«100 лучших песен Владимира Высоцкого. Коллекция Readers Digest. 2000»
Мне подарили сборник из трех дисков «100 лучших песен Высоцкого. Коллекция Readers Digest». Я — ребенок, выросший под Высоцкого и Галича. Сколько я себя помню с годовалого возраста, у нас в доме всегда крутился магнитофон. Это был Галич, это был Высоцкий, это был Окуджава, это был Визбор. Под эти тексты, под эти голоса, под эту музыку я выросла. Это для меня как Мещанские улицы, где я жила до семи лет, как Сретенка, где я жила иногда у бабушки. Это как дыхание. Я не знаю всего наизусть, но практически любой песне могу подпеть. И поскольку я это знаю, то в последние годы к этому не возвращалась. А тут мне подарили этот альбом, я стала его слушать.
И ощущение по силе сравнимо разве что с тем, как я сейчас своей младшей дочке читаю на ночь «Евгения Онегина». Читаю — и спадает вся шелуха, наслоение попсы и споров о ней, литературных ток-шоу. Когда-то все ограничивалось квартирными посиделками, может быть, газетными статьями, которые воспринимались либо как истина в последней инстанции, либо как абсолютная ложь — в зависимости от идеологии человека. Сейчас мы можем спорить, обсуждать, подвергать все сомнению. И слушая Высоцкого, я попробовала отрешиться от того, что это мое детство, мое младенчество, что эти тексты для меня родные, а просто прочувствовать это, как будто в первый раз. Обычно человека мало впечатляет то, что он хорошо знает. Это такой «эн-зе».
Я знаю две истории, когда поэзия спасла человеку жизнь. Одна история произошла с профессором Георгием Карловичем Вагнером. Он занимался древнерусской архитектурой и 25 лет провел в сталинских лагерях. Сидя в пыточном «каменном мешке», он молился и читал про себя «Евгения Онегина». Это помогло ему выжить. Вторая похожая история произошла с отцом Павлом Адельгеймом, который попал в тюрьму в 70-е за распространение поэмы «Реквием». Он клал рельсы в Казахстане, ему вагонеткой отрезало ногу. У него началась гангрена, он умирал. И то же самое — молитва и «Евгений Онегин». И вот для каждого есть такой «эн-зе» в русской культуре. Не обязательно «Онегин», для кого-то это может быть Толстой, для кого-то — Чехов, а для кого-то — и Высоцкий. Это действует уже на каком-то физиологическом уровне.
Можно сколько угодно спорить о том, нужен ли нам сейчас Пушкин. Это все уже было — «сбросим Пушкина с корабля современности». Можно сколько угодно говорить, что Высоцкий был попса или Окуджава, что они никому не нужны. Но это все отваливается от них, как шелуха, это сотрясание воздуха. Им ничего не делается.
Высоцкий был для всех. Его может слушать поддатый дядя Вася и пускать слезу, а может — человек с образованием — и тоже потихонечку плакать. Только дядя Вася этого стесняться не будет, а какой-нибудь участник ток-шоу постесняется признаться.
Многие понимают, что Высоцкий был гений. Мне грустно, что при жизни он этого не слышал. Невозможно научить любить Высоцкого. Для этого нужен какой-то специальный нерв. Если он есть, то рано или поздно человек сам к этому придет и сделает себе, любимому, большой подарок.
Полина ДАШКОВА, писатель