Cорвать банк в Аризоне

Cорвать банк в Аризоне

Окончание. Начало в №№ 33, 34

Свободный выбор

Ну вот, - жизнерадостно сообщил мне Санчес, - мы с ребятами обо всем договорились. Америка, как вы, Лио, уже знаете, - страна безграничных возможностей. Поэтому мы предлагаем вам на выбор: или вы соглашаетесь добровольно поехать со мной и этими джентльменами к ним в офис, или я вас задерживаю до тех пор, пока они получат ордер на ваш арест, после чего мы опять-таки направляемся к ним. Что вы предпочитаете?

На мой взгляд, особой разницы между обоими вариантами не было. Но я уже знал, что, как говорят американцы, подвох всегда в подробностях. Эта поговорка особенно подходит к их невероятно запутанной юридической системе, в которой без адвоката обойтись невозможно. Поэтому я спросил, обращаясь ко всем представителям закона сразу:

- Могу я посоветоваться со своим адвокатом?

- У тебя в Тусоне есть свой адвокат? - удивленно спросил Сэм, опередив лейтенанта Санчеса, который явно хотел задать тот же самый вопрос.

- Да, - с гордостью ответил я. - Стьюарт Розенбергер.

- Ах, Розенбергер, - протянул агент Фаррел и посмотрел на Чена. Тот пожал плечами. - Ну что ж, позвоните ему.

Я познакомился со Стьюартом Розенбергером довольно странным образом - в кондитерском магазине. Вскоре после моего приезда я обнаружил на улице Бродвей (в Тусоне тоже есть свой Бродвей), на пересечении с Вильмот-роуд, небольшое заведение под названием Choc-Alot. Там продавали шоколад любых сортов и в любом воплощении - конфеты, плитки, пирожные, горячий шоколад и так далее. А так как мало что может сравниться со вкусом черного горьковатого шоколада, в который окунается палочка из хрустящего сладкого теста, я иногда позволял себе после работы съездить в этот магазин и полакомиться. Однажды я отхлебнул больше, чем нужно, по-настоящему горячего шоколада и, не сдержавшись, произнес несколько энергичных, но, слава богу, вполне пристойных слов по-русски. И вдруг владелица магазина, немолодая, но миловидная дама, обратилась ко мне на вполне приличном русском языке. Оказалось, что мама у нее была из России, отец из Польши, а сама она родилась в Израиле, куда семья эмигрировала еще до войны. Мы немножко поговорили о том о сем, и она, посетовав, что в Тусоне очень немного людей, говорящих по-русски, предложила заходить почаще. В какой-то заход она и познакомила меня со своим приятелем Стьюартом, который тоже был любителем шоколада.

Стьюарт Розенбергер был старше меня лет на пятнадцать, но по его виду трудно было судить о возрасте. Невысокого роста, подтянутый и энергичный, он обладал такой подвижной мимикой лица, что морщины, по-моему, просто не успевали образоваться. Стьюарт постоянно носил традиционную еврейскую шапочку-кипу и при знакомстве и при нескольких последующих встречах постоянно расспрашивал меня о еврейской жизни в Белоруссии вообще и в Минске в частности. Откровенно говоря, я мало что мог рассказать ему, поскольку почти ничего об этом не знал. Тем не менее, уверял он меня, наши беседы были весьма полезны с точки зрения его профессии - Стьюарт был юристом, специализирующимся по вопросам иммиграции. Теперь он мой должник, говорил Стьюарт.

Я достал из сумки записную книжку и набрал телефон Стьюарта. Он оказался дома, это и был его офис. Поскольку и фэбээровцы, и лейтенант Санчес настороженно прислушивались к разговору, я сказал Стьюарту только то, что я попал в идиотскую историю и изложил предложение, сделанное Санчесом и ФБР. Стьюарт не задал ни одного вопроса, а когда я закончил, скомандовал:

- Скажи, что тебя будет представлять адвокат Розенбергер - Чен и Фаррел меня знают - и что ты согласен добровольно давать показания, но только в моем присутствии. Я приеду к ним часа через полтора, раньше не смогу. И потребуй, чтобы они нашли переводчика для допроса.

- Но я и сам могу говорить по-английски, - сказал я.

- Тебе придется отвечать на серьезные вопросы, а для этого надо будет думать. Переводчик даст тебе дополнительное время, чтобы подумать. И вообще, если я согласился тебя представлять, это значит, что ты обязался меня слушать. Понятно?

Когда я пересказал представителям власти слова Стьюарта, агенты переглянулись. Фаррел сказал, что ничего другого от адвоката Розенбергера он и не ожидал. Его не удивляет, многозначительно добавил Фаррел, мое знакомство с Розенбергером, который, похоже, только и делает, что защищает сомнительных иностранцев от американского правосудия. Однако пока - пока, подчеркнул Фаррел, - такой вариант им подходит. Они даже постараются, но не обещают найти переводчика с русского.

Я распрощался с Сэмом - он по-прежнему оставался хмурым, но уже снова обрел былую сдержанность, - и мы направились в даунтаун, в офис ФБР. Весь путь пешком занял бы минут десять, но в Америке, понятно, пешком никто, кроме меня, не ходит. Меня усадили хоть и на заднее сиденье, но в обычную машину без решеток и даже наручники не надели. Правда, рядом со мной сидел агент Чен и замки дверей были защелкнуты.

ФБР в Тусоне занимает два этажа в так называемом Федеральном доме - одном из трех тусонских небоскребов. Все здание принадлежит федеральному правительству, и все учреждения, которые подчиняются центральной власти - иммиграционное ведомство, ФБР, борьба с наркотиками, пограничный контроль, налоговая инспекция, - располагаются именно здесь. Жизнь в Америке устроена так, что обычные американцы редко соприкасаются с федеральными чиновниками, и люди зачастую даже не знают о существовании Федерального дома в их городе. Например, многие жители Оклахома-Сити узнали о тамошнем федеральном здании, только когда идейный борец с центральным правительством отморозок Тимоти Маквей припарковал рядом с ним фургон, набитый самодельной взрывчаткой, и подорвал его с безопасного расстояния. Сто шестьдесят восемь человек, из числа работающих в здании, и их детей - там был и детский сад - погибли в этом взрыве.

Охрана федеральных зданий с тех пор резко усилилась, и массивные бетонные блоки, установленные вокруг тусонского Федерального дома, не позволяли припарковать машину ближе, чем метров за сто. Лейтенанту Санчесу пришлось пройти эти сто метров пешком, а мы проехали через шлагбаум с караульной будкой прямо к заднему входу. Здесь я расстался с фэбээровцами, и дежурный полицейский отвел меня в небольшую комнату с замечательным видом на горы из окна восьмого этажа, но с зарешеченной дверью. Из мебели в комнате стояли только большой стол для заседаний и стулья вокруг него.

По логике событий, мне полагалось бы провести время, оставшееся до допроса, или в непреодолимом страхе перед разоблачением, или мучительно соображая, какие же вопросы мне будут задавать Фаррел и Чен. Но вместо этого наступило расслабление. По-видимому, события сегодняшнего утра измотали меня настолько, что тревожиться еще больше я был просто не в состоянии. В конце концов я уже сделал все что мог: продумал линию защиты, нашел и пригласил адвоката и даже разыскал дополнительную улику, о которой еще никто ничего не знал. А всерьез представить, что меня посадят на десять лет за преступление, которое я не совершал, я не мог - воображения не хватало.

А вот чувство голода я ощущал вполне отчетливо. Дверь, конечно, была заперта, но я начал стучать в нее, и со временем на пороге возник полицейский. Я объяснил ему, что мне пора что-нибудь съесть. К моему удивлению, полицейский задумался и, в свою очередь, стал объяснять, что это не так просто, как кажется.

- Понимаете, сэр, - сказал он, - отвести вас в наш кафетерий я не могу - это не положено. Кормить вас тюремным пайком будут, когда вас переведут в тюрьму, скорее всего, сразу после допроса. - Типун тебе на язык, подумал я. - Я бы мог принести вам что-нибудь из кафетерия по вашему выбору, но и это не положено. Мне очень жаль, но порядки устанавливаю не я.

- Как же быть? - спросил я.

Полицейский опять задумался, но вдруг просиял:

- Я могу принести вам кофе и бублик, - сказал он. - Вот это положено. Вам все равно предложат их на допросе.

- А как насчет двух комплектов? - поинтересовался я.

- Нет проблем, - сказал полицейский и уже через несколько минут принес поднос с бубликами, маленьким творожным сырком и двумя бумажными стаканами с отвратительным американским кофе. Я поблагодарил его и принялся за еду.

Не скажу, что я полностью пришел в себя, но через час уже встретил Стьюарта почти искренне улыбаясь, как и всякий добропорядочный американец.

Он быстро вошел в комнату, кивком головы отпустил сопровождавшего его полицейского, уселся рядом со мной и сказал:

- Я только что переговорил с Бобом Ченом и договорился, что они дают тебе полчаса на предварительную консультацию со мной. Он рассказал мне, что сегодня ночью твой компьютер соединился с центральным компьютером «Ферст бэнк оф Аризона» и перевел в «Сити-бэнк» полтора миллиона долларов. Из «Сити-бэнка» деньги были немедленно переведены еще дальше - куда, он мне не сказал. С другой стороны, ты постоянно работаешь с «Ферст бэнком» - это они уже проверили, и, значит, знаешь, как соединиться с его компьютерами. Кроме того, ты работаешь в университете сравнительно недавно, и до твоего появления никаких проблем с «Ферст бэнком» не было. По их мнению, все это делает тебя главным подозреваемым. А теперь расскажи мне твою версию.

Я возмущенно сказал Стьюарту, что мне не нужно придумывать никаких версий - я расскажу ему чистую правду. Во-первых, я никогда не работал с центральным компьютером «Ферст бэнка». Во-вторых, мой компьютер стоит в открытом кубике, и любой человек, имеющий хоть какое-то отношение к нашему отделу, может его использовать в мое отсутствие. И, в-третьих, у меня есть алиби на сегодняшнюю ночь.

- Что за алиби? - спросил Стьюарт.

- Женщина, - коротко ответил я. Я ожидал, что Стьюарт спросит, кто это, но он задал другой вопрос:

- Она согласится подтвердить твое алиби?

- Полагаю, что да, - сказал я, - но полностью не уверен.

Стьюарт замолчал и несколько минут сосредоточенно думал. Затем он сказал:

- Хорошо. Я думаю, что здесь есть за что зацепиться. Ты когда-нибудь раньше привлекался к суду?

- Нет, - ответил я.

- Еще лучше. А полиция тебя когда-нибудь задерживала?

- Тоже нет, - сказал я. - Это для меня впервые.

- Совсем замечательно! - воскликнул Стьюарт. - Кстати, ты и сейчас формально не задержан и не арестован. Понимаешь, если бы они тебя формально арестовали, они должны были бы предупредить, что ты можешь не отвечать на их вопросы, если считаешь, что ответы могут быть использованы против тебя в суде. Это было бы твоим преимуществом, но зато, будучи арестованным, ты бы автоматически оказался в тюрьме и тебя пришлось бы вытаскивать оттуда под залог. Поэтому я и посоветовал тебе согласиться давать показания добровольно, без ареста. Правда, это значит, что ты обязался отвечать на любой вопрос, так что тебе надо быть очень осторожным. Главное, не раздражай их, а то быстро окажешься за решеткой. Ты все хорошо понял?

...Фаррел и Чен, наши хозяева, уселись с двух коротких сторон стола. На этот раз заседание, если можно так назвать допрос, открыл агент Чен.

- Дорогой мистер Голубев, - без всякой заминки произнес Чен, - мы благодарны вам за то, что вы согласились без всякого принуждения прийти к нам и откровенно ответить на наши вопросы. Я надеюсь также, что вы понимаете, насколько важно для нас, а еще больше для вас, то, что мы от вас услышим.

- Да, я понимаю, - согласился я.

- Вы понимаете также, - продолжал разливаться Чен, - что мы пошли на необычный шаг, пригласив по вашей просьбе присутствовать при нашем разговоре адвоката Розенбергера.

Также по вашей же просьбе мы обратились в бюро по переводам и пригласили опытного переводчика с русского. Хотя, по нашему мнению, переводчик вам не нужен, поскольку вы и без того прекрасно владеете английским.

В это время в дверь постучали.

- А вот и переводчик, - обрадованно сказал агент Фаррел. - Минутку, я сейчас открою.

Мы со Стьюартом сидели лицом к окну, и дверь была у нас за спиной. Он резко повернулся, чтобы посмотреть, кто появится в двери, а я в первую секунду замешкался. В то же мгновение знакомый женский голос произнес:

- Добрый день, джентльмены, извините за небольшое опоздание. Меня зовут Инесса Робертсон.

Поворачиваться мне сразу расхотелось - в качестве переводчика ФБР пригласило Инку.

Конфликт интересов

Появление Инки в ФБР объяснялось довольно просто. Как верно заметила моя знакомая-шоколадница, в Тусоне не так много людей говорит по-русски. Хотя то, что бюро прислало именно Инку, было, конечно, чистой случайностью, одной из многих, уже случившихся со мной сегодня.

Однако для Инки мое присутствие за столом было, наверное, первой случайностью за день. И когда агент Фаррел называл ей наши имена, начав c себя самого, она не удержалась и спросила меня по-русски:

- Ленчик, а ты что здесь делаешь?

- Наслаждаюсь жизнью, - хмуро ответил я на том же языке.

- Вы знакомы? - спросил Инку Фаррел.

- Да, - ответила она, - мистер Голубев работает в университете в одном отделе с моим мужем, Джимом Робертсоном.

Фаррел посмотрел на лейтенанта Санчеса.

- Верно, - подтвердил тот.

- Миссис Робертсон, - сказал Чен, - мы пригласили вас, чтобы мистер Голубев как можно точнее понимал наши вопросы к нему, а мы - его ответы. Но если вы считаете, что ваше с ним знакомство может каким-то образом повлиять на качество вашей работы и из-за этого может возникнуть «конфликт интересов», вы обязаны сказать нам это прямо сейчас.

Conflict of interests в Америке считается очень важным юридическим обстоятельством. Скажем, судья, не может принять к слушанию дело, связанное с банком, где лежат его собственные деньги. В данном случае, по-моему, конфликт интересов у Инки был совершенно очевидным, но она и бровью не повела.

- Нет, - сказала Инка, - я так не думаю. Я не настолько хорошо знакома с мистером Голубевым.

- А вы что скажете? - обратился Фаррел ко мне.

Откровенно говоря, я был в затруднении. В конце концов замужняя женщина не обязана сразу же признаваться в связи на стороне, даже если ее об этом спрашивает ФБР. Я подумал, что было бы неплохо обсудить все это со Стьюартом, но Фаррел ждал ответа, и я сказал:

- О'кей, я не возражаю, - после чего Фаррел указал Инке на место рядом с лейтенантом Санчесом. Таким образом, мы оказались с Инкой лицом к лицу.

Агент Чен вернулся к своим председательским обязанностям, и оба они, Чен и Фаррел, очень подробно расспросили меня, откуда я родом, как попал в Америку, когда приехал в Тусон и каким образом получил работу в университете.

В целом все проходило тихо и мирно. Однако когда меня начали расспрашивать о моей работе с «Ферст бэнк оф Аризона», я насторожился. Я мог легко объяснить, почему мне был нужен доступ к тем компьютерам банка, которые контролировали счета университета, - для проверки наших бухгалтерских программ. Но почему я связывался с этими компьютерами каждый день? Этот вопрос мне рано или поздно должны были задать, но я не думал, что он возникнет на первом же допросе. Однако ФБР, видимо, уже успело проверить списки всех внешних подключений моего компьютера, и, когда я замешкался с ответом, агент Фаррел сказал:

- За последние месяцы вы подключались к банковским компьютерам сотни раз, причем чаще всего рано утром. Мне кажется, что вы нащупывали подходы к центральному компьютеру и в конце концов взломали его.

Переводя эту фразу, Инка впервые не выдержала роль случайной знакомой и добавила к переводу по-русски:

- Вот в чем, оказывается, дело. А я-то думала, Ленчик, что ты у меня теленочек...

Преодолевая страх, я сказал:

- Меня задевает такое несправедливое обвинение. Я действительно каждое утро, а иногда и не раз соединялся с «Ферст бэнк оф Аризона». Как вы знаете, бухгалтерские программы должны уметь работать в разных режимах. Нам потому и приходится их постоянно переделывать, что с самого начала они не были на это рассчитаны. Вот я и испытываю по одной-две программы в разных режимах каждую неделю - проверяю их на совместимость с банковским программным обеспечением.

- Это ваша собственная инициатива, - спросил агент Чен, - или задание вашего начальника мистера Льюиса?

А Фаррел задумчиво протянул:

- А может быть, вы вообще все это придумали прямо сейчас для отвода глаз?

- Нет, - возмущенно ответил я Фаррелу, и это была не вполне ложь. То есть мое объяснение было, конечно, придумано, но не прямо сейчас и даже не мной. Его разработал Зиновий, если кто-нибудь заподозрит что-то неладное в моей трудовой активности с семи до девяти утра.

- Что ж до инициативы, - повернулся я к Чену, - то да, я решил регулярно испытывать эти программы сам, без консультации с Сэмом Льюисом. Видите ли, я не такой хороший программист, чтобы с первого же раза уловить все ошибки в чужих программах. Вот я и разбираюсь с этими программами по утрам, пока никто не видит.

Я надеялся, что Чен, как большинство китайцев, поймет человека, который боится потерять лицо перед коллегами. Но я ошибся - Чен, по-видимому, родился в Америке и у него не было комплексов, свойственных первому поколению иммигрантов из Китая.

- Нет, дорогой мистер Голубев, - сказал Чен, приятно улыбаясь, - ваше объяснение, хоть и правдоподобно, но малоубедительно. Вы сами говорите, что режимы связи с банковскими компьютерами были каждый раз разные, значит, в ходе ваших проверок вы каждый раз получали все новые сведения о компьютерах в «Ферст бэнк оф Аризона». И мало-помалу накопили достаточно информации, чтобы взломать центральный компьютер и перевести деньги в «Сити-бэнк».

- Боб, - обратился Фаррел к Чену, - а ведь так все и было. Этот тип копал-копал потихоньку, а когда увидел, что никто ничего не замечает, решил, что уже пора.

Мне стало совсем неприятно. И я сразу почувствовал, как Стьюарт дергает меня за рукав. Он показал мне сжатый левый кулак и медленно, один за другим, отогнул три пальца, начиная с мизинца.

- Давай, Лио, - произнес он, - во-первых... во-вторых... в-третьих...

Он хотел, чтобы я сменил тактику и перешел от обороны к нападению. Прежде чем Фаррел успел что-либо сказать, я начал говорить сам, причем по-русски. Как ни странно, страх придал мне красноречия. Я заявил, что, в свою очередь, хочу задать ФБР несколько вопросов. Мне крайне неприятно, продолжал я, быть заподозренным в нарушении закона. Но давайте проанализируем, на чем основаны эти подозрения. Например, вы считаете, что я собирал информацию о центральном компьютере «Ферст бэнк оф Аризона» с тем, чтобы взломать его и украсть крупную сумму денег. Значит, я должен был как-то взаимодействовать с центральным компьютером, и тогда он регистрировал бы каждую мою попытку подключения. Отсюда вопрос номер один: зафиксирована ли хоть одна такая попытка? Уверен, что нет.

- Здесь Лио прав, - признал Санчес. - Мы получили данные о всех соединениях центрального банковского компьютера с другими адресами за последние два месяца. Адреса компьютера Лио среди них нет.

- Увы, это опять-таки ничего не доказывает, дорогой мистер Голубев, - пропел агент Чен. - Вы вполне могли подключаться к центральному банковскому компьютеру через те компьютеры банка, к которым вы имели доступ, - этого вы не можете отрицать?

- Да, - парировал я, - мог бы. Но тогда бы я и деньги увел через те же самые компьютеры. Зачем же мне тогда светиться и оставлять вам адрес своего рабочего компьютера? Или вы считаете, что я полный идиот?

Инка несколько замешкалась с переводом последней фразы и посмотрела на меня с каким-то новым уважением.

Однако Чен остался непроницаемым, а Фаррел хмыкнул, что могло быть истолковано как угодно. Зато Стьюарт одобрительно и несколько демонстративно похлопал меня по плечу. Я понял, что этот раунд я, пожалуй, выиграл.

Ободренный успехом, я задал свой второй вопрос. Откуда известно, что именно я, а не кто-нибудь другой сидел за клавиатурой моего компьютера сегодня ночью? Ведь компьютер могли использовать и без моего ведома.

...Ответил мне снова Санчес. На этот раз он говорил серьезно, тщательно подбирая слова. Здания университета, сказал он, на ночь запираются. Войти может только тот, у кого есть ключ, причем подходящий только к этому зданию. Двери внутри здания, в свою очередь, заперты, и только сотрудникам, работающим в данном отделе, выдаются ключи, отпирающие какую-то одну дверь.

- Кстати, Лио, - вдруг сказал он, - а где ваши личные ключи? Вы можете показать их мне?

- Вот, - ответил я, доставая оба ключа из сумки и одновременно отстегивая их от карабинчика, на котором они висели внутри сумки.

- Пожалуй, вам лучше оставить их у меня, - сказал Санчес, забирая ключи. - Я не думаю, что они снова вам понадобятся.

- Я что, уволен? - спросил я.

- Не знаю, - сказал лейтенант, - это не мне решать, но вы не волнуйтесь - зарплату за первую неделю апреля вам выплатят в любом случае.

Конфисковав мои ключи, Санчес продолжил свои объяснения. Итак, сказал он, дверь отдела можно было отпереть только тремя ключами - моим, Сэма С. Льюиса и Джима Робертсона. Сегодня ночью Сэм находился у себя дома со своей семьей. Джим Робертсон, как, должно быть, подтвердит миссис Робертсон, - Инка с растерянным видом кивнула, - был в отъезде. Остаюсь я. Как все только что убедились, мои ключи были у меня, в целости и сохранности, никто их не украл. Следовательно, полиция и ФБР вправе считать меня главным подозреваемым.

- Да, - сказал Фаррел, - как вы намерены это опровергнуть?

Стьюарт снова дернул меня за рукав. Было видно, что он недоволен направлением, которое принял разговор.

- В-третьих, - решительно сказал он.

Я и сам понимал, что второй раунд проигран и без отчета о том, как и с кем я провел сегодняшнюю ночь, не обойтись. И все же я колебался. Ведь Стьюарт не знал, что мое алиби - это женщина, которая сидела за тем же столом, что и все мы. К тому же, верьте или нет, но мне не хотелось, чтобы у Инки были неприятности из-за меня. Однако другого выхода не было, и я, стараясь не смотреть на Инку, сказал по-английски:

- На сегодняшнюю ночь у меня тоже есть алиби. Я был не один.

- Леня, не смей! - негромко сказала Инка по-русски. - Ты что, хочешь меня подставить?

На Чена, Фаррела и Санчеса так подействовало мое заявление, что они не обратили бы внимание на слова Инки, даже если бы и понимали их. Только подвижное лицо Стьюарта выразило заинтересованное удивление.

- С кем вы были? - немедленно спросил Чен.

- С женщиной, - ответил я.

- Слава богу, что не с мужчиной, - осклабился Фаррел. - Имя?

- Послушайте, - сказал я, - эта женщина замужем. Я не хотел бы называть ее имени. А врать о своей личной жизни я тоже не хочу, я ведь не президент Клинтон. Кстати, а вы никак противник сексуальных меньшинств?

Вот этого говорить не следовало. Я-то пытался пошутить и разрядить обстановку, но получилось наоборот: Фаррел рассвирепел. Его лицо покраснело, и он встал у торца стола во весь свой небольшой рост.

- Слушай, ты, Лио, - прошипел он, - если ты хочешь быть умником за мой счет - пожалуйста. Ты не хочешь говорить, с кем ты барахтался в постели сегодня ночью, - пожалуйста. Если хочешь получить срок и отсидеть его от звонка до звонка - на здоровье, ты в свободной стране. Но не вздумай делать из нас идиотов. Миссис Робертсон, - обратился он к Инке, - переведите то, что я сказал, этому умнику и поточнее!

За семь лет, прожитых в Соединенных Штатах, я всего пару раз видел - и, конечно, слышал, - как человек в полный голос орет на другого. Однажды ранним утром, месяца через три после приезда, когда я еще развозил газеты, я случайно услыхал, как корпулентная дама в ночной рубашке кричит на соседа, разрешившего своей собачке присесть на газон перед ее домом. Один раз, к моему стыду, кричал я сам, опаздывая на самолет и требуя поскорее оформить билет.

Все эти случаи, однако, не шли ни в какое сравнение со скандалом, который устроила Инка. Она вскочила на ноги и начала орать на меня. Орала она, разумеется, по-русски. Она называла меня болваном, кретином, козлом и почему-то пидарасом. Она упрекала меня за то, что я связался с ней, а себя за то, что она связалась со мной. В конце концов минут через пять непрерывного крика она в последний раз обозвала меня подонком, схватила свою белую сумочку, стоящую на столе, выбежала из комнаты и хлопнула дверью.

- Что это было, Лио? - опомнился первым лейтенант Санчес. - Чего хочет от вас эта женщина?

- В том-то и беда, - ответил я, - что она уже ничего от меня не хочет. Она и есть мое алиби.