Что делать зимой? Любить, разумеется. Весной и дурак любит. А вы попробуйте в декабре... Главную сенсацию декабря — ожидаемый двухтомный роман Акунина «Специальный корреспондент» — я обозреть не успеваю, он появится только в январе. С него и начнем будущий год, а с этим простимся самыми нежными и смешными книжками последнего времени
6 КНИГ ДЕКАБРЯ
Юнас ГАРДЕЛЬ.
Хочу домой. М., «Фантом-пресс», 2004.
Проснулся ночью от странного хрюканья в детской. Пошел на звук и обнаружил дочь, сдавленно хохочущую под одеялом. Это мне «Фантом» прислал Гарделя, я отложил — мало ли, скандинав. Я отобрал книгу у ребенка, начал читать, разбудил жену и до утра цитировал вслух. Гардель, конечно, силен не только сардоническим юмором, он по-скандинавски ненавидит семейный быт, массовую культуру, школу, вообще все, что большинство людей называют «жизнью», но ядовитого высмеивания всего этого было бы мало для настоящей литературы. В книге его есть оскорбленная человечность, живое страдание, жаркая боль — до всего этого добираешься после. Но первые двадцать страниц — это мощная смеховая истерика, разрядка, освобождение, блаженное узнавание себя и своей жизни. Зима располагает ко всему скандинавскому, а зима у нас, кажется, надолго.
Эльфриде ЕЛИНЕК.
Любовницы. СПб, Symposium, 2004.
Почувствуйте разницу. Роман нобелевской лауреатки этого года, появившийся ровно 30 лет назад. Элинек (простите, я по привычке буду называть ее так) известна у нас благодаря «Пианистке», но книжка от фильма сильно отличается: она ироничнее, жестче. «Любовницы» — тоже роман об отвращении ко всему бытовому, семейственному, мужеско-женскому, ко всему, что умиляет обывателя; но где у Гарделя живая боль — у Элинек мертвая тоска и высокомерное презрение. По-моему, она из самых слабых нобелевских лауреатов за последние двадцать лет. Что у нее хорошо, так это ненависть к мещанскому патриотизму, к уютной гордости за свою страну; здесь яростная австриячка радикальна, умна и даже обаятельна. Вообще же и Гардель, и Элинек многому научились у Хеллера времен великого романа «Что-то случилось» (1974), но Хеллер, понявший все про кризис семьи и государства гораздо раньше, не получил Нобелевской премии, да и поняли его книгу тогда немногие. А ведь от любви, семьи, разговоров можно еще и удовольствие получать... Но, видимо, не в буржуазном обществе.
Флориан ЗЕЛЛЕР.
Случайные связи. М., FreeFly, «Французская линия», 2004.
Французы поразительно легковесны, следуют национальному мифу и постоянно пишут легкие, поверхностные истории в духе Франсуазы Саган о преимуществах быстрой (или небыстрой) смены партнеров. Герой Зеллера открыл для себя поразительный закон: оказывается, когда живешь с одной девушкой, это мешает встречаться с другими! Как быть? — невыносимое противоречие, «большой шухер», как говорил Окуджава, когда на его глазах кто-то открывал подобную Америку. Есть, однако, наблюдения точные: «Мы умиляемся женщине, когда она достойна быть любимой, а мы не любим ее». Правда, когда только трахаешься — это тоже не любовь. Черт побери, да где же любовь?! Бывает ли она вообще?! «Мы шагнули с теплого берега детства в ледяные волны, но берега не видно». Да, конечно, не видно, если плавать без компаса, карты, руля и ветрил...
Евгений МАЛЕВСКИЙ.
Оправдания майора Пронина. М., «Аст», СПб, «Астрель», 2005.
Вона! — уже будущим годом датировано. Малевский написал блестящую, злобную, изобретательную пародию на детективы Льва Овалова. Стилистика выдержана безупречно, газетно-безликий стиль советского детектива имитируется чище, чем в прозе Сорокина. Политические реалии ранней оттепели воссозданы с тонким знанием дела. Вот как надо деконструировать, если уж употреблять это противное слово; читается с наслаждением, которого никогда не дает обычный детектив, ибо разоблачается не какой-то пошлый злодей, а великая злодейская пошлость советского китча (которая, собственно, и погубила советский проект). Интересно, откуда сценарист и режиссер Малевский так выучился писать; на его счету уже и «Блюз для майора Пронина», тоже ремейк Овалова и тоже очень смешной.
Самуил ЛУРЬЕ,
Дмитрий ЦИЛИКИН. Письма полумертвого человека. СПб, «Янус», 2004.
Блестящий памятник эпохи. Может быть, бессмертный. Может быть, самая важная книга года (постыдный тираж в 500 экземпляров!) Притом особенной заслуги критика и эссеиста Лурье, как и сотрудника газеты «Час пик» Циликина, в этом нет. То, что они пишут, ценно не как художественный текст, а как документ. Это блестящий диагноз отечественной интеллигенции и культуре. Два полумертвых человека обмениваются вялыми письмами, в которых рефлексируют на темы своего полного, безоговорочного поражения на всех фронтах. Ничего более точного я не читал давно — спасибо людям, не побоявшимся так саморазоблачиться. Лурье всегда позиционировал себя как скептика и циника. Не лучшая маска. Но скептики и циники хороши интеллектуальным бесстрашием и готовностью признаться не только в чужой глупости, но и в своей тотальной ненужности. Моральная катастрофа сноба — всегда поучительное зрелище, но Лурье ведь не только сноб. Он отлично знает и по-настоящему любит литературу. Написанное им стало литературой, только когда подсветилось настоящим отчаянием. Циликин тоже молодец.
Хотя на его примере как раз очень видно, чем отличается начитанный воображала от человека, действительно живущего культурой, как Лурье.
Дмитрий БЫКОВ
«Возвращение.»
Фотографии Владимира Мишукова
Первый фотоальбом (фотокнига?) известного московского художника Владимира Мишукова называется «Возвращение» и состоит из того, что на языке киношников называется «рабочими моментами съемок». Речь, конечно же, о фильме «Возвращение», получившем Гран-при в Венеции. Еще в самом начале съемок режиссер Звягинцев пригласил фотографа с целью сугубо практической: в финале «Возвращения», как вы помните, идут одна за другой черно-белые фотографии героев. Эту техническую задачу Мишуков выполнил, однако со свойственным ему своеволием: разглядывая этот альбом сегодня, понимаешь, что Мишуков на самом деле пытался не фиксировать съемочный процесс, а снимать свой собственный «фильм». Получилось вот что: история. История жизни. Выражаясь метафорически, Мишуков фиксировал отблески естественного, случайного света, случайно пробившиеся сквозь хорошо организованный и выставленный профессиональный «свет». Он улавливал то, что случается на площадке с людьми — а не с актерами или режиссером.
В этом смысле альбом «Возвращение» — это еще и напоминание о том, что неуловимо при помощи камеры, но является главным в кино. Вот этот самый Свет.
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ