Два года жили в полной неизвестности. Надеялись, что вот-вот оформят документы. Нужно только подождать, потерпеть. Алекс бился как рыба в чайнике — все надеялся, что тамошние сенаторы ему помогут. Куда там. У сенаторов была своя политика, а журналисты соглашались писать обо всей этой истории только под соусом «история жертвы КГБ». Согласиться на это он не мог: Марину в России могли бы упечь в сумасшедший дом, а то и куда подальше.
Они писали друг другу письма, которые иногда приходили вскрытыми — кагэбэшники даже не утруждали себя заклеиванием. Раз в неделю созванивались, но связь почему-то отрубалась на второй минуте. Они успевали сказать только главное: «Я люблю тебя. Я скучаю. Я жду».
ЛЮБОВЬ И РОДИНА
В конце концов Марина решила, что больше не в силах тратить свою молодость на чиновничий маразм, и попросила своего знакомого шофера-дальнобойщика, который ездил в Финляндию, позвонить Алексу и предупредить его, чтобы он такого-то числа ждал ее в таком-то городе (где именно — она не говорит до сих пор). Для шофера это был огромный риск, так как его тоже пасли со страшной силой, но он все же согласился. А Марина нашла какого-то типа, допустим, дядю Ваню, который регулярно пересекал советско-финскую границу: туда таскал на продажу водку, а оттуда — порножурналы. Все, что накопила за годы фарцы, Марина отдала ему. Чтобы перевел ее «на ту сторону». К мужу.
К переходу она готовилась, как профессиональный диверсант: консервы и сухари, ножи, компасы, флаконы с какой-то химической гадостью для сбивания собак со следа. Дядя Ваня достал из сарая две складные лестницы, сделанные из пластиковых трубок. К лестницам крепились ремни, чтобы их удобно было нести за спиной. «По топи границу переходить будем, — пояснил он мрачно — Там пригодятся».
Марина, исключенная из комсомола, но все еще верная его идеалам девочка, чувствовала себя предательницей: оба ее деда погибли на войне за Родину, а она собралась из этой Родины бежать. Но ведь бежала она не куда-нибудь, а к любимому. В общем, целую неделю она не могла спать и есть. То твердо решала: «Все, я иду», то так же твердо отказывалась. Как сказали бы психологи, у нее наличествовал внутренний конфликт. К тому же она не доверяла дядя Ване. Вдруг он никуда ее переводить и вовсе не собирается? Вдруг выдаст пограничникам, мол, встретил тут какую-то дуру в лесу. А что? Деньги-то уже получил.
Но дядя Ваня не обманул. Шли они несколько дней. Ни развести костер, ни нарубить лапник, чтобы согреться, не могли: по зарубкам и кострищам легче всего вычислить нарушителей. Саму границу буквально переползали по топи, пять километров. «Как только засасывать начнет, сразу будет гать, — объяснял проводник. — А потом через каждые десять метров нужно будет в сторону отпрыгивать. Для этого лестницы нам и понадобятся. По ним будем с кочки на кочку перебираться. Запоминай: если увидишь, что трава на кочке темная, значит, за нее можно цепляться. А там где посветлее — опоры нет, сразу на дно пойдешь».
Финских пограничников тоже нужно было бояться как огня: Финляндия по договору была обязана сдавать всех перебежчиков назад. Но Марине повезло. Алекс встретил ее в условленном месте и сразу потащил в американское посольство, где ее оформили как беженку и дали политическое убежище.
Сейчас у них все хорошо, у этих двоих. Марина окончила в Штатах университет, родила двоих детей и теперь работает менеджером в гольф-клубе. Алекс преподает в университете русскую литературу и подрабатывает переводчиком на всяких международных конференциях. В том числе и в НАСА. По мотивам их истории написана книга, которая выйдет в России через несколько месяцев (Э. Барякина «Заговор молчания». Издательство АСТ). Вместе с детьми супруги Ворфингтон были несколько раз в России, общались с родственниками и друзьями. На вопрос: «Где теперь твоя Родина?» — Марина отвечает банально, но искренно: «Там, где любимый». А Алекс называет праздник всех влюбленных — День святого Валентина — днем святой Марины.
Ах да, теперь они не расстаются ни на день. Нервничать сразу начинают.