ЭНДИ ГАРСИЯ: МОДИЛЬЯНИ У НАС ТАК СРАЖАЕТСЯ С ПИКАССО, ЧТО ТАЙСОНУ И НЕ СНИЛОСЬ

На этой неделе в наш прокат выходит один из самых зрелищных и мелодраматических фильмов года — серьезная и одновременно эффектно-попсовая биография живописца, которого друзья звали Моди

ЭНДИ ГАРСИЯ: МОДИЛЬЯНИ У НАС ТАК СРАЖАЕТСЯ С ПИКАССО, ЧТО ТАЙСОНУ И НЕ СНИЛОСЬ

Любители старого кино наверняка видели классический французский фильм 1957 года «Монпарнас, 19», в котором Амедео Модильяни изображал Жерар Филип, а его молодую жену, от отчаяния покончившую с собой после его смерти (несмотря на восьмимесячную беременность), — Анук Эме. Теперь легендарную творческую пару легендарных любовников сыграли Энди Гарсия и очень известная во Франции актриса Эльза Зильберштейн. Работа Энди Гарсии, которого лет десять назад называли одним из самых многообещающих талантов нового Голливуда (и чуточку с тех пор затерявшегося в проходных фильмах), безусловно обрадует тех, кто всегда оставался его поклонником (я таких знаю). Оказывается, Гарсия не просто хороший, а потрясающий актер. «Оскаровская» номинация за «Модильяни» была бы для него достойной наградой. Обозреватель «Огонька» встретился с Энди Гарсией после предпремьеры фильма на кинофестивале в Торонто.

ОГОНЕК: Параллельно с премьерой вашей картины в Северной Америке проходит небывалая выставка картин Модильяни, имеющая подзаголовок «По ту сторону мифа». Из Лос-Анджелеса и Еврейского музея на Манхэттене (где попытались особо проанализировать еврейские корни творчества родившегося в Италии Модильяни) выставка переехала в Арт-галерею Торонто, где экспонируется до конца января. Вашему фильму посмотревшие его арт-критики, по аналогии с выставкой, уже присудили подзаголовок: «По ЭТУ сторону мифа». То есть вы цементируете миф. Модильяни у вас — типичный представитель богемы, живущий в Париже на Монпарнасе в нищете, наркоман, алкоголик, бабник, саморазрушающий свою жизнь. Вы согласны?

— И да, и нет. Конечно, наш фильм — это не строгая биография гения. Это красивая легенда. Но это самостоятельная легенда — она не поддерживает и не опровергает каких-то определенных научных концепций о Модильяни, его биографии, психике или творчестве. То есть наш фильм не за и не против мифов о Модильяни. Он сам по себе.

ОГОНЕК: Вы не итальянец и не еврей, а вовсе даже кубинец. Хотя в Голливуде очень часто играете итальянцев — и особенно прославились ролью в «Крестном отце-3», где стали преемником Дона Корлеоне — Аль Пачино. Вы согласились на роль Модильяни, поскольку он великий?

— На самом деле, я согласился, даже не прочитав сценарий, потому что Модильяни — мой любимый художник. Конечно, я люблю и других живописцев — Караваджо, например, или Гойю. Но у меня всегда были персональные взаимоотношения с полотнами Модильяни. Только за последнее время я бывал на его выставках в Париже и, конечно, недавно в Лос-Анджелесе, а потом Нью-Йорке. Я вообще люблю изобразительное искусство. Хотя коллекционирую не живопись — это почему-то кажется мне одновременно и слишком банальным, и слишком сложным, — а фотографию.

ОГОНЕК: Тем не менее, вас упрекают в том, что вы сыграли не Модильяни, а прямо-таки Джима Моррисона из группы Doors — человека совершенно другого времени и мышления.

— Нет-нет, ну какой он Моррисон? Сопоставление возникает невольно, потому что действие нашего фильма происходит в Париже после Первой мировой — во время, которое одновременно было и безвременьем, породило людей «потерянного поколения», но было и эпохой первой настоящей личностной свободы. Это такая свобода у бездны на краю. Мне кажется, в конце 60-х ситуация была в чем-то схожа. Не зря в обе эти эпохи художники, поэты и певцы много пили, употребляли наркотики — для Модильяни главным, понятно, был абсент. Не случайно и в 20-е, и в 60-е многие из них умерли молодыми. И потом, художники и поэты действительно были модны в Париже рубежа 1920-х, хотя, понятно, не собирали и не могли собрать такие аудитории, как рок-кумиры 60-х. Это была более узкая богемная популярность, но ее хватало для того, чтобы у кого-то поехала крыша, чтобы художники начинали чуточку позировать и наигрывать в самой жизни, ежеминутно изображая талант, тяготеющий то ли к внезапному откровению, то ли к окончательному романтическому распаду.

ОГОНЕК: Тем не менее, во всем вашем фильме есть какая-то неправильная американизация: «Хай, Пабло, хау ар ю? — А эм файн. Энд ю, Амедео?» — это типа взаимные приветствия Пикассо и Модильяни. Дело не в английском. А в том, что на Монпарнасе 1919-го явно так не изъяснялись. Не знаю, сложнее ли, но явно иначе.

— От этого трудно уйти в англоязычном кино. Зато я считаю верным, что мы заострили в фильме соперничество Пикассо и Модильяни. Да, оно явно проистекало по-другому. Пикассо соперничает у нас с Модильяни так, что Тайсону и не снилось. Но кто, в конце концов, в реальности знает подробности их споров тет-а-тет? И не резонно ли предположить, что хотя Пикассо был очевидным лидером в этой компании монпарнасских живописцев, художником богатым и известным, он мог очень ревностно относиться к Модильяни, пусть тот и не мог продать ни одной картины? Он ревновал к его будущему. И к нему как к мужчине. Мне хотелось показать Модильяни настоящим мужчиной — из тех, перед которыми не могут устоять женщины.

ОГОНЕК: Не уйти от сравнения с фильмом «Монпарнас, 19». Видевшие его могут быть разочарованы. Там была красивая история любви двух красивых людей, Модильяни и его юной подруги Жанны, Жерара Филипа и Анук Эме. У вас тоже красивая история, потрясающе и даже попсово снятая. И все-таки — грязь, наркотики, немытый сортир в запущенной, заваленной пустыми винными бутылками мастерской Модильяни. И сам он иногда ведет себя прегадостно...

— Мне странно, когда наш фильм пытаются упрекнуть при помощи того, давнего. По-моему, он отнюдь не был совершенным, а ностальгическое отношение к нему объясняется романтической киноэпохой, когда фильм был снят. Думаю, что сегодня, пересмотрев ту старую картину, некоторые бы расстроились. Жерар Филип играет там отнюдь не светлого, а уж скорее темного человека. В то время как мой Модильяни, при всех его загулах, это человек, для которого жизнь — праздник, чудо, импровизация и вдохновение. Впрочем, что толку обсуждать разницу в трактовках? Она естественна. Многие актеры играли Гамлета — и все играли его по-своему. Кто-то другой сделает иной фильм о Модильяни — и сфокусируется на совсем других вещах.

ОГОНЕК: Но Модильяни все-таки не Гамлет.

— Почему нет? Как человека, о котором сложены легенды, его тоже можно теперь считать вымышленным персонажем, которого позволительно трактовать.

ОГОНЕК: Почему, по-вашему мнению, вдруг стали модны фильмы о великих живописцах — причем только тех, чья судьба кинематографична, то есть трагична? Были бедны при жизни, страдали, рано умирали... Сначала вышел фильм «Фрида» про Фриду Кало, потом «Девушка с жемчужной сережкой» про Вермера. На волне их успеха вы теперь сделали своего «Модильяни»...

— Моды нет — наоборот, продюсеры по-прежнему боятся, что фильмы о великих мастерах будут скучны массовому зрителю. По крайней мере, два из фильмов, о которых вы упомянули, пробивали себе путь к экрану долгие годы: «Фрида» и наш. Он появился отнюдь не на волне успеха «Девушки с жемчужной сережкой». Мы задумали его еще шесть лет назад. Но никто не хотел иметь с нами дела, боясь провала. В итоге я с друзьями сам стал продюсером этой картины.

ОГОНЕК: Вас часто называют «режиссерским актером», то есть актером, который умеет особенно хорошо воплотить замысел хорошего режиссера и нуждается в таковом. Это точно?

— С таким же успехом меня можно назвать и «актерским актером». Мне необходим хороший партнер, лучше — партнерша. В «Модильяни» я сыграл так хорошо — по-моему, страстно, яростно, разве нет? — только благодаря моей партнерше по фильму Эльзе Зильберштейн. Я вообще не актер, я — человек реагирующий (по-английски это звучит более афористично, хотя и несколько причудливо на русский слух — и кокетливо: «I'm not an actor, I'm a reactor».)

Мини-интервью с режиссером

Из наиболее эффектных высказываний режиссера фильма Мика ДЭВИСА обозревателю «Огонька» (одной из самых известных работ Дэвиса в прошлом является сценарий фильма «9 1/2 недель--2»):

— Вас упрекают в отсутствии исторической правды!

— И пусть! О такой правде должны тревожиться режиссеры-документалисты. Для меня же главным было развлечь публику и вложить ей в башку некоторые сведения о таком крутом чуваке, как Модильяни. Всё! На фиг мне было бы снимать картину про великого художника, к концу которой публика зевала бы и мечтала порешить директора кинотеатра?

— Герои вашего фильма и впрямь клевые чуваки!

— Конечно! Ну можно себе представить, что в одном и том же 1919 году, в одном и том же Париже, в одном и том же кафе «Ротонда» собирались одновременно Модильяни, Пикассо, Кокто, Утрилло, Гертруда Стайн, Диего Ривера, Аполлинер — да это ведь ситуация сродни только времени рок-н-ролла, когда вместе тусовались Джон Леннон, Дженис Джоплин, Мик Джаггер, Джим Моррисон, Джимми Хендрикс, Боб Дилан!..

— Одним из ваших следующих фильмов должен стать «Паганини». Чего вдруг?

— Это естественно! Паганини был для своего времени, особенно для начала XIX века, в точности Миком Джаггером. От него точно так же тащились! Он был точно так же популярен!

Юрий ГЛАДИЛЬЩИКОВ