Как начинались в России бои без правил — то, что стало теперь просто частью шоу-бизнеса
ЖИЗНЬ НА КОНУ
Бывший боксер и каратист Василий Грачев по кличке Шериф считается в Тольятти знатоком и асом в боях без правил. Из 65 единоборств 63 он выиграл нокаутом. Когда я позвонил ему октябрьским вечером, чтоб договориться о встрече, он мне сразу сказал:
— Да че там рассказывать?
Самый продолжительный его бой — 13 минут. Самый короткий — 15 секунд. Но на встречу все-таки согласился:
— Ладно. Заходи завтра вечером.
И вот — дом на берегу Волги. С Жигулевских гор несет мокрым снегом. А в доме — камин, ореховый комод XIX века и стулья с высокими спинками рококо.
Василий вовсе и не похож на этакого боксера-громилу. Добрые глаза с прищуром, открытая ладонь. Ладонь, правда, твердая, как камень. Когда-то он стягивал кулаки сыромятными ремнями. Через некоторое время они уже не чувствовали боли, только кожа на костяшках не выдерживала.
Сидим возле камина, разглядываем фотографии. Кипы фотографий. Вот он с девушкой в обнимку. Вот на ринге в Германии. Вот на коленях в роли триумфатора.
— Как вышло, что ты этими боями стал заниматься?
— Это вон еще когда было — в 90-х. Возле кинотеатра «Комсомол» с афишей «Фанат» или что-то из Брюса Ли вечно собирался народ лихой. Сплошь боксеры да каратисты. И трепались. Мол, кто кого отправит в нокаут: каратист боксера или наоборот. Я ходил туда вовсе не в кино. Я ходил в кинобудку к девушке (которая крутила там не только фильмы). И поэтому тот треп был мне как-то до фени.
Но эти разговоры велись не только возле кинотеатра уездного городка. Об этом говорили дзюдоисты, боксеры, каратисты Мексики, Америки, Бразилии, Китая. Да что там Китай! Еще в Древних Риме и Греции атлеты выясняли это. Гладиаторы там, и все такое. Затем эти русские кулачные забавы. Пудовые кулаки и запах крови тянули к себе издавна. И вечно терзал всех вопрос: кто сильнее — медведь или тигр?
Но ты понимаешь, какая штука... Во всех этих единоборствах было некое табу: то, что нельзя. В боксе нельзя делать удар ногой. В карате — бросать через бедро. Но за ограничениями стало теряться и ощущение реальности боя. Не было той тонкой нити, когда на грани жизни и смерти. Создалась некая тупиковая ситуация — и должно было возникнуть что-то...
И вот в 20-х годах XX века в Бразилии клан Грэйси, соединив дзюдо и джиу-джитсу, бокс и еще несколько видов, явил на свет этакий смешанный стиль — как «лед и пламень». Бои велись без секундомеров, без ограничений и назывались весьма крикливо Vale Tudo — «все дозволено». В 80-х они кочуют по Америке. Дальше — Япония, Европа, СССР. Это смешение стилей явилось толчком к развитию силовых единоборств, особенно в странах Старого Света. И везде разновидность эта имела свое название. В Бразилии — Vale Tudo, в Японии-- Pride, Shooto, Pankrase, в Америке-- UFC — Ultimate Fight Championship, в Европе — Freefight, в России — MFC Mixfight Championship M1.
В России бои без правил были, что называется, в жилу. Смутное время, и все такое. В 1997-м в Питере состоялся чемпионат Европы. Российские бойцы ошарашили там буквально всех. Львиная доля золота так и осталась здесь.
Впрочем, и было отчего. Тогда как все европейские боксеры, каратисты и так далее вели бой с тенью, русские частенько бились не на жизнь, а на смерть. Хотя те, кто бился так, редко участвовали в официальных турнирах.
— Ну а ты-то как оказался в этом клане?
— Ой, щас вспомнить! Бокс был тогда в заднице. Зарплата в обществе «Буревестник» — копейки. Ну и что, что ты когда-то был чемпионом Союза. Теперь это никого не волновало. Либо вышибалой становись, либо в братву иди. Очень многие классные боксеры вешали перчатки на гвоздь. Или оказывались на нарах. Но те, кто бредил боксом и не хотел бросать, часто бились где-то в заброшенных заводских цехах. Ночью. За деньги. Одним из них и был как раз я.
Диктофон пишет паузу. Шуршит снег по окошку. Шуршат фотографии...
Было что-то зловещее и в то же время завораживающее в этом. Чего только стоило это сочетание «бои без правил».
Ночь. Колышется полынь на ветру. И так отчетливо, как в кинотеатре, слышен хруст первого осеннего льда под шинами «мерседесов». Хохот девиц в собольих шубах. Щелкунчиковские подбородки «быков» с цепями навыпуск. Кожаные плащи до пят. Возгласы: «Да он его порвет, как британский флаг». Пучки блуждающего света от фар авто. Суета. Потом щелчок — и заброшенный цех завода озаряют три прожектора. Они отчего-то расположены так, что тени, возникающие то тут, то там, кажутся жуткими, как улыбка все того же Щелкунчика.
Ринг — это восьмиугольный загон, огороженный крупной железной сеткой. И то ли от сетки этой, то ли оттого, что в цехе когда-то стояли станки, всюду разносится запах железа.
Люди делятся на две группы. Справа и слева. Очень многим из них этот запах железа напоминает что-то тревожное и до боли знакомое: запах крови.
Девицы хохочут. Люди в длинных плащах, не вынимая сигар изо рта, о чем-то тихонько говорят, в каждой руке — по увесистой «мотороле». Бойцы машут ногами, разминаются. Тени от них похожи на исполинских бабочек.
Гонгом чаще всего служил обломок от рельса. Бам-м-м. И бой начинался. Это были и в самом деле бои без правил. Уж где-где, а здесь, в России, это сочетание оправдывало себя сполна. Как говорит Василий, то, что даже в Vale Tudo было запрещено (удары в пах, плевки, удары головой, уркаганские «два пальца в глаза», ногой в голову лежачего), здесь было можно.
Когда бойцы заходили за сетку, никто из них не знал, выйдет он оттуда или его вынесут бездыханным. Часто все зависело от людей в кожаных плащах. Иногда даже того, кто, истекая кровью, лежал в нокауте, безумная толпа, охрипнув от крика, велела добить.
И не то чтобы второй боец был зверем. Но бешеные деньги на кону, которыми все размахивали, и запах, этот запах крови делали свое дело. Деньги были и в самом деле немалые. Как-то в одном бою Василий выиграл «жигули», «восьмерку». Три раза его чуть не убили. Раз чуть не убил кого-то он.
Но вот уже года три, как завязал со всем этим. Купил дом на берегу Волги. Завел спаниеля. Бабочек коллекционирует.
— Сейчас, — говорит Василий, — бои без правил вылезли из заброшенных заводских цехов. Выступления устраивают всюду. Но есть ограничения, некий ритуал. Я как-то пытался гастролировать, но не смог. Что-то исчезло.
— Быть может, та грань: между жизнью и смертью?
— Черт ее знает.
— А сейчас ты чем занимаешься?
— Да тут в одной фирме оформителем работаю. Витражи делаю, фасады. Я ведь когда-то художку окончил в Самаре. И еще кандидатскую пишу. О влиянии тюремной фени на русский язык.
Владимир ЛИПИЛИН
Тольятти