После спектакля

Гастроли «Современника» в Киеве в разгар «оранжевой революции» неожиданно оказались триумфальными, хотя многие прочили им провал

ПОСЛЕ СПЕКТАКЛЯ

При советской власти «Современник» в Киев не пустили ни разу. Считалось, что столь демократически настроенный театр в столице советской Украины выступать не должен. В 1999 году молодой киевский продюсер Оксана Немчук впервые пригласила театр на гастроли в Киев. С тех пор «Современник» приезжал в Киев каждый год, привозя на Украину свои лучшие спектакли. На эти юбилейные пятые гастроли было решено приехать в начале декабря, уже после окончания второго тура выборов. На этот раз «Современник» пригласили в Киев с двумя новыми спектаклями: «Сладкоголосой птицей юности» и «Бесами». «Пусть выборы пройдут, все устаканится, успокоится — тогда и мы приедем». Такой был мудрый план. Но в планы вмешалась «оранжевая революция». О том, что происходило дальше, мне рассказали люди, принимавшие непосредственное участие в этих самых непредсказуемых, самых удивительных гастролях театра за всю его историю. Евгения КУЗНЕЦОВА, помощник художественного руководителя театра «Современник» по литературной части:

Об опасениях: — Оксана Немчук говорила: «Если не введут чрезвычайное положение, ехать надо обязательно. Билеты проданы, люди вас ждут». Да и театру было ясно, что не ехать нельзя. Оказалось, думали верно. Но мы все равно волновались: казалось, что сейчас там не до нас. Что зрители не придут, несмотря на проданные билеты. Когда Галина Борисовна прилетела в аэропорт Борисполь вечером 30 ноября, мы шли с ней по полупустому залу ожидания и волновались: не встретят ли нас агрессивно, не закидают ли нас оранжевыми шарфами, шариками, не знаю еще чем. И вдруг пограничники, таможенники, люди из обслуживающего персонала стали узнавать Волчек, улыбаться: «Ой, Галина Борисовна, вы приехали!..» И немного отлегло.

Поздно вечером, после того, как нас поселили в гостинице, которая выходила прямо на майдан, мы с администратором Сашей Сидельниковым решили выйти погулять к палаточному городку. Заснуть все равно было невозможно: музыка, крики, скандирование круглые сутки. Мы идем, как партизаны, боимся два слова сказать по-русски... А встречаем людей, которые на нашу русскую речь реагируют абсолютно неагрессивно. Они вообще выглядят очень радостными, спокойными, песни поют — мы отказались от оранжевого бантика, но они совершенно не разозлились. «Проходите, посмотрите, тут есть люди и из Москвы».

О режиссуре: — Главное, что продумано в режиссуре — отсутствие агрессии. Плюс звуковая среда: музыка, песни (либо украинские народные, либо русские детские песни — «Оранжевое небо», «Если с другом вышел в путь» плюс песни, которые они сами сочинили за эти десять дней), круглосуточно гудят и бибикают машины (из десяти — восемь в оранжевых бантах). Ощущение, что что-то произошло. Что эта ситуация спровоцирована и использована каким-то очень сильным режиссером. Гениальным, я бы сказала. Все продумано до мелочей. На этом фоне иногда видишь какую-то самодеятельность и сразу понимаешь: нет, это не его рука, не мастер ставил. Вплоть до того, что во все бутики на Крещатике завезли вещи из последних коллекций, страшно модные и дорогие — сплошь оранжевого цвета. Мне потом говорили, что оранжевый — один из главных цветов этого сезона в Париже. Но ведь до этого нужно было додуматься! Или договориться, я не знаю...

А что такое оранжевый цвет в Киеве в это время года? Это праздник! Новый год! Кругом все серое, мрачное небо, грязный снег. И вдруг этот взрыв эмоций. Клянусь тебе, режиссер тут поработал гениальный.

Неожиданно из воздуха возникают на площади ведра оранжевых роз. И их тут же раздают людям — дескать, передай соседу... Я лично взяла одну и передала, хотя могла и себе оставить.

О настрое толпы: — Но самое главное — даже не режиссура. Вернее, не внешние ее проявления. Они настроены очень сильно на позитив: ты мой брат, я тебя люблю. Ты без бантика? Дай я тебе завяжу — не хочешь, не надо. Нет такого: ты плохой, я хороший. Все хорошие. Мы должны любить друг друга. И только любовью мы победим. Сильнейшая технология. Победить любовью. Они заведены на победу, на состояние эйфории. А наблюдать это, как ни странно, грустно, потому что знаешь, чем кончается многодневный праздник... Да еще проходящий на таком эмоциональном градусе.

О зрителях: — Я стояла у театра и с ужасом думала: ну сколько придет людей — пятьдесят, сто? Ну и что, что билеты, порвал и выбросил — им сейчас не до этого. И вдруг повалил народ. А мы выступали в Театре Ивана Франко, там около тысячи мест, больше, чем у нас в «Современнике». Студенты прорывались самым немыслимым образом. Я потом попросила телевизионщиков снять зрительный зал со сцены: люди сидели на полу в проходах. Это было что-то немыслимое.

Когда вышла Марина Неелова после «Сладкоголосой птицы юности», у меня было ощущение, что сейчас рухнут стены — сумасшедшие аплодисменты.

«Бесы» — просто попали в двадцатку. Их по-своему понимали и те, кто был в бантиках, и те, кто был без каких-либо опознавательных знаков. И те, и другие истолковывали их по-своему. Я-то думаю, что, к сожалению, Федор Михайлович написал все о том, чем кончается эта эйфория. Но те, кто с бантиками, этого не понимали. Им казалось, что это про других. На самом деле это и про других, и про них. Ход развития истории, который невозможно победить. То, чем заканчивается любая революция. Остались-то в живых, как Вайда говорил на репетициях, Федька-каторжник да Петруша Верховенский — провокатор.

Об актерах: — Для тех, кто играл в «Бесах», это, конечно, был фантастический опыт. В Москве спектакль идет тоже очень остро, очень хорошо, он у нас один из лидеров по зрительскому успеху, но в Москве зрители открывают для себя прежде всего философскую ситуацию. А там была реакция на другое: буквально на каждое слово, на каждую паузу. Только один факт: в Киеве спектакль шел дольше на целых 10 минут, и вот почему — необходимо было пережидать внезапные аплодисменты, живую реакцию... И не произносить текст поверх этого всего. Но должна честно признать, что реакция эта была во многом поверхностной. Самый очевидный смысл: что революция не просто пожирает, а огнем сжигает именно тех, кто в нее истово верит, а далеко не тех, конечно, кто ею управляет и цинично использует. Но Вайда имел в виду, конечно, не ту революцию: он имел в виду нечаевщину, и то, как большевики воспользовались революцией. Там описана другая революция, непраздничная. А с другой стороны, думаешь: какая разница — рыжая она, эта революция, разноцветная, бархатная... И мы знаем, что случилось после такой же революции в Югославии, как мучается сейчас Грузия — что там говорить. Победителя в лице народа у революции нет.

И другой очевидный смысл, который был подхвачен другой частью зала: о толпе, которой легко управлять...

О предчувствиях: — Мне показалось, что в последние дни трибуны площадные стали выруливать на агрессию. Я не болею ни за одного из кандидатов: лишь бы Украина была единой не только пространством, но и духом, потому что иначе будет боль, рана страшная... И второе: лишь бы не завели тех, кто стоит на площади, на кровь, на ненависть. Потому что сейчас достаточно спички одной: включи не «Если с другом вышел в путь», а «Бей врага, он опасен», условно говоря, или какой-то воинствующий марш. Такие тоже есть, их просто не включают, это другой вопрос. И люди, те, кто там живет в палатках, не киевляне — их вечером на майдане основная масса, — они же совершенно измученные, такое утомление на лицах, спят по пять часов, греются у печурок, а энергия усталости может выплеснуться. Только маленькую спичку поднеси, даже не зажигалку. Скажи им: все, хватит, ребята, мы с ними по-доброму, а теперь наша доброта кончилась. Геть, и вперед, с черенкам от лопат. И вот тут спасайся кто может. Почему я все время смотрела украинский Пятый канал: потому что все время думала — а вдруг уже сказали. Тогда лучше из гостиницы не выходить. Цинично, но что поделаешь.

Оксана НЕМЧУК, продюсер театра на Украине: — Были зрители, которые просто не выдерживали напряжения во время показа «Бесов». Они даже выходили из зала на некоторое время. Слишком все узнаваемо было, вплоть до деталей. Наверное, русским артистам это было непонятно — но там каждое слово било в точку. Каждый персонаж с кем-то ассоциировался. Я уверена, что кто бы сейчас ни победил, чем бы вся эта ситуация ни закончилась, эти гастроли останутся в памяти киевлян как что-то очень важное.

О спорах: — Споры были только об одном: можно ходить на майдан или нельзя. Выходить на улицу или двигаться только по маршруту: театр, автобус, гостиница. И это были опасения не только у тех, чьи лица узнаваемы и чье передвижение сопряжено с неудобствами: просят автографы, просят сфотографироваться. Опасения были и у тех, кто не был подвержен такому риску — то есть были среди людей театра и те, которые очень дистанцированно к этому всему относились. А были и другие, кому все это было интересно, прежде всего как творческое художественное наблюдение. Вот об этом спорили. Больше ни о чем. Я не слышала ни одного митингового выступления в нашем театре: мол, почему мы не на площади? Или: почему мы не в другой части города, где стоят сторонники иного кандидата... Я, кстати, могу сказать, что там стоят не какие-то уголовники или бандиты, как об этом любит говорить «оранжевый» телеканал, — неправда, там стоят вполне вменяемые люди с не менее приятными лицами. Их гораздо меньше в Киеве. У них другая позиция, и они на ней настаивают. И, что характерно, тоже абсолютно неагрессивно. И там, и тут стоят нормальные люди, только у одних блистательная режиссура, а у других, скажем так, средняя.

О миссии театра: — Мы много обсуждали в театре, что же именно произошло. Вывод простой: здорово, что мы поехали. Здорово, что мы почувствовали этот адреналин. Мы почувствовали себя посланниками своей страны. В такой момент это очень остро ощущаешь. И та часть России, которая называется «русской культурой» — она невероятно востребована и будет востребована всегда, что бы там ни происходило. Подарок, что у нас в жизни был такой опыт, — просто подарок. Встали ли мы на чью-то сторону? Нет. Я считаю, что в отличие от кого-либо из участников противостояния мы победили. Мы в сложнейшей ситуации с аншлагами четыре дня подряд играли спектакли. Мы лишний раз убедились, что занимаемся важным, необходимейшим делом. В этот момент чувствуешь себя хорошим человеком, делающим правильные вещи. Не совершившим ошибку, но, наоборот, поступившим единственно правильным образом. И — отблагодаренным за это сторицей.

Галина Борисовна была просто народной героиней. К ней подходило множество людей (и без бантиков, и с ними), чтобы сказать о своей огромной признательности за спектакли, за театр, передать слова восхищения ей лично. Артистам после спектакля было порой трудно дойти до машины — у служебного входа их с восторгом встречали люди, только что вышедшие из зала. Мы снова и снова убедились, что есть такая территория: русская культура, которая действительно не имеет границ.

P.S. Я смотрел оба спектакля, которые показал «Современник» в Киеве, — и «Сладкоголосую птицу», абсолютно вне политики, вне времени, американскую пьесу 50-х годов о возрасте, об актрисе, которая бежит от своего постаревшего экранного облика, о ее последней любви, и «Бесов» Вайды — сложный, мрачный, по-киношному зрелищный и по-польски холодноватый, тяжелый, но мощный спектакль. Но я бы дорого дал за то, чтобы вновь увидеть их в Киеве — какими они были там, в том зале, в той обстановке. Иногда здесь в Москве мы просто не понимаем самого простого смысла, что заложен в словах, которые произносят актеры со сцены. В том числе и о том, что есть люди, которых нельзя, невозможно разделить, разъединить, заставить ненавидеть. Эти слова сказал театр там, в Киеве. Давайте услышим их здесь, в Москве.

Борис МИНАЕВ