Появление нового альбома певицы Земфиры ожидается со дня на день. И вновь ее музыка будет звучать из каждого музыкального киоска. Специально для «Огонька» музыкальный обозреватель журнала Rolling Stones Андрей БУХАРИН и главный редактор журнала «Афиша» САПРЫКИН обсудили секрет популярности певицы и поспорили о ее внутренних стимулах
ПОБЕГ В СФЕРУ ИНТИМНОГО
Андрей Бухарин: Илья Лагутенко, появившийся в 97-м, и Земфира, стартовавшая на два года позже, так и остались единственными мегазвездами на рок-сцене постсоветского пространства. Кто появился после них? Шнура нельзя в полной мере назвать рок-звездой. Группа «Пятница» все-таки слишком богемная. «Звери» — только по форме рок-группа с гитарами, а по сути — продюсерский проект. Появилась очень хорошая группа «Уматурман», мне нравятся их песни, но говорить об их статусе слишком рано. Получается, никого, по масштабу с Земфирой сравнимого, за пять лет не появилось. Если еще учесть, что Земфира абсолютно не занимается пиаром, ее популярности можно только удивляться.
Юрий Сапрыкин: Да, например, группе «Звери», чтобы привлекать внимание, необходимо как-то поддерживать интерес к себе. А вот Земфире и Лагутенко уже можно не делать ничего. Земфира очень долго не выпускала новых песен, но про нее все равно интересно знать все. Она находится уже вне моды.
Для любого из наших рок-фестивалей принципиальным вопросом является — выступает там Земфира или нет. Остальные исполнители могут быть, могут и не быть, а она поднимает статус фестиваля сразу на несколько порядков. Ее популярность носила по-настоящему всенародный характер. В момент появления ее слушали все — и музыкальные критики, и продавщицы в ночных палатках. Продавались по 200 — 300 тысяч ее легальных дисков — это потолок по российским меркам. Сегодня такая массовая и всенародная любовь к одному артисту уже вряд ли возможна. Аудитория стратифицировалась, разделилась по интересам. Группу «Король и Шут» слушает одна аудитория, «Ночных снайперов» — другая.
А.Б.: Я часто задумывался: почему Земфиру так любят тридцатилетние? Ведь и она, и «Мумий Тролль» — это в принципе музыка для девочек, да? А просто ее любят люди, принадлежащие к поколению, для которого 1997 — 99 годы — золотое время молодости. Когда появилась Земфира — это был как глоток свежего воздуха, прорыв в неизвестное и удивительное. И еще казалось, что ее появление изменит ситуацию на нашем музыкальном рынке и у нас начнется «настоящая», как на Западе, эстрада. И с той поры поколение 30-летних сохранило какое-то необыкновенно трепетное отношение к ней.
Ю.С.: Появление Земфиры совпало со временем наибольших надежд за последнее десятилетие. Когда появилось некоторое количество людей, у которых по поводу жизни, музыки и всего возник оптимизм. И с эстетикой Лагутенко и Земфиры это все удивительным образом склеилось. Это были люди, которые неожиданно много себе позволили. И действительно, они поменяли всю нашу музыкальную сцену. Сегодня же по многим причинам возможно появление только клонов Земфиры и Лагутенко, переведенных на пэтэушный язык.
А.Б.: Она естественным образом продолжила традицию советской эстрадной песни, лучших ее образцов. То есть она прямая продолжательница Пугачевой 70-х годов и Агузаровой 80-х. Земфира — абсолютно национальный продукт, и люди это почувствовали, иначе она не стала бы так популярна.
Ю.С.: Существует даже такая легенда (не уверен в ее достоверности): будто бы Лагутенко, впервые услышав Земфиру, спросил: «А что это за Лайма Вайкуле такая?» И это была правильная реакция. Потому что Земфира — это действительно такая «Лайма Вайкуле с человеческим лицом». Или вот опять же параллель с Агузаровой: Жанна ведь в лучших своих песнях тоже поет, на трезвый взгляд, какую-то фигню, да? Стихи ее песен — не бог весть что, не Анна Ахматова. Они довольно простые, даже простенькие. Но вот эта неопределимая сила таланта, то, как она вдруг передает тебе что-то такое, чего ты ни от кого еще не слышал. То есть прежде всего ты осознаешь масштаб личности, внутри которой существуют какие-то вихри, про которые она тебе и рассказывает. И еще какая-то — не хочется употреблять слово «дикость» — неординарность, выход за некие обычные рамки. Это, грубо говоря, не Ирина Аллегрова, всегда рассказывающая тебе историю бабы, которую ты очень хорошо знаешь. А Земфира рассказывает собственную историю, но тебе она неожиданно становится близка и понятна.
А.Б.: Трудно говорить о ее новом альбоме, потому что я его не слышал, но национальное своеобразие Земфиры — в ее мелодике, в ощущении прорыва. Это роскошная женщина, которая поет роскошные песни. Это глоток свободы.
Ю.С.: И дело даже не в напевности, а в тех интимных переживаниях, которые через эту напевность передаются. Лучшие вещи наших королев сцены были сделаны именно за счет этого ощущения интимности.
А.Б.: И по этой причине Земфире абсолютно не нужны ни записи в лондонских студиях, ни следования модным тенденциям в звуке. Мне кажется, что электронная аранжировка может только помешать проявлению ее искреннего порыва. Все эксперименты, попытки быть актуальной в мировом масштабе — они могут только навредить ее популярности.
А.Б.: Сегодня Земфира, конечно, очень изменилась. Она стала популярна мгновенно, заслуженно, но как всегда, в случаях когда люди вдруг становятся мегазвездами, у них пропадает стимул для дальнейшего творчества. Недаром она три года не издавала альбомов: для артиста, который начал карьеру пять лет назад, — это необычно. Мне кажется, у нее пропал какой-то первичный запал.
Ю.С.: Я абсолютно не согласен. Тот заряд, который был, он пропал, но что мы знаем о нынешних зарядах и запалах Земфиры? Мне кажется, она — человек страшно честный перед собой, очень совестливый. Она не мошенник, который готов клепать альбомы, похожие на прежние, раз в год. Она не хочет врать, поэтому и альбомы нечасты. В единственной песне из нового альбома — «Прогулке», которую я слышал, меня устраивает абсолютно все. При том, что по музыке это электропоп, песня абсолютно живая, свободная. Там есть то самое ощущение свежести, интимности, всего того, за что Земфиру полюбили.
А.Б.: Я отчасти согласен. Да, в ней есть и требовательность к себе, и стремление не делать фуфла. Но в то же время есть и некоторая усталость.
Ю.С.: У Земфиры просто нет тупого стремления стать модной. Ее предыдущий альбом «14 недель тишины» — не следование моде, а следствие меломанской жадности: когда ты слышишь у какой-то хорошей западной группы музыку, она тебе страшно нравится и тебе хочется двигаться в ту же сторону, за этими ребятами. Просто она хочет схватить какие-то вещи, которые отражают нынешний ритм, наше время. И она думает, что вот наконец сделает такой фантастический звук, которого добивалась. Но в какой-то момент она понимает, что это не совсем тот результат, которого хотела. И в этом смысле мне жаль, что у нее до сих пор нет сильного живого состава музыкантов. Ей нужны в первую очередь живые люди, которые чувствовали бы ее, понимали с полуслова.
А.Б.: Да, Земфира сегодня мечется не между собой и модой, а между требованием к себе, как к хорошему музыканту, и требованием к себе, как к музыканту осведомленному. Русские рокеры в музыкальном смысле — ведь глубоко необразованные люди. А Земфира как раз музыкально продвинута. И в ней возник этот конфликт — между желанием делать хорошую музыку и тем, что публике на это абсолютно наплевать. Публика ждет от нее только искренности на грани интимности. Причина ее внутреннего конфликта еще и в особенностях характера. Она ведь до сих пор несветский человек и явно страдает социофобией.
Другие эстрадные звезды выпрямляются, расцветают в свете софитов. А Земфира до сих пор от них внутренне сжимается.
|
Ю.С.: Мне как раз кажется, что сегодня Земфира начала привыкать к этой роли. Она перестала нервничать. Когда ее потащило наверх, она очень дергалась по поводу популярности, это понятно. Вот, блин, вокруг столько всего происходит и непонятно, кто друг, кто враг. А сейчас она значительно более уверенный в себе человек. Но она по-прежнему хочет остаться в стороне от мейнстрима, гламура, от этого образа жизни звезды, который для артиста ее статуса, в общем, вполне органичен. Причем я даже не думаю, что это какая-то осознанная позиция. Полагаю, ее просто на физиологическом уровне воротит от того, что жизнь ей навязывает.
Земфира не полезла ни в «Песню года», ни на «Фабрику звезд», куда ее очень активно пытались затащить. Были истории, когда ее заявляли хедлайнером того или иного пафосного мероприятия типа концерта к Восьмому марта в Кремле, а она узнавала об этом из интернета. То есть организаторы использовали ее имя, надеясь потом с ней договориться, как это в принципе обычно бывает почти со всеми артистами. Потому как кто же откажется от бесплатного эфира на Первом канале? А вот она не согласилась. И в результате сегодня абсолютно выпала из всех эфиров и каналов.
А.Б.: Когда ты отказываешься от пиара и не играешь в медийные игры, за это всегда приходится платить, это никогда не проходит бесследно. Но странно другое: что после такого мощного взлета не произошло движения, развития на том же уровне. То есть не появилось никого, кто смог бы Земфиру заслонить. Для нынешних детей, которые слушают «Фабрику звезд», выход нового альбома Земфиры конечно же не станет открытием. Потому что сейчас в обществе острая социальная ситуация. И резонанс мог бы вызвать только альбом или артист, который всерьез заговорит на острые политические темы, — неважно, хорошо ли, плохо ли. У Земфиры плохо быть не может по определению, но эти темы ее всегда мало интересовали.
Ю.С.: Когда Земфира появилась, была такая популярная теория, что она сама по себе — символ стабильности, потому что всех устраивает. Каждый в ней находил что-то для себя, она была таким зеркалом, в котором каждый видел свое отражение. Недаром говорили, что она — своего рода Путин в музыке. Так вот выяснилось, что это совсем не так.
А.Б.: Потому что Путин, как выяснилось, — это «Фабрика звезд».
Ю.С.: Так вот, говоря о сегодняшней Земфире, я все чаще вспоминаю слова из раннего Гребенщикова: «В моей альтернативе ни покрышки, ни дна — я просто стою непонятно на чем». Ведь сегодня у Земфиры точно такое же настроение: «А-а, пошло оно все к черту! У меня тут своя богатая внутренняя жизнь, и мне этого вполне достаточно». В этом уходе от реальной жизни — прелесть и сила Земфиры. И песня со словами «Серые лица, которые не внушают доверия, теперь я знаю, для кого поет певица Валерия» — это идеологическая программа побега от действительности. Взамен предлагаются небо, море, облака. Налицо попытка свалить в сферу интимного, на кухню, в поход за туманами. Найти какие-то вечные и простые, не подверженные инфляции ценности. С другой стороны, я не удивлюсь, если она вдруг бросит заниматься музыкой. Потому что для ее сердца нет закона вообще.
А.Б.: Мне кажется, это совершенно нереальным. При таком таланте и энергии она не сможет уйти со сцены. Ее место — здесь, и заменить ее некем, и она, и мы это прекрасно понимаем. Значит, остается дождаться нового альбома.
Беседу организовали Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ
Сергей НИКИТИН