Никого не жалко

Людям интересен не секс за стеклом, а человеческое поведение и шанс оценить себя

Только в этом году она раздевалась на лондонской сцене, судила кинофестивали в Германии и Аргентине, патронировала фестиваль искусств в Москве, а с мая ведет шоу «Большой брат» на телеканале ТНТ. О гиперактивной жизни под прицелом фотокамер актрису Ингеборгу ДАПКУНАЙТЕ расспросил Кирилл АЛЕХИН

Кирилл Алехин
фото: Александр Джус

Как получилось, что вы взялись вести шоу «Большой брат»? Вы же в Лондоне вообще-то живете, играете в респектабельном театре Old Vic.

Ингеборга ДАПКУНАЙТЕ родилась в Вильнюсе в 1963 году. Окончила Литовскую консерваторию, факультет хорового и театрального искусства. Работала в Вильнюсском молодежном театре. В 1993 году дебютировала в Голливуде в фильме «Аляска Кид». Снялась в ряде крупнобюджетных картин, в том числе в боевике «Миссия невыполнима» и в драме «Семь лет в Тибете».                                                                                               

В Лондоне другая театральная система. Там нет постоянных трупп, театры работают по схеме, которую у нас называли бы антрепризой. Old Vic планирует сезон, скажем, на полтора года вперед. Сейчас это ставим, потом это, дальше то. На каждый спектакль они заново нанимают актеров, на каждую конкретную роль. Четыре недели спектакль репетируется, потом две недели обкатывается, а потом играется восемь раз в неделю. В воскресенье выходной, в среду и субботу — по два выхода. И поэтому, работая в Old Vic, ничего больше делать не успеваешь. Я так четыре месяца отыграла — в «Клоаке», спектакль ставил Кевин Спейси.

Вы были…

Стриптизершей. Больше я его не буду играть по одной причине: он уже не идет. Мы отработали свои четыре месяца — и все! Разбежались кто куда. В Лондоне театральная система идентична системе киношной. И мне в ней легко существовать. Это мой выбор. Я либо играю, либо снимаюсь в кино, либо веду программу «Большой брат». Конечно, так не выходит: параллельно с «Братом» постоянно со мной что-то происходит.

Вот расскажите про «Брата».

Это самое большое реалити-шоу в мире. Больше нету.

И самое скандальное.

В 1994 году получила премию «Ника» за роль Кати Измайловой в драме Валерия Тодоровского «Подмосковные вечера». В настоящее время живет в Англии вместе с супругом, британским режиссером Саймоном Стоуксом. Играет в лондонском драматическом театре Old Vic

Одно исходит из другого. Потому что «Большой брат» был первым. Когда вышел первый «Брат» в Англии — а сейчас, на минуточку, идет шестой, — это было самое крупное телесобытие и вообще событие в культурной жизни. Почему? Это изменило — я не преувеличиваю! — концепцию современной культуры. Никто до этого не предполагал, что можно запустить людей в комнату, закрыть их в ней и смотреть, как они спят, едят, чешут головы, — и это будет интересно! Я недавно прочла статью по поводу шестого «Большого брата». Там спрашивают: почему мы так завороженно прикованы к телевизору и смотрим на этих людей? Нам интересен секс? Нет! Нам интересно человеческое поведение. Мы живем в культуре психоаналитиков. Поэтому мы следим за человеческим поведением, развитием отношений, следим, кто чего хочет. Мы можем говорить: да-а, вот они ведут себя так-то и так-то, но мы не такие! А на самом деле — пусть не на 100% — мы всегда ассоциируем себя с какими-то определенными ситуациями.

И вы смотрели это в Британии?

Ну конечно! От этого было никуда не деться. Это было самое большое событие! Потом там был «Большой брат» с селебрети, снимались мои знакомые, не помню даже кто…

И за московским «Большим братом» следите?

Если даже я уезжаю, то узнаю новости через веб-сайт. И я в привилегированном положении: получаю материалы, отсматриваю их… Конечно, я не смотрю его 24 часа — для этого есть другие люди, редакторы.

Вам не жалко участников — тех, кто мается за стеклом?

А почему мне должно быть их жалко?

Это же неподготовленные люди, которые попали в ситуацию, когда за ними 24 часа в сутки подсматривают. А это колоссальная нагрузка на нервы.

Вопрос ваш выдает одну вещь. Есть в английском — вы говорите по-английски? — выражение «Do not patronize!». Не думайте о них как о людях, которые не могут принять за себя решение. Они все взрослые, им больше 18, они абсолютно вменяемы и своевольно пошли на шоу. По разным причинам! Почему их должно быть жалко? Вы думаете, они другие, чем вы?

Помню, как победителя одного из европейских реалити-шоу затравила пресса и он покончил с собой. То есть там ведь жуткая психологическая ломка идет.

Я вам скажу: на это можно смотреть двояко. Конечно, может быть, им нужна помощь, тем людям, которые попали под камеры. Но это в любой ситуации. Вот кто-то проснулся звездой…

Так не бывает.

Бывает! Какой же пример привести… Spice Girls! ОК? Я просто знакома с ними. Оркестрированная, созданная команда. Однажды, в - надцать лет, проснулись суперзвездами. Огромные деньги, слава! Как вы думаете, им нужна была психологическая помощь?

Ингеборга, вы в этом разбираетесь лучше участников «Брата» — в четыре года вы вышли на сцену и с тех пор волей-неволей в центре внимания.

Я смотрю на это иначе. Я сама выбрала эту профессию, и это публичная профессия. Я вхожу в ресторан — меня узнают. Я иду в аэропорт — меня узнают. Иногда больше, иногда меньше. Я не буду говорить, хорошо это или плохо. Но я знаю, что надо этого ожидать и что я не могу, как телевизор, это выключить.

Я по работе встречаюсь с разными публичными личностями — не буду называть фамилий, — их это зачастую калечит. Выдумываются какие-то маски: на первый взгляд — общительный дядька, а как присмотришься — дрянь-человек.

Я с вами не согласна, потому что очень многие приятны!

Я помню вас в жюри Берлинского кинофестиваля, где вы пахали как лошадь, круглосуточно, помню на всяких других фестивалях — так вот вы всегда приветливы, улыбаетесь, самообладания никогда не теряете.

(Смеется.) Ни фи-га! Это же вопрос отношения. Вот у нас с вами 40 минут на интервью, осталось еще 20. Мы можем это время провести, как долг отдать. А можем интересно побеседовать, чай попить, да? Это же настрой в голове, правильно?

Выходит, временами вы собой не владеете?

Мы живем в культуре психоаналитиков. Поэтому мы следим за развитием отношений, кто чего хочет

Бывает, ну что вы, бывает. Обычно это связано с физическим состоянием. Хотя… Я всегда привожу пример из картины «Война» Алексея Балабанова. Когда мы снимали сцену в зиндане, мы в нем сидели по-настоящему. Балабанов есть Балабанов — он вырыл дырку в земле, на улице жара или что-то такое, но по сюжету идет дождь. И вот мы сидим в яме, и на нас льют воду. Вы поймите, что кино снимается не за секунду! (Щелкает пальцами, демонстрируя, как оно не снимается.) Мы в яме сидим целый день — Сережа Бодров, Чадов, англичанин, Федя, и те, кто играет чеченцев, сверху стоят… А на нас льют эту воду! Можете себе это представить!? Одно дело, когда тебя облили водой. Другое — когда ты целый день сидишь мокрый, в мокрой одежде, продрогший, часы напролет. Вот это было трудно! Но опять же — я могу это выдержать. Знаете почему? Есть удовлетворение преодоления. Конечно, идет: «Ты хорошо училась в школе, почему ты не стала адвокатом? Почему ты не стала дипломатом, ты хорошо учила языки? Зачем я сижу в этой яме и на меня эта вода?» Но ты просто знаешь, что все равно это однажды закончится. И это дает тебе возможность идти до конца.

Ингеборга, вернемся к тем, кто сидит в яме «Брата». Вы ведь не слишком честны: все-таки состоявшаяся актриса, сильная, со стержнем в спине. А им по 18 лет, они пришли на ТВ и подписали какие-то контракты, не слишком понимая, что их ждет. Они просто хотели славы — вот, в общем, и все мотивы.

Человек, который поступает в Щукинское училище, его берут с первого курса играть в кино, он становится звездой… Это удача! И то же самое здесь. Только они играют самих себя. Я не спорю, я с вами согласна — у вас очень серьезный аргумент. Но я говорю о другом: вы посмотрите на это с другой стороны!

Вы не любите вопросы в духе «если бы да кабы»…

Не люблю и отвечать не буду. Хотите спросить, пошла бы я в реалити-шоу? (Улыбается.) Если бы у бабушки были яички, она была бы дедушкой.

Вы больше 10 лет живете в Британии — маленьком, островном государстве. Есть ли там ощущение изоляции — у вас, у британцев вообще?

Я могу только за себя говорить. Как я могу за Британию? Я не могу брать ответственность за кого-то! Все взрослые люди.

У вас по жизни политика невмешательства?

Вы какую цитату хотите? «Мы все умрем, это вопрос только времени и терпения»! А еще мне муж процитировал, не помню кого: «Люди говорят, что у жизни нет смысла. Они правы». Мы должны сами придумать этот смысл. Какой мы придумали — такой и вышел. Можете спорить.

Но не хочу. Расскажите лучше, как провели последнюю неделю.

(Кивает, достает из сумочки электронный органайзер и щелкает кнопками.) Откуда начинать? Ну вот, в прошлый четверг. У меня была подготовка к эфиру. Материалы, встреча с редакторами… Я покрасила волосы — вы понимаете, жизнь продолжается? — вечером встреча с ребятами из «Комеди клаб». В пятницу у меня два эфира: на Дальний Восток и на европейскую часть. Я встаю в восемь, ко мне приезжают собирать одежду и все остальное, едем в студию, там я гримируюсь, одеваюсь, в 13 часов прямой эфир, часа полтора на сон, потом мы готовимся к вечернему эфиру, который выходит в 20 часов — в 21 мы только заканчиваем. После этого я поехала на вечеринку французов Дарденов на Московском кинофестивале, там пообщалась с журналистами… В субботу я встретилась со знакомой, еще с одной, потом быстро поехала переоделась красиво, поехала еще на одну встречу, потом на вечеринку Vogue по поводу фестиваля, после этого, в час ночи, снова поехала в «Комеди клаб», где меня вытащили на сцену и пришлось выступить… Закончилось это в три утра. После этого я пошла закусила и в восемь улетела в Лондон. Там я…

Стоп-стоп! Вы свидетельствуете против себя. Описываете приятную, но все-таки напряженную суету — хотя давно можете позволить себе сидеть дома с любимым мужем.

Что вы? Как я могу сидеть с любимым мужем? Не-ет. Муж занят, и я занята!

Так что движет маховиками? Есть у вас какая-то цель?

Сейчас я нахожусь в таком периоде, возрасте, когда мне интересно очень многое. Все! Мне интересно читать книжки дома, смотреть телевизор, гулять по парку, сидеть с вами. Мне интересно общаться с друзьями, интересно в фестивалях участвовать. Не знаю… Хочется что-то делать. Я гиперактивный человек. Иногда я останавливаюсь и не делаю ничего — это бывает. У меня есть выходные. Муж научил: он на субботу-воскресенье выключает телефоны вообще.

И потом, вы помните советские времена?

Так вышло, что я их провел в Эфиопии.

А я их провела в СССР, где в каждом классе висел портрет Ленина, где спокойный внутренний страх был нормальным вполне состоянием. Страх, что что-то будет не так. А сейчас этого нет. Все можно! К вопросу о «если бы». Если бы меня спросили 20 лет назад, какой ты себя видишь через 20 лет, и рассказали бы эту вот ситуацию — где мы сейчас сидим, откуда я прилетела, что у нас на обед, — это все из сферы «очевидное — невероятное»! Конечно, тебя захватывает жизнь, крутит. Но я никогда не забываю, откуда я.

Потому и сочувствия к участникам нет, что вы многое преодолели?

Я думаю, что мир очень большой и интересный. Я люблю разные жанры. И я думаю, что люди — они свободны. Я не смотрю на них так: «Ой, бедные!» Им не по пять лет! Их никто с палкой туда не гнал. Да, они срываются, им трудно… Но послушайте, они же не в Эфиопии голодают.

В Эфиопии от голода мрут миллионы.

Вот именно! О чем мы говорим? Кого жалко?

Мы говорим с вами в почти идеальных условиях: не самое дешевое кафе, центр Москвы, вы вчера прилетели из Лондона, вас ждет машина с водителем, вам сейчас надо на съемки…

Куда вы клоните?

Вы, Ингеборга, не замечаете разницы в статусе.

А какой у меня статус? Послушайте, я по статусу не отличаюсь от вас. Бывает, приходишь куда-то и с тобой обращаются так: «Ну и че вы хотите? Ну че, мы не можем, следующий…» А потом начинают узнавать: «Так вы же Ингеборга Да-апкунайте! Конечно, мы все вам… Для вас…» И я думаю: ага, если я нормальный человек, вы со мной будете как с дрянью? Но я же с двумя руками, ногами, обычная!

 

 Мне муж процитировал, не помню кого: «Люди говорят, что у жизни нет смысла. Они правы». Мы должны сами придумать этот смысл. Какой мы придумали — такой и вышел
У меня есть очень хорошая история. Я еду из Лондона в Париж на поезде, и мне чуть-чуть помогает мальчик, который, наверное, после полиомиелита. Вагон полупустой, столики, он садится напротив меня. И вагон начинает на нас посматривать. Мальчик вынимает ветчину из пакета и предлагает мне: «Может быть, вы хотите?» Потом он идет в туалет, и кто-то говорит: «Если он к вам пристает, мы его…» Почему пристает? И тут я понимаю отношение вагона: он чем-то переболел, он чуть-чуть не такой, как мы, и к нему отношение — будто он гадость! Я клянусь, нисколько он меня не смущает, я на телефоне, решаю какие-то проблемы… Он возвращается, спрашивает: «Мадемуазель модель?» У меня стандартный ответ — я в маркетинге работаю. Тут выясняется, что он работает в соцобеспечении, ездил в Лондон туристом, все прекрасно. Он рассказывает, в какие рестораны сходить французские… Но я чувствую отношение в поезде. И когда приезжаем, встаю и говорю: «Ну что, пока?» Мне интересно общаться с ним, но еще интереснее отношение вагона: это же Запад, не мы, это в России привыкли, что инвалиды — не люди! Поэтому я дохожу до двери, разворачиваюсь и — как в кино — возвращаюсь. Беру ручку у него и пишу: «Утомленные солнцем», Никита Михалков. Возьмите кассету, я там играю главную роль». И ухожу.

А я вот четко вижу барьер. И, как правило, не подхожу к вам, не здороваюсь — понимаю, что вы всегда на виду. И если я могу оградить вас от назойливого общения хотя бы минут на пять — это уже здорово.

Вот как странно! Почему такие приятные, как вы, не здороваются? Вы бы доставили мне удовольствие! Здоровайтесь всегда, прошу.
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...