Денис Драгунский в детстве совершил поступок, о котором вот уже лет сорок помнят юные читатели: обменял грузовик на светляка, потому что светлячок, в отличие от машины, живой и светится. Теперь бывший герой «Денискиных рассказов», написанных его отцом Виктором Драгунским, занят размышлениями о судьбах России
Денис ДРАГУНСКИЙ
Родился в Москве в 1950 году сыном детского писателя Виктора Драгунского, из-за чего и попал в герои книжки «Денискины рассказы». Повзрослев, Дениска окончил МГУ (филфак), выучил греческий язык и, чтобы добро не пропадало, стал его же преподавать в Дипакадемии. Позже трудился журналистом в информагентстве «Постфактум» и разных журналах. Поработал даже научным сотрудником. Института мира, США. А потом придумал свой институт, который окрестил Институтом национального проекта и в котором, естественно, стал сам себе начальником и научным руководителем. Институт занят упорным производством национальной идеи. Видимо, скоро произведет
Mне стало казаться, что огромному количеству людей в мире хочется, чтобы никакой России не было вообще. Вот мне и стало интересно: а может такое быть? И как будет выглядеть мир без нас?
Это ты загнул, дорогой. Россия никуда не исчезнет; иное дело, что определенные силы — у нас любят сейчас это выражение «определенные силы» — будут, конечно, стремиться к минимизации ее влияния. И преуспеют в этом, причем не без российской помощи, предоставленной по разгильдяйству. Во-первых, это бывшие наши сателлиты, во-вторых, Европа, по-прежнему видящая в нас источник нестабильности. А с крупными странами мы всегда договоримся, Америке, например, Россия совершенно не мешает. У нее другие проблемы. Вообще это такой политический закон: двум великим державам договориться — как два байта переслать. Особенно если нет общей границы. А вот чтобы большие договорились с малыми, нужен серьезный интеллектуальный ресурс. Почему бывшие спутники нас до сих пор боятся, вполне объяснимо: они понимают, что могут стать предметом торга. Между Россией и Штатами, например. Я не присутствую в кабинетах, где ведутся такие разговоры, но представить их могу: бог с вами, поставляйте на рынки иракскую нефть, но тогда пусть Украина остается в сфере российского влияния. Возможны и иные сделки, не менее циничные.
|
Антироссийской риторикой, по-моему, сегодня только ленивый не занимается. Иногда я читаю то, что пишут бывшие русские. Меня трудно заподозрить в шовинизме, но тут такое просыпается...
Бывшие русские действительно иной раз загибают фантастические вещи, вплоть до пожелания новых катастроф. Эмигрант всегда больше всего озабочен тем, чтобы доказать людям и, главное, себе: он сделал правильный выбор. Здесь жить нельзя! Во времена Брежнева-Андропова-Черненко это было самоочевидно. Потом — спорно. Более того: приезжая сюда в начале девяностых с тысячей долларов в кармане, русский американец себя чувствовал кумом королю. А сегодня, когда ночь в гостинице «Колос» стоит полторы сотни баксов (туда раньше студенты бегали с девушками переночевать)... Когда Тверская выглядит по-европейски и лучше... Надо как-то избывать травму отъезда, доказывать нам всем, что мы а) самые плохие и б) самые несчастные. Заметь, что внутри страны эта эмигрантская психология сейчас уже совершенно непопулярна.
Скажу тебе больше: остальной мир чрезвычайно заинтересован в сохранении России, в ее территориальной целостности и хотя бы относительной стабильности. Россия перестала быть уроком и укором для остального человечества, и угрозой, и символом, и пугалом тоже... Она теперь рассматривается как гигантская буферная зона — между исламским Востоком и Европой, Америкой и Китаем. Поэтому Штаты никогда не допустят, скажем, территориального распада России и китаизации ее востока.
Да помилуй, это давно свершившийся факт!
Ничего подобного. Да, весь Урал плюс Сибирь плюс Дальний Восток — это всего тридцать миллионов российского населения, территория малонаселенная и толком не освоенная. Да, Китай давно претендует на нашу Восточную Сибирь. Но никто сюда китайцев не пустит; если сами не сумеем противостоять ползучей китайской экспансии — Америка вмешается.
Полтора острова уже отдали...
Ну что такое полтора острова, когда граница выстраивается по реке, а река меняет русло! Это как раз не принципиальная уступка, гораздо принципиальнее высказывание Путина о том, что сотрудничать с Китаем надо доброжелательно, но крайне осторожно. Физика Данилова именно за сотрудничество с Китаем посадили на четырнадцать лет. Китай, который нам часто ставят в пример, — огромный мыльный пузырь. И когда он лопнет — а случится это в обозримом будущем, — забрызгает всех. Экономика его на самом деле в грустном состоянии: есть в ней элементы индустриального общества, есть — постиндустриального, при окончательном переходе к капитализму безработица вырастет раза в три, достигнет трехсот миллионов и уж тогда, боюсь, понадобится маленькая победоносная война. Тайвань захватить, например... Это бы полбеды, но половина гигантского китайского населения вообще отсечена от «китайского чуда», занята в сельском хозяйстве и живет в дремучей нищете. А сельское хозяйство настолько неэффективно, что в прошлом году Китай вынужден был закупать пшеницу у США — где в нем заняты три процента американцев. И население в стране вовсе не такое конфуциански-покорное, как у нас любят изображать: самые послушные народы оказываются самыми зверскими, когда слабеет власть... Так что России никто не позволит ослабеть настолько, чтобы исчезла ее вечная мировая функция — по блоковски говоря, держать щит «меж двух враждебных рас».
Не знаю. Мне как-то унизительно быть гражданином буферной зоны. Хотя стать сверхдержавой нам все равно уже не дадут.
Тут типичная ошибка гражданина Российской Федерации. Почему надо непременно говорить о себе в страдательном залоге? Что значит «нам не дадут»? Можно ли чего-то не дать Цезарю или Рейгану? В политике ничто не дается, все берется. Если бы Россия могла сегодня стать сверхдержавой, она бы ею стала. Но этого не произойдет, по крайней мере, в близком будущем.
Почему?
Потому что для этого требуется гигантская и быстрая модернизация, а она в мире возможна всего по двум сценариям: либо консервативному, либо либеральному. Консервативная — это когда в коттедж в Жуковке приходит человек и спрашивает: «Господин замминистра, откуда у вас вся эта роскошь?!» А либеральная — когда хороший либерал сам заполнит декларацию и не наврет. Либеральный сценарий у нас невозможен, потому что нет хороших либералов. А консервативный — потому что нет крепких консерваторов.
Насчет первого согласен, но насчет второго...
У тебя, как у многих, представления о консерваторе как о фундаменталисте. Это не так. Он на самом деле человек корней, традиций, семьи, для него священна чужая и собственная свобода, он чтит закон и не посягает ни на чье достоинство. Особенность нашей элиты — дикая тяга к доминированию. У нас вся реклама на этом построена: «Такой-то телефон — знак вашего превосходства!», «Автомобиль — ваше превосходство!» Консерватор же никому не рвется доказывать свое превосходство, он ценит не доминирование, а независимость.
Интересно, откуда в России это желание доминировать? Причем у всех, на любом уровне?
А страну никто не чувствует своей, вот и соревнуются на ее руинах. Обрати внимание, как люди ездят по Москве. Какая агрессия на дорогах! Какая болезненная гордость — в огромных джипах, в трехэтажных виллах за кирпичными стенами! Я был в Юрмале недавно, тамошние шоссе — почти копия Рублевки, с той только разницей, что нет пятиметровых заборов. Высота их — максимум полтора метра, они ажурные, все видно. Наш же человек, едва он чего-то достигнет, жаждет жить в элитном поселке, да не просто элитном, а охраняемом и закрытом! И реклама идет ему навстречу: что ни день — рекламируются именно дома в закрытых поселках. Я все жду, когда начнут рекламировать секретные...
Такое отношение к национальному достоянию и состоянию я называю «русским национализмом-2». Традиционный русский национализм исходил из того, что спасать и возрождать надо страну и ее народ. Сегодня элита, кажется, окончательно плюнула на эту задачу и спасается в одиночку или очень небольшими группами. Перемещает себя в Швейцарию, например. Современный русский националист холит и лелеет одну стосорокасемимиллионную часть русской нации в собственном лице.
Конечно, Россия, превратившись в страну-буфер, не перестанет быть страной-экспортером: это тоже серьезная ее ипостась в современном мире. Поставляем мы много чего.
Прежде всего мозги.
Вот это нет. Это уже прерогатива Китая и Индии. Прошли времена, когда на Гейдельбергском математическом семинаре языком межнационального общения был русский, потому что 20 из 25 участников семинара родились в Москве и Киеве. Россия будет поставлять газ, нефть, вооружение. Нам теперь уже не догнать остальной мир по части производства хайтека — все меняется слишком быстро, конкуренция огромна; у нас есть свой маленький участок, на котором мы если не впереди планеты всей, то, по крайней мере, на уровне. Это, как ты понимаешь, оборонка. Но экспорт оружия — палка о двух концах: когда мы вооружаем тот же Китай, душа моя отнюдь не радуется. Что еще мы поставляем? Женщин. Русские женщины — одна из главных статей российского экспорта, как ни чудовищно это звучит. И гастарбайтеров поставляем тоже — правда, только из одного региона: с юга России. Кубань, Ростов, Ставрополье. Эти люди смело могут рассчитывать на хорошие рабочие места в Европе — они не так опасны, как арабы или турки, они не столь сплочены и не вооружены пассионарной религией вроде ислама. По-моему, только на юге у нас умеют и любят работать: едешь вдоль кубанской деревни — в каждом дворе копают, строгают, чинят, приколачивают. Едешь по средней полосе, видишь кузова машин, ржавеющих прямо на огородах, а жителей вовсе не наблюдаешь: затаились. Вот и все наши статьи экспорта на данный момент.
|
Знаешь, мне кажется, нашей национальной идеей мог бы стать элементарный лозунг: «У нас нет лишних людей». То есть все нужны, даже самые завалящие.
Отличная идея. Только как ее реализовать? Как внушить людям, что они нужны стране?
Создать им какие-нибудь рабочие места, наверное. Чтобы инженеры не занимались частным извозом, а учителя не торговали на рынках.
А частный извоз не нужен стране? Почему страна — это непременно завод, а не продуктовая ярмарка? И что ты будешь производить на этих рабочих местах? Неконкурентоспособную продукцию для внутреннего потребления? Кто ее купит, когда «тайвань» и «гонконг» не хуже? Ни одна идея, выдвинутая властью, подхвачена не будет. Люди не верят уже ничему.
Часто говорят, что надо надеяться на яппи. На прекрасных, непоротых молодых людей, успешных и состоявшихся. Эти чудные молодые люди, образованные, свободные и доброжелательные, спасут страну, поднимут ее из руин и отведут в светлое будущее... А?
Если я правильно понимаю, речь идет об офисной молодежи. Если нынешний вектор российского развития сохранится, а заодно подешевеет наша нефть, из страны сначала уедет американский бизнес, а затем и прекрасные непоротые яппи. Они, наверное, останутся чудесными, но уже за рубежами нашей Родины.
Позволь, но у тебя получается картина какого-то унылого догнивания советских руин, да еще и с перспективой диктатуры.
Вот здесь у меня чрезвычайно оптимистический прогноз! Правда, не вполне рациональный. Но думаю, что из всех русских утопий эта — самая осуществимая. Главным достоянием России, главной точкой ее роста всегда был балет. И не только балет — это частный и самый заметный случай: Россия отстает от мира по части комфорта и технологий, но значительно опережает в смысле духовной культуры. Речь не только о взлете XIX века, но и о временах более ранних — о русской иконе и лубке, о духовных стихах и раешнике, сказках и песнях. Мы, как в старом анекдоте, ничего не умеем делать руками, но нерукотворные памятники получаются у нас в самом деле выше Александрийских столпов. Сегодня надо вкладывать средства в то единственное, что конвертируется и приветствуется во всем мире: Россия должна стать страной художников, артистической меккой всего мира. Пора нам менять грузовик на светляка.
Говорят, что мы — подсознание мира...
Не говорят, а пишут. Вполне конкретный Борис Гройс. Не подсознание, это термин некорректный, а бессознательное. И с этим я принципиально не согласен. Что это такое — весь мир что-то сознает, а мы нет? Где граница между Я и Оно — на станции Чоп? Ерунда. Сознавать мы умеем отлично. А воплощаем плоды этого осознания вообще лучше всех. Но не в железе, а в образах. Может, они там у себя изобрели-произвели все остальное... Но мы изобрели метафоры! А это самый дорогой товар на постиндустриальном рынке.
|
Дмитрий БЫКОВ