170 лет назад на Московском ипподроме состоялись первые скачки на приз графа Орлова. И понеслось...
ТЕРРИТОРИЯ БОЛЬШИХ ПРИЗОВ
ОРЛОВСКИЙ
Косвенно к постройке ипподрома приложила руку сама императрица Екатерина Великая. Сначала наградившая своего фаворита графа Алешку Орлова 120 тысячами десятин земли в Воронежской губернии, а затем отправившая его в отставку. Еще будучи в фаворитах, он построил на презентованном участке два конезавода — Хреновской и Чесменский. А когда в отставке у него вдруг образовалась масса свободного времени, то больше ни на что, кроме как на разведение племенных лошадей, ему его потратить уже было некуда: до политики опального графа не допускали.
А во всем, что касалось коневодства, ему давался полный карт-бланш. Граф скупал для своей «селекции» лучших рысаков. А для того чтобы определить этих «лучших», он и придумал устраивать «испытания». Как выражался сам граф, «чтобы прыть рысистая видна была». Сначала они проходили на Донском поле, недалеко от Нескучного сада. Для того чтобы хозяева действительно показали все, на что способна лошадь, победителю в качестве премии выдавалось полтыщи рублей серебром. И тут же начинался торг. Свою гордость, жеребца Сметанку, граф купил у хозяина за 60 000 рублей. Цена целой деревни, с душами, постройками и скотом.
Но проводить такие испытания в пределах города было опасно, а после того как под копытами очередного «орловца» пострадала очередная дама, место испытаний было решено перенести в ближайший пригород. В первых числах августа 1834 года на Ходынском поле под патронатом генерал-губернатора Москвы князя Голицына состоялись первые официальные скачки на приз графа Орлова, победил на которых жеребец Горностай Ивана Соколова. Вторым пришел Кречет из конюшни князя Оболенского. Для зрителей были выстроены две небольшие двухъярусные беседки. Однако поскольку количество желающих посмотреть «испытания» все время росло, то уже в 1848 году на Ходынке была построена специальная вместительная галерея, про которую потом скажут, что она «составляет украшение Ходынского ипподрома, одного из красивейших в Европе».
Мысль же о том, что на ипподроме можно еще и зарабатывать, родилась гораздо позднее. Лишь в 1877 году Совет министров Российской империи догадался учредить на базе ипподрома тотализатор, который почти сразу начал приносить поистине сказочные доходы. Уже в конце века тотализатор давал в год более полутора миллионов рублей чистого дохода. Для того чтобы понять, что это была за цифра, можно сказать, что состояние Саввы Морозова на тот период (не доход, а именно состояние) составляло немногим более трех миллионов.
ИМПЕРАТОРСКИЙ
В галерее имелись трибуны для разных сословных групп. Была и императорская ложа, которая большей частью пустовала: лица императорской фамилии не часто радовали южную столицу своими визитами. Были и стоячие места для простого народа, но там тоже аншлаг был редок. Простые люди предпочитали петушиные бои, также, кстати, завезенные в Россию графом Алексеем Орловым. Зато места на дворянские или купеческие трибуны приходилось бронировать заранее. Здесь кипели страсти и решались судьбы. Из классической литературы широко известен случай, когда упавший на скачках со споткнувшейся лошади офицер пристрелил животное, а в результате болевшая за него женщина, представительница древнего дворянского рода, бросилась под поезд. Дама разволновалась, упала в обморок, а ее муж, крупный правительственный чиновник, принял это простое проявление жалости по отношению к наезднику и животному за признак измены и подал на развод.
Многие из тех, что оставили на Ходынке свое или тем паче чужое состояние, стрелялись прямо здесь, на трибуне. Такие люди обычно уже к концу заезда сидели с приставленным к виску дулом. Им обычно не мешали: попытка вырвать у отчаявшегося револьвер часто кончалась тем, что он все равно стрелял и ранил кого-нибудь из присутствовавших.
На купеческих трибунах нравы были попроще. Здесь никто не стрелялся, купцы играли расчетливо, и последние деньги на кон не ставили. Зато если уж крупно выигрывали, то гуляла вся трибуна. Напоить присутствующих шампанским по случаю выигрыша считалось здесь признаком хорошего тона. Правда, шампанское в таких случаях использовалось недорогое. Специально «под фарт» в здешнем буфете хранилось несколько ящиков шипучего вина тмутараканского разлива: в продажу его пускать было нельзя, а вот как «лошадиное пойло» (купцы часто требовали налить ведро шампанского лошади-победительнице) сей напиток шел хорошо.
Но особым шиком считалось устройство «именных заездов». Кроме ставших уже традиционными скачек на приз Орлова здесь периодически проходили Долгоруковские скачки, бега на приз князя Волконского и тому подобные соревнования. Купцам такое удовольствие не полагалось, а поэтому, если представителю этого сословия хотелось «шикануть», ему приходилось искать «субподрядчика». И тогда в программках соревнований печаталось: «приз князя Таковского на кошт купца Савелия Тимофеева».
Не брезговали организацией призовых скачек и представители императорской фамилии. Правда, их скачки, устраивавшиеся «с целью развития между офицерами регулярной и иррегулярной кавалерии лихости и искусства в скачках, а также охоты к приобретению ими хороших скаковых лошадей», проходили ближе к Питеру, в Красном Селе. Зато размаха они были поистине царского. Сам Александр II следил за соревнованиями со своей личной трибуны, а жокеями были не какие-нибудь неизвестные наездники, а все сплошь графы и князья. На первых императорских скачках, состоявшихся в 1873 году, первым чуть было не пришел сам князь Голицын, однако его лошадь не взяла последнее препятствие и сломала спину, пропустив вперед флигель-адъютанта Милютина. Размер приза составлял 3500 за первое, 2000 за второе и 1000 рублей за третье места. Деньги это были весьма солидные и выплачивались они из личных средств императорской семьи. Всего же за историю императорских скачек в качестве призовых было выплачено более 150 000 рублей.
|
БУДЕННОВСКИЙ
К началу двадцатого века Москва уже так прочно «подсела» на ипподромные страсти, что даже указ о мобилизации лошадей, приуроченный к началу Первой мировой, не привел к остановке испытаний. Специально для проведения призовых скачек и бегов в конюшнях ипподрома было оставлено несколько десятков лошадей разных пород. Так что до конца 1917 года Московский ипподром работал вполне исправно. А в конце 17-го он был закрыт как совершенно очевидное буржуазное предприятие.
Лишь в конце 1920-го, когда в столицу вернулись конные полки Буденного, на беговых дорожках возобновились скачки. И опять возобновились безо всякой выгоды для государства. Рысаки скакали, подгоняемые буденновцами в серых шинелях, а с трибун на них смотрели полтора десятка беспризорников да несколько праздношатающихся голодранцев. Вся приличная публика к тому времени укатила за границу, а та, что осталась, свою интеллигентность показывать побаивалась.
Официально первые призовые советские скачки на Московском ипподроме прошли осенью 1921 года. Правда, призы на этих скачках денежного эквивалента не имели, победителям выдавали обычно именные маузеры, которых у хороших кавалеристов накапливалось по нескольку штук за сезон. Тотализатор же заработал в полную силу лишь тогда, когда российская столица затрещала под напором нэпманов, в 1923-м. Именно тогда вновь ожил Московский Рынок Страстей. Теперь здесь не просто ставили на лошадей, здесь заключали сделки, здесь ворочали миллионами и миллиардами, здесь московские бандиты устраивали свои общественные приемные.
А лошади, не зная, что на них ставят деньги, завоевывали все новые призы. Призы Буденного, Ворошилова, Тухачевского... Только вот Сталинского приза не было: говорят, что «отцу народов» не понравились словосочетания «сталинские скачки» и «сталинские бега». А Семен Михайлович Буденный свой приз «срисовал» со знаменитого приза Сент-Леджер (дистанция — 2800 метров, участвуют лошади не старше трех лет).
Во времена нэпа на Московский ипподром пришла традиция «заказного заезда», когда желающий сорвать банк нувориш подкупал наездников, с тем чтобы они пришли к финишу так, как ему было надо. Бороться с таким положением дел администрация вовсе не спешила. Мало того, говорят, она и сама такой практикой пользовалась частенько. Правда, не столько в материальных, сколько в политических целях.
Одним из частых посетителей ипподрома был главный советский маршал Семен Михайлович Буденный. Известный лошадник, он обладал поистине потрясающей интуицией, которая его почти никогда не подводила.
— Семен Михайлович, — увещевал Буденного провожавший его до кассы служащий (маршал всегда сам делал ставки, но касса для него была отдельная), — в следующем заезде под восьмым номером Казачок идет. Очень перспективный.
— Ну и что, — парировал Семен Михайлович, — а вот мне семерочка больше нравится.
И говорят, что практически не было случая, чтобы маршал ошибся в своих прогнозах. А если ошибался, то уезжал недовольный и после этого весь состав ипподрома несколько дней пребывал в печали. Особенно опечален был тот жокей или наездник, по вине которого и был расстроен главный гость заведения. Выгонять его, конечно, не выгоняли, но вот от забегов отстраняли надолго.
БОГЕМНЫЙ
К середине тридцатых Московский ипподром стал для граждан СССР сакральным местом. Настоящим капищем, в которое стекались люди со всех концов страны. Здесь, на территории около 40 гектаров, было официально разрешено то, что было запрещено всей остальной стране. И на это условно-запретное место, как за границу, тянулись ежедневно тысячи советских граждан, мечтавших отведать запретный плод настоящего азарта. Стремились сюда даже те, кто не играл и не разбирался в лошадях, просто постоять в толпе мечущихся, стонущих, хватающихся за сердце и орущих от радости людей. Постоять и подышать этим запретным воздухом азарта.
Здесь долгое время собирались сливки московского общества. Практически ежедневно приезжали на ипподром мхатовцы: Яншин, Москвин, Тарханов. И не просто приезжали, но даже иногда сами участвовали в забегах. «Я сам в качалке сидел», — часто говаривал друзьям Михаил Яншин. Иногда в беговую качалку усаживался Иван Семенович Козловский. Постоянными жителями ипподрома были Маяковский и Асеев. Все это были люди далеко не бедные, и на бега их тянула отнюдь не жажда наживы или легкого выигрыша. Играли «по маленькой», словно растягивая удовольствие. Только вот удовольствие от чего? Что заставило того же Яншина вновь вернуться на ипподром после того, как его однажды увезли оттуда с сердечным приступом? В тот раз Михаил Михайлович просчитал идеально точную, выверенную комбинацию, а когда диктовал кассирше номера лошадей, запутался в цифрах. Комбинация, которую он загадал, оказалась правильной, но выигрыш прошел мимо великого актера. И ведь выигрыш был не такой большой, всего полтора рубля на вложенный рубль, а вот сердце не выдержало и дало сбой.
Удачливым игроком был легендарный летчик Михаил Громов. По воспоминаниям бывалых «тотошников», появлялся он в дебрях ЦМИ обычно по выходным. Одевался в штатское, но непременно со звездой Героя на пиджаке: этот достойный атрибут давал ему право подходить к кассе без очереди. Играл до первого выигрыша. Выигрывал и уходил. Причем на лице его никогда не отражалось никаких эмоций.
ТРАМВАЙНЫЙ
Справиться с территорией азарта, в которую превратился Московский ипподром, не смог даже пожар, уничтоживший в 1949 году зрительские трибуны. Пока государство по проекту архитектора Жолтовского возводило трибуны новые, страдавшие без тотализатора, «тотошники» регулярно приезжали на Беговую и устраивали «приз Трамвая». То есть ставили на то, в каком порядке будут приходить на станцию эти «электрические лошадки». Как-то один из «тотошников» сорвал банк в 8000 рублей старыми деньгами. Правда, потом выяснилось, что «заезд» был «заказным»: ушлый малый просто сговорился с диспетчером ближайшего трамвайного парка, и тот выпустил вагоны на линию в том порядке, какой был ему нужен. Его побили, деньги отобрали, но от дальнейших участий в пари не отстранили. «Тотошники» были вообще народом очень демократичным.
Когда в 1955-м стараниями того же Буденного ЦМИ вновь открыл свои объятия для поклонников рысистых испытаний, сюда опять потянулась вся советская элита. Теперь поколения сменились, и постоянными гостями зрительских трибун стали Царев, Старостин, Броневой, Аксенов, Гладилин, Арканов... Здесь доживал свои дни Василий Сталин. Нечастым, но почетным гостем был Леонид Брежнев. Этому демократичному правителю везло гораздо меньше, чем его предшественникам. То ли климат оттепели так действовал, то ли администрация заведения совсем «потеряла нюх», но, как рассказывают люди, Леонид Ильич лишь один раз выиграл по-крупному: три рубля на рубль. В основном он проигрывал, но к проигрышам относился довольно стоически и даже шутил насчет того, что лошади его не любят.
В семидесятых годах на 40-копеечных трибунах (были еще 20-копеечные и 80-копеечные) можно было запросто встретить закадычную «двоицу» — Державина и Ширвиндта. Говорят, что Ширвиндт как-то раз чуть не стал почти миллионером: хотел поставить на одну лошадь, но Державин уговорил поставить на другую. Если бы не послушал, выиграл бы 26 000 рублей. Две «волги». После этого случая почти месяц артисты приезжали на ипподром порознь.
ПРЕЗИДЕНТСКИЙ
Закат Московского ипподрома совпал по времени с периодом расцвета на земле столичной всякого рода казино и игровых залов. И чем больше казино открывалось в Первопрестольной, тем меньше народа приходило на трибуны Московского ипподрома. Дошло до того, что в 1992 году на ЦМИ были практически прекращены скачки, а тотализатор почти умер. Размеры призов ужались до 300 — 500 условных единиц. Один из самых престижных призов — приз Буденного — не дотягивал и до полутора тысяч (для сравнения: призовой фонд Королевского Эскота вблизи Лондона составляет 4 000 000 долларов). Так продолжалось девять лет. И только в 2001 году на Московском ипподроме прошли первые серьезные скачки на серьезный приз — кубок Насибова с призовым фондом в 1 000 000 рублей. Этот приз и сейчас является в России самым крупным. Даже приз президента России, который начиная с этого года утвержден как ежегодный и традиционный, по сумме ему значительно уступает: всего 300 000.
Сейчас на МЦИ кроме приза президента и кубка Насибова разыгрываются более ста различных призов. По сравнению со среднемировыми — маленьких и очень маленьких (средний размер призового фонда — около полутора тысяч долларов). Однако доброе начало, как говорится, и кошке приятно, а уж лошади... И, наверное, когда люди, наевшись досыта играми в казино, вернутся-таки на трибуны ипподрома, призовые ставки вырастут. А они вернутся. Ведь, согласитесь, насколько красивее выглядит бегущая по кругу беговой дорожки, заключенной в аккуратный квадрат ипподрома, красавица и умница лошадь, чем бестолково мечущийся по рулеточной тарелке шарик.
Валерий ЧУМАКОВ