Даже в темных очках, Шарапову узнавали всюду |
Везет (или не везет) не только людям, но и прочим одушевленным и неодушевленным предметам и даже таким явлениям, как, например, виды спорта. Вот взять теннис, нет в нем прыжков намного выше головы, нет головокружительных пируэтов и смертельного риска, как в «Формуле 1» или в покорении Эвереста, а миллионы людей в мире сходят по нему с ума и платят за благоговейное созерцание происходящего на кортах огромные деньги.
Этим можно оправдать эйфорию, в которую впали отечественные СМИ по поводу приезда Марии Шараповой. Первая половина октября прошла в России под ее знаком, о ней писали и вещали больше, чем обо всех других ньюсмейкерах, вместе взятых. Второе место по частоте упоминаний в прессе занимал скорее всего отец теннисистки Юрий. Каждый шаг Марии, каждый поворот ее головы был отслежен и запечатлен строкой и кадром. Маша смотрела на москвичей одновременно с двух сторон улицы - с двух разных рекламных билбордов. «Маша сказала», «Маша позавтракала», «Маша почистила зубы», «Маша спела с «Уматурман», «Маша познакомилась». Сам грешен - это я познакомил Марию с Павлом Буре во время приема, устроенного в честь нее «Моторолой», о чем сразу же было сообщено газетами.
На всем этом фоне стало вроде и не важно, как же Мария сыграет в теннис, ради чего в основном и приехала в Москву. О ее предстоящей победе на Кубке Кремля журналисты и другие полупрофессионалы говорили как о факте почти состоявшемся, оставалось лишь дождаться финала в одиночном разряде, назначенного календарем на 16 октября. В честь этого VIP-трибуны спорткомплекса «Олимпийский» были надстроены до рискованной высоты и стали весьма шаткими, а стоимость билета на финальный день достигала $1000.
Впервые представ перед отечественной публикой, Маша сразу же начала сокрушительно проигрывать Анне-Лене Гренефельд - 1:6 в первом сете, 1:4 во втором… Злые языки говорили, что все это было запланировано папой Юрой: показались Москве, выполнили обязательства перед спонсорами, познакомились очно с Буре, можно и назад, на вторую родину, в США. И тут провидение вступилось за московскую публику, жаждавшую бесконечно лицезреть Машу на корте и вне его. Анна-Лена в буквальном и переносном смысле оступилась на ровном месте, подвернула ступню, начались слезы, милые девичьи гримасы страдания, попытки вернуться на корт с замороженной ногой. Маша в это время тихонько топталась на корте, разминалась и о чем-то сосредоточенно думала, а зрителям и этого, казалось, было достаточно от нее. Хотела этого Маша или нет, но соперница вызвала лишь аплодисменты сострадания и покинула арену. Через день Шарапова играла в четвертьфинале с Динарой Сафиной, и казалось, что теперь-то уж первая ракетка мира покажет, на что способна. 6:1, Динары вообще не было видно на корте, были лишь слышны ее пронзительные стоны отчаяния. Но Сафина скопила всю свою злость, ее крики уже не были стонами, а были рычанием юной пантеры, и Шарапова потихоньку отступила - 4:6, 5:7... Улетела наша Маша к себе в Америку.
Турнир с отъездом Шараповой сразу сдулся. Был еще матч Дементьева - Мыскина, рутинный, как диалог двух домохозяек на коммунальной кухне. Потом Сафина проиграла французской ветеранке Пьерс. В итоге женский финал проходил без нашего участия и закончился победой итальянки Скьявоне над Пьерс. В мужском отсеке турнира Игорь Андреев победил в финале немца Николоса Кифера (десяток газет не преминули дать заголовок «Кифер скис»), оба финалиста идут сейчас в четвертом десятке рейтинга АТР. Но самое удивительное состояло в том, что народ все равно валил на Кубок Кремля, билеты не падали в цене, просветов в зрительских рядах не наблюдалось. Возможно, объяснение следует искать во внезапно наступившем ненастье, среди которого «Олимпийский» казался райским островом, где в VIP-зоне бесплатно наливали напитки с тропическими названиями. Нет, скорее всего теннис действительно везучий вид спорта, и родился он в рубашке - вернее, в тенниске.