Вместе с кинопродюсером Сергеем СЕЛЬЯНОВЫМ «Огонек» ищет нового героя
НАЙТИ «БРАТА» В ЛИТЕРАТУРЕ
|
Сергей Сельянов продюсировал такие фильмы, как «Брат-2», «Сестры» и «Бумер». Теперь он возглавил жюри конкурса рассказов, который начинается на страницах «Огонька» в марте. Вместе с жюри мы будем искать современного героя. Создатель «Брата» — о том, почему его до сих пор трудно найти в книгах.
Наша нынешняя культура сильно изменилась за 15 лет. Такое ощущение, что эта культура и та вообще мало друг с другом связаны.
В советское время было ясно: истинные ценности находятся ровно в противоположном направлении от того, что было разрешено в официальном искусстве. А сейчас таких ясных ориентиров нет. Есть известный парадокс: эпоха тоталитаризма способствует развитию высших форм культуры. Сами по себе ограничения плодотворны для искусства.
Следовательно, свобода для него губительна?
Свобода — это и есть отсутствие координат. Искусство — реактивное явление, художники реагируют на все, что происходит в XX веке, в VI веке до н.э. Но самая сильная реакция — на то, что происходит сейчас. У американцев сейчас есть, на мой взгляд, шанс на рождение крупных явлений в искусстве в связи с тем, что у них возникла жесточайшая несвобода из-за всеобщей политкорректности. Это может стать источником сильнейшего вдохновения, потому что ситуацию там довели до абсурда.
Все-таки система культурных координат выстраивается не только с помощью запретов. Порой она основывается на протестной эстетике, против, например, засилья буржуазности.
Конечно. Итальянский неореализм так и возник — как реакция на засилье голливудского кино. Когда появились фильмы совершенно противоположные, это произвело оглушительное впечатление. Искусство строится или на утверждении чего-то значительного, или на протесте. То же христианство. Сначала оно нуждалось в апологетах, проникнутых великой идеей, затем появились культурно-художественные акты, связанные с переинтерпретацией идеи — например Лютер. Так и здесь, сначала утверждаются некоторые буржуазные ценности, потом с ними борются.
По-вашему, важно наличие либо пафоса утверждения, либо пафоса отрицания. Но в начале 90-х был пафос утверждения культуры, которую отвергала советская система, — восстановление искренности, справедливости.
Восстановление — ни то ни се, ни рыба ни мясо. Это формальный акт. Когда занимаются восстановлением, ничего хорошего получиться не может.
А пафос жизнестроительства?
Да, есть такой подход. Вот в Серебряном веке Белый с Блоком переписывались какими-то бредовыми с нынешней точки зрения письмами. В советское время, когда жизни было мало, искусство было больше жизни. Прошедшие 15 лет дали нам возможность ощутить жизнь. Если построение капитализма и дальше будет продолжаться, через какое-то время возникнет определенная система. А сейчас ее нет.
Может, поэтому художники пытаются разыскивать в действительности конспирологический смысл — когда не хватает системы, ее пытаются придумать?
Наверное, да. Конспирология — подмена настоящих сущностей мнимыми. Из этого можно сделать беллетристику, но произведения большого искусства вряд ли получатся. Не зря же практически все крупные кинематографисты после перестройки замолчали. Они потому и большие, что чувствуют ответственность за свои высказывания. Были попытки что-то сделать из того, что не сделано в советское время, — или доделать, или отомстить прошлому. Свобода породила полную беспомощность.
Появление рынка, по-вашему, не помогло?
Рынок сделал свою работу — появились обслуживающие литература, кино, живопись. В этих областях теперь есть иерархии, но вряд ли они породят какой-то шедевр. Я думаю, это связано с тем, что нет сейчас властителей дум. С другой стороны, нет и святых. Нет духовных лидеров.
Их отсутствие — случайное наше невезение или закономерность?
Часть вины за это лежит на лидерах нации. Есть такая мысль, с которой я согласен: высшей и конечной точкой развития отечественной культуры был полет Гагарина. В космос его запустили люди, которые стояли на плечах гигантов XIX века. Когда слова не только «писатель», но и «инженер» звучали с больших букв. Я ощущаю прямую связь между Гагариным и Достоевским. А потом мы перестали вкладывать в культуру. В Финляндии, например, когда-то сказали: у нас на гуманитарные цели — имеется в виду, конечно, и здравоохранение, и охрана труда, и литература — идет 70% годового дохода. Поэтому, сделали они довольно неожиданный для меня вывод, мы добьемся лидерства в микроэлектронике, потесним Японию. И действительно, потеснили ведь со своей Nokia. У нас Гагарин — у них электроника.
А что же Россия?
В наше общество вернулся здравый смысл. Это важно, это то, чего нам долгое время не хватало. При этом здравый смысл и искусство, в общем, — полярные вещи. Сегодня мы занимаемся тем, что пытаемся «построить» здравый смысл. Так что сейчас не лучшие времена для искусства, хотя, может быть, лучшие времена для страны.
Значит, сперва накапливается здравый смысл, потом появляется культура, протестующая против него, и все начинается сначала?
Искусство все-таки не разрушает, оно служит гармонии. Хотя, конечно, такой специальной гармонии — немножко противостоящей здравому смыслу. Искусство делается в безвоздушных сферах, так что некоторое противоречие присутствует.
|
В 90-е из нашей культуры ушло ощущение времени, эпохи. Эта ситуация закончилась, по-вашему?
В каком-то смысле, да. Я отсчитываю начало нового русского кино — а может, и культуры вообще — фильмами «Брат» Алексея Балабанова, «Особенности национальной охоты» Александра Рогожкина, «Вор» Павла Чухрая. До того времени вся наша культура была обращена назад.
«Брат» был первым примером создания современного героя.
Человек, который говорит, сейчас создам нового героя, — не художник. Телега впереди лошади — так делаются только агитки.
Однако русской культуре не привыкать самой себя конструировать, когда-то, в XVIII — XIX веках, так ее и создавали.
Да, это делают порой из подражания, чтоб было все, как у больших мальчишек. Не вижу в подражании ничего обидного. Но нельзя сказать, что я буду двадцать лет упорно учиться, а потом создам что-нибудь невероятное. Так не бывает. Иногда какие-то шестнадцатилетние сопляки делают что-то необыкновенное, не счесть тому примеров. Поэзию все пишут, как известно, до 37 лет. В кино сто лучших режиссеров создали свои лучшие фильмы до сорока лет. При этом в кино не приходят двадцатилетними. К чему это я все веду? Культуру по большей части создают молодые люди, не обремененные концепциями, идеологией, представляющие собой сгустки чистой энергии.
Но у нас сейчас постоянно затевают какие-то концептуальные проекты, например создать отечественный мейнстрим.
Все-таки это слова, не больше. Вот я, допустим, вычислил — надо снять фильм про операторов машинного доения. Я не смогу этого сделать, если у меня нет сильного чувства к этим операторам.
На рынке, на уровне энтертейнмента можно, конечно, таким образом добиться определенных успехов. Мейнстрим — это энтертейнмент, который можно рассчитать с помощью фокус-групп. Так научились действовать наши телепродюсеры. Но является ли нынешнее телевидение примером настоящего успеха? По-моему, нет. Они добились некоторого совершенства, но радует ли нас оно?
Это просто иной уровень культуры. Он не может стать основой для появления других уровней, более высоких?
Этот уровень, конечно, тоже очень важен. Произведения большого стиля подпитываются зачастую от трэша, от рекламных пауз, сленга, частушек, прибауток, шуток. Голливудские мейджоры по всему миру разыскивают идеи. Алексей Герман как-то рассказывал такую историю. «Проверка на дорогах» в Америке имела страшный успех. Герман сначала обрадовался, загордился, а потом понял причину их восторгов. Причиной был один кадр — с раскаленным пулеметом, брошенным в снег, который при этом шипит и плавится. Это для них была находка — может, потому, что у них снега меньше, — и нужно было распространить ее, внедрить в голливудские проекты. Нам периодически присылают такие вот письма: какая-нибудь компания, у которой в числе учредителей, например, Ричард Гир, Де Ниро, Роберт Редфорд, просит прислать кассету, допустим, с фильмом «Бумер». Сначала мы радовались — ух, какие люди обратили внимание. Потом стало понятно — идет мониторинг, постоянное просеивание всего на свете. Они это аккумулируют, изучают, вот, например, некий Петя Буслов в России сделал вот что-то такое, неплохо бы это употребить в какой-нибудь «Матрице-7».
Типа кадра с мобильным телефоном в машине.
Мы перестали на это вообще отзываться. Но так и работает культура — где-то внизу, в нижних своих этажах она ищет кирпичики для строительства, самообновления. Сами по себе эти наши нынешние кирпичики — разве они много собой представляют? По сравнению с нулем — да, это кое-что.
Они искали героев
Русские писатели занимаются поиском «героя нашего времени» вот уже двести лет. За это время открыто пять основных типов: «лишний человек», «нигилист», «безвольный тюфяк», «страдающий интеллигент» и enfant terrible (ужасный ребенок).
Михаил Лермонтов
ГЕРОЙ Печорин
ПРОФЕССИЯ офицер
ИДЕЯ молод, а жить незачем
ПОСТУПОК похитил черкесскую княжну
ЧЕМ КОНЧИЛ умер молодым
ЦИТАТА laquo;Тамань — самый скверный городишко из всех приморских городов России»
Иван Тургенев
ГЕРОЙ Базаров
ПРОФЕССИЯ студент
ИДЕЯ материя первична
ПОСТУПОК лечил крестьян
ЧЕМ КОНЧИЛ погиб от заражения крови
ЦИТАТА laquo;Нравится тебе женщина, так возьми ее!»
Иван Гончаров
ГЕРОЙ Обломов
ПРОФЕССИЯ чиновник
ИДЕЯ что немцу хорошо, то русскому скучно
ПОСТУПОК уволился с работы
ЧЕМ КОНЧИЛ женился
ЦИТАТА «Это я по сырости поеду! И чего я там не видал?»
Борис Пастернак
ГЕРОЙ Живаго
ПРОФЕССИЯ врач
ИДЕЯ интеллигент и советская власть несовместимы
ПОСТУПОК ушел в партизаны
ЧЕМ КОНЧИЛ умер от сердечного приступа
ЦИТАТА «Жизнь куда выше наших с вами тупоумных теорий»
Эдуард Лимонов
ГЕРОЙ Эдичка
ПРОФЕССИЯ безработный
ИДЕЯ жизнь в любой стране бессмысленна
ПОСТУПОК секс с афроамериканцем
ЧЕМ КОНЧИЛ не написано
ЦИТАТА «Я перевернулся, приподнялся и сел. Мы стали целоваться»
|
Всеволод БРОДСКИЙ
В материале использованы фотографии: FOTOBANK/GETTY