CОРВАТЬ БАНК В АРИЗОНЕ

Ник ГРЕГОРИ Виртуальный детектив Главы из повести

CОРВАТЬ БАНК В АРИЗОНЕ

Биржа, по словам Зиновия, открывается в Нью-Йорке, на восточном побережье, в девять тридцать утра каждый рабочий день. Только после этого можно продавать и покупать акции — и через интернет, и любым другим способом. В Чикаго в это время восемь тридцать, а на западном побережье, где-нибудь в Лос-Анджелесе, еще только шесть тридцать. До открытия большинства банков на Западе еще по крайней мере два с половиной часа, поскольку обычно до девяти по местному времени они закрыты. Конечно, обмен денег между крупными банками производится круглосуточно по всей стране, но для этого используются внутренние счета банков. На внешних же счетах, то есть на счетах организаций и отдельных лиц, пользующихся банком, всегда могут находиться какие-то суммы, еще не переведенные на внутренний счет. Эти активы западных банков как бы заморожены на два с половиной часа каждое утро. Они-то и есть те самые миллионы, которые лежат и ждут, когда умный человек позаимствует их на два часа, чтобы обернуть на бирже и возвратить назад в целости и сохранности.

Однако взять миллионы взаймы без ведома банка не так просто. Грубо взламывать защиту центральных банковских компьютеров, чтобы на этом тут же попасться, могут только идиоты. Совсем другое дело, если я получу неограниченный доступ к компьютерам, обеспечивающим связь между какой-нибудь организацией и ее счетом в данном банке, причем такой организацией, которая переводит деньги в банк каждый день. Неплохо также, если бы банк не знал с вечера, сколько денег на этом счете окажется утром. Скажем, организация каждый день собирает с клиентов платежи, причем нерегулярно, так, что всякий день они разные. Последний платеж приходит, к примеру, в семь вечера, и вся собранная за день сумма тогда же направляется по компьютеру в банк, на внешний счет этой самой организации.

Но в семь вечера по местному времени банк уже закрыт — он закрывается в пять, и сколько денег поступило на этот счет, работникам банка станет известно только не ранее девяти утра назавтра. К этому времени в Нью-Йорке будет уже двенадцать, и биржа уже проработает два с половиной часа. Значит, в течение двух с половиной часов — до открытия банка — деньги, переведенные вчера на счет нашей гипотетической организации, будут лежать нетронутыми, и банк даже не будет знать, сколько их. Остается не полениться, встать пораньше и направить эти еще неучтенные деньги из банка на открытый нами счет брокерской компании в интернете. Затем купить нужные акции, как только биржа откроется, продать их через два часа и возвратить заем банку за полчаса до открытия. А заработанные на бирже деньги сбросить на отдельный счет, открытый в совершенно другом месте.

Рая не могла больше делать вид, что мясо не готово — оно и вправду могло перестояться, — и подала его на стол. Если кому интересно, мясо а-ля де Голль состоит из небольших кусочков шпигованной чесноком говяжьей вырезки, каждый из которых обернут ломтиком жирной свинины или бекона. На эту конструкцию сверху обильно натирается сыр, кладется репчатый лук, и все вместе запекается в духовке на медленном огне. Блюдо это Рая переняла у одного нашего минского приятеля, прекрасного кулинара, который утверждал, что придумал его сам. В Минске мясо а-ля де Голль в исполнении Раи всегда имело ошеломительный и вполне заслуженный успех. В Чикаго, однако, некоторые из наших знакомых — но, слава богу, не Зиновий — сурово напомнили нам, что употребление свинины, а тем более смешение мясных и молочных продуктов, есть открытый вызов законам кашрута, еврейской религиозной диеты. При этом, впрочем, от поедания некошерного мяса а-ля де Голль они не уклонялись, хоть и испытывали, наверное, смешанные чувства.

Похожие чувства испытывал теперь и я. Моральных сомнений — брать или не брать деньги у банка во временное пользование — у меня, как и у всякого советского человека, не было и быть не могло. К тому же изящная комбинация, задуманная Зиновием, выглядела вполне безопасной и почти законной. Однако, по-моему, один ее элемент все-таки предполагал явное правонарушение. Ведь мне предстояло незаконным образом проникнуть в компьютер, управляющий внешними счетами банка. Я уже достаточно разбирался в компьютерах, чтобы понимать, что каждый раз, когда один компьютер связывается с другим, этот факт регистрируется с указанием адресата и времени связи, так что несанкционированное подключение к любому компьютеру легко может быть обнаружено.

Зиновий сперва покончил с мясом а-ля де Голль — он, между прочим, вообще не умел делать несколько дел сразу, — а затем начисто отмел мои возражения. Ни о каком несанкционированном подключении речи не пойдет, поскольку компьютер, с которого я буду проводить свои операции, наоборот, как раз и будет чуть ли не основным партнером банковского компьютера. Видя мое недоумение, Зиновий пояснил, что для этого я должен поступить на работу в бухгалтерскую систему какой-нибудь организации на западном побережье, которая постоянно связывается с каким-нибудь местным банком. Тогда мой компьютер по долгу службы будет обязан постоянно подключаться к компьютерам банка, и никто не сможет доказать, что два-три лишних соединения рано утром были злонамеренными, а не просто, скажем, регулярной профилактикой.

За десертом — свежеиспеченные булочки с корицей и шоколадный мексиканский ликер — моя дальнейшая судьба была окончательно решена. На следующей неделе я разослал запросы о возможном трудоустройстве — то, что у нас называют «резюме», — во все многочисленные университеты и колледжи, расположенные на запад от Скалистых гор. В резюме я описывал свой несуществующий многолетний опыт бухгалтерско-банковской работы до моего приезда в Америку, а также мои успехи в программировании после приезда — как я уже говорил, COBOL оказался очень кстати. На этом основании, проверить которое, конечно, никто не смог бы, я предлагал свои услуги в качестве программиста, связанного с бухгалтерией. Университеты и колледжи были избраны потому, что их фонды достаточно велики, и, в отличие от, скажем, корпораций, режим работы там посвободней — никто не удивится, если программисту удобней сидеть на рабочем месте не с девяти до пяти, а с шести до двух. Надо сказать, что идея насчет университетов пришла в голову мне самому, а не Зиновию, и я был горд, когда Зиновий с энтузиазмом ее поддержал.

Дальнейшее очевидно. Через месяца полтора два из семидесяти восьми опрошенных учебных заведений — колледж по подготовке медицинских сестер в городе Спокане, штат Вашингтон, и Аризонский университет — сообщили, что у них есть подходящие вакансии программистов, связанные с бухгалтерскими операциями. Остальные прислали вежливые пожелания успехов в поисках работы. Из Спокана и Тусона мне позвонили, и поскольку я заранее очень тщательно подготовился к разговору, раскопав в интернете все что мог о моих возможных работодателях, я получил предложения приезжать от обоих. Время в штате Вашингтон — не путать со столицей нашей новой родины городом Вашингтоном — сдвинуто по сравнению с Нью-Йорком на три часа, а в штате Аризона — только на два, что, конечно, было менее удобно для нашей затеи. Но зато Аризонский университет, судя по информации в интернете, был намного больше и богаче споканского колледжа медсестер. К тому же оказалось, что штат Аризона не желает подчиняться общеамериканскому стандарту и не переходит, как все остальные, на летнее время с апреля по октябрь включительно, поэтому летом разрыв во времени с Нью-Йорком составляет все те же три часа.

В октябре прошлого 1999 года я сел на самолет до Тусона — билет, как и обещано, был куплен Зиновием — и с благословения моей жены Раи приступил к работе. В семь утра, еще в темноте, я приходил в наш отдел и получал очередное электронное послание от Зиновия. Выглядело оно в точности, как шифровка для Штирлица, например: MNTH — 15, IHKO — 20, MDRG — 15, KOTH — 40, VBHU — 10. Буквы означали компании, намеченные Зиновием к покупке и расхваленные на вчерашнем выпуске его сайта, а цифры — сколько процентов от общей суммы он рекомендует потратить на каждую компанию. Я выходил на банковский компьютер, с которым был связан постоянно, и смотрел, какой суммой я могу располагать сегодня.

Как правило, это было не менее пятисот тысяч долларов. Я разбрасывал эти деньги по позициям «купить» на сайте интернетовской брокерской компании и ждал открытия биржи. В семь тридцать по аризонскому времени биржа начинала работу, и нужные мне акции немедленно покупались. В восемь двадцать, минута в минуту, я отдавал команду «продать», и к восьми тридцати деньги — за исключением прибыли — снова переводились в банк. За поведением купленных акций за проходившие пятьдесят минут я не следил — лишнее волнение мне было ни к чему. До сих пор, хвала господу, мы никогда не проигрывали, хотя прибыль всякий раз была небольшой — процента полтора-два. Из этой прибыли за первые три недели мы создали неприкосновенный фонд с тем, чтобы покрыть банковские потери, если в какой-то черный день мы все-таки проиграем. Когда фонд был создан, половину прибыли я стал переводить на счет Зиновия в респектабельной брокерской конторе «Фиделити Инвестментс», а вторую половину — на свой собственный счет в той же «Фиделити». На эти деньги я немедленно покупал, на этот раз через «Фиделити», акции лично для себя по своему выбору. Я облюбовал быстро растущие в цене интернетные компании CMGI, ICGE и EMRG, и на сегодняшнее утро мои честно заработанные вклады в «Фиделити» уже составляли около пятидесяти тысяч.

И вот теперь, когда все уже было налажено, а аризонское время отодвинулось еще на час, обещая нам солидное увеличение заработка, случилось именно то, что мы с Зиновием считали невозможным. Какой-то идиот использовал мой компьютер, чтобы внаглую обокрасть банк, и я сразу очутился в положении обвиняемого. При этом рассказать полиции всю правду о моих контактах с банком я, конечно, не мог. А достаточно убедительно врать я не умел — насчет моей прямоты Зиновий был, как всегда, прав.

В дверь постучали, и, не дожидаясь ответа, вошли двое незнакомцев. Пока дверь была открыта, было видно, что в коридоре возле моего кубика чем-то заняты несколько университетских полицейских в такой же, как и у Санчеса, черной форме.

Хоть вошедшие не были знакомы ни мне, ни Сэму — во всяком случае, судя по его удивлению, — но лейтенант Санчес, по-видимому, знал их хорошо. Он явно помрачнел и без всякого энтузиазма представил незнакомцев Сэму, но не мне.

— Мистер Льюис, — сказал он, — познакомьтесь с агентом Джеймсом Фаррелом. А это агент Роберт Чен.

— Как поживаете, мистер Льюис, — широко улыбнулся невысокий блондин Фаррел. — Очень рад с вами познакомиться.

А худой и неожиданно высокий китаец Чен произнес еще более изысканную формулу приветствия:

— Встретить вас, мистер Льюис, — сказал Чен, — для меня почет и удовольствие.

— Ну как дела, Фрэнк, — обратился Фаррел к лейтенанту Санчесу, по-прежнему не обращая на меня никакого внимания. — Я вижу, ты уже работаешь вовсю. Похоже, еще немного, и нам с Бобом тут нечего будет делать.

— Вам и сейчас здесь делать нечего, — неприязненно сказал Санчес. — Это расследование веду я, и оно находится вне вашей юрисдикции. Собственно, оно уже почти закончено, и университету ваша помощь совершенно не нужна. Хотя, конечно, я благодарен вам обоим за то, что вы ее предлагаете.

— Да, — подхватил Сэм, в первый раз поддержав лейтенанта, — университет благодарит вас за помощь, но мы справимся и сами.

— Вы так и не дадите нам поговорить с этим милым джентльменом? — спросил Чен, кивая в мою сторону. — Он уже все вам рассказал?

— Почти, — сказал лейтенант, — и если бы не ваше вмешательство, мы бы уже давно договорились по-дружески. Не правда ли, Лио?

В продолжение всего этого разговора я не произнес ни слова, и не только потому, что никто меня и не просил ничего говорить, — я лихорадочно соображал. Мой мозг работал, может быть, и не очень четко, но удивительно быстро — должно быть, от испуга. Я не знал, кто такие агенты Чен и Фаррел, но я видел, что они совсем не друзья лейтенанту Санчесу. Но загонял меня в угол пока что именно Санчес, и я решил для начала выяснить, в чем разница между ним и этими двумя. Поэтому я не стал торопиться отвечать Санчесу. Вместо этого я спросил, обращаясь к Чену:

— Могу я узнать, кто вы такие?

— Да, разумеется, — ответил за Чена Фаррел. — Мы из Федерального бюро расследований.

Только я успел подумать, что означает появление на сцене еще и ФБР, как Санчес заговорил снова:

— Ребята, — твердо сказал он, обращаясь к фэбээровцам, — я еще раз хочу вам напомнить, что это Аризонский университет, где действуют законы суверенного штата Аризона. Это моя территория, и только я могу вести здесь расследование любого правонарушения, нравится вам это или нет. Вы прекрасно знаете, что я вам не подчиняюсь.

Мой мозг продолжал фиксировать происходящее. Во-первых, Санчес употребил слово «правонарушение», а не «преступление», имея, наверное, в виду возможность полюбовного соглашения, о которой он говорил мне до прихода двух агентов. Во-вторых, стало яснее, почему он противится вмешательству ФБР. Чья тут юрисдикция и кто главней — суверенный штат Аризона или федеральное правительство, — мне лично было совершенно наплевать. Но для лейтенанта Санчеса это имело решающее значение.

— Фрэнк, — примирительно сказал агент Чен, — не кипятись. Ты сам понимаешь, что у нас и без того дел по горло, не хватало нам только твоих проблем! Но здесь мы вынуждены вмешаться. Ты, наверное, еще не знаешь, что твой подопечный, — Чен взглянул на меня, — перевел украденные деньги в «Сити-Бэнк» в Нью-Йорке. А Нью-Йорк пока не находится в штате Аризона, так что это дело уже федерального масштаба. Кроме того, «Сити-Бэнк», как тебе, может быть, известно, был связан с делом Владимира Левина.

Все-таки агенты ФБР куда более тренированы для своей работы, чем аризонские полицейские. Вряд ли лейтенант Санчес смог бы правильно выговорить трудное русское имя Владимир, а вот агент Чен, даром что китаец, произнес его без запинки. И Санчес явно слышал это имя не впервые. Он задумчиво покачал головой и посмотрел на меня с каким-то новым интересом и даже с уважением.

— Так что, Фрэнк, сдавай нам своего арестованного, а заодно и все, что ты уже накопал, — поддержал Чена Фаррел. — Можешь не сомневаться, твои заслуги будут отмечены. Я сам лично подам рапорт в Вашингтон, и директор Фри напишет в университет, что без тебя мы бы никак не справились с русской мафией. Ну как, договорились?

Упоминание о русской мафии, на этот раз уже вполне определенное, напугало меня до такой степени, что я непроизвольно взвыл:

— Какого арестованного? Какая русская мафия? Что еще за Левин?

Оставив все мои вопросы без ответа, Фаррел удивленно взглянул на Санчеса:

— В чем дело, Фрэнк? Ты его еще не арестовал?

Лейтенант замялся. Ему определенно не хотелось сообщать фэбээровцам о том, как он уговаривал меня разойтись с университетом почти по-хорошему.

— Нет, — сказал он, — мы с Лио пока что просто беседовали. Без протокола и предупреждения о его правах. Мы так хорошо говорили, что я вообще не уверен, следует ли его арестовывать — как вы думаете, Лио? А что, у вас, ребята, есть ордер на его арест?

Тут замялись уже агенты.

— Мы не получили ордер, — признался Чен, — не успели. Мы думали, ты сам его оформишь. Но раз ты говоришь, что с ним можно разговаривать...

Не ответив Чену, Санчес посмотрел на меня и, как и раньше, дружески улыбнулся.

— Лио, вы не возражаете, если мы немножко посплетничаем за вашей спиной? Я позову вас, когда мы закончим, — лейтенант приоткрыл дверь в коридор, — только не уходите далеко.

Не знаю, что было у Санчеса на уме, но я, кажется, понимал, почему я еще не под арестом. В самом деле в этой стране, чтобы арестовать человека, нужны веские основания. Если бы я напился и буянил у входа в наш административный корпус, или был бы задержан при попытке ограбления магазина, или просто сопротивлялся полицейскому — тогда любой патрульный имел бы полное право задержать меня и посадить в здешний участок на срок до сорока восьми часов. Однако чтобы задержать меня за сомнительное ненасильственное преступление, которое еще не доказано, нужно разрешение судьи. Получить его, наверное, не так просто, иначе фэбээровцы уже бы его имели. Но пока американская бюрократия все же приоткрывала мне маленькое окошко — минут в пятнадцать. Я встал со своего места и, ни слова не говоря, покинул офис Сэма. Дверь закрывать я не стал, чтобы Санчес видел, что я не собираюсь сбежать. Действительно, пытаться сбежать было бы глупо, да и куда? Предоставленную отсрочку я хотел использовать совсем по-другому. Пятнадцати минут до ареста вполне бы хватило, чтобы отправить по электронной почте сообщение Зиновию и предупредить его, что произошло. А может быть, и успеть получить ответ.

Однако я недооценил предусмотрительность лейтенанта Санчеса. Пока Санчес уговаривал меня признаться, полиция успела опечатать ящики моего стола и книжную полку. Опечатан — то есть обмотан крест-накрест полицейской желтой лентой — был и сам компьютер, и монитор, и даже клавиатура. На книжной полке раньше стояли несколько компьютерных инструкций в пластмассовых переплетах и навалом лежали распечатки тех самых бухгалтерских архивов по зарплате, которые мы с Джимом помаленьку превращали в компьютерные файлы. Теперь полка была пустой — видимо, техники унесли все это с собой. Кроме того, кругом был рассыпан черный, очень жирный на вид порошок, который, должно быть, использовался для снятия отпечатков пальцев.

У компьютера оставался только один молодой парень в черной форме и тонких резиновых перчатках. Он стоял на полу на коленях и очень осторожно мягкой кистью счищал излишки порошка с верхней панели компьютера. Парень услышал, как я подхожу, обернулся — снизу вверх — и сказал:

— Привет, Лио! Ты что тут делаешь?

Память на имена у меня плохая, и я не помнил, как его зовут, но мы с ним были знакомы. Этот парень жил в том же доме, что и я, на той же Десятой улице.

— Я здесь работаю, — ответил я, — а ты?

— И я тоже, — засмеялся он. — Вот видишь, приходится вылизывать чей-то компьютер. Уж не твой ли?

— Мой, — согласился я. — А что?

— Тогда и отпечатки твои, — рассудил он. — Смотри, какой этот красивый.

С этими словами он сделал несколько завершающих взмахов кисточкой и указал мне на действительно очень отчетливый отпечаток пальца — черными штрихами на светлой поверхности. Отпечаток приходился в точности на кнопку sleep. Если нажать на эту кнопку, система отключается и отсылает компьютер в «спящее» состояние. Эта была та кнопка, которую я не нажимал никогда.