|
МНЕНИЕ ЭКОНОМИСТА
НЕ ПУГАЙТЕСЬ!
Нас любят пугать банковским кризисом.
А чего в нем страшного-то?
Героя фильма «День сурка» настигает настоящий кошмар — раз за разом он просыпается утром одного и того же дня. Когда начинается банковский кризис, можно ненадолго почувствовать себя таким героем: по телевизору показывают знакомые лица обманутых вкладчиков, а не менее знакомые лица чиновников Центрального банка уверяют, что все в порядке. Видимо, как раз это чувство узнавания позволяет большинству россиян спокойно и с пониманием относиться к финансовым потрясениям.
Действительно, банковский кризис — очень простая вещь. Все начинается с одного банка, который не может расплатиться с вкладчиками. (Кстати, интересно, откуда эти первые вкладчики узнали, что у банка проблемы — неужели это простые граждане, пришедшие в банк с утра пораньше?) Руководство банка объясняет происходящее техническими неполадками — то ли сломались какие-то машины, то ли оборвались какие-то провода. После того как об этом рассказывают средства массовой информации — а это обычно происходит на следующий день, — общественность начинает с интересом гадать: какой же банк окажется следующим?
Цепная реакция происходит потому, что все банки должны друг другу — это у них такая форма взаимной страховки. Наконец, когда количество пострадавших вкладчиков становится настолько большим, что их замечают политики, государство вмешивается в процесс, защищая избранные из уцелевших банков.
Впрочем, что говорить — кто же не знает банковского кризиса? Нынешний российский кризис развивался в точности по стандартному сценарию. Сначала возникли проблемы у «Содбизнесбанка» — проблемы, мало связанные с собственно банковской деятельностью. Вроде бы там отмывались какие-то криминальные деньги. Неудивительно, что руководство банка «пожелало остаться неизвестным». Следующим банком оказался «Кредиттрастбанк». И вот тогда банки бросились забирать обратно деньги друг у друга, что делало ситуацию еще более неустойчивой. Президент Путин попытался было вмешаться, но оказалось, что успокаивать у него получается совсем не так здорово, как пугать. Ни вкладчики, ни банкиры не успокоились. По рукам аналитиков ходили какие-то «черные списки», составленные то ли спецслужбами (финансовыми, конечно), то ли пиар-агентствами по заказу банков, заинтересованных в устранении конкурентов.
На прошлой неделе кризис докатился до Гута-банка. Все опять развивалось по стандартной схеме — вкладчики не могут получить деньги, руководство объясняет происходящее техническими причинами и сохраняет оптимизм и так далее. Самое неприятное состоит в том, что если это может случиться с Гута-банком, это может случиться практически с каждым российским банком. Правда, проблема решится, если «Гуту» купит Внешторгбанк — переговоры идут.
Однако хватит о грустном. Есть хорошие новости. Точнее, есть старые истины, которые приятно вспомнить во время кризиса. Во-первых, большинство россиян держат деньги или под подушкой, или в Сбербанке, который защищен государством, поэтому их этот кризис мало касается. Ясно, впрочем, что кризис снова возвращает нас в точку, в которой банковская система только начинает создаваться. Вторая хорошая новость состоит в том, что реальная российская экономика мало зависит от банковской системы. Большинство нынешних банков только начинает подступаться к собственно банковскому бизнесу.
Надо сказать, что кризиса ждали давно и даже с некоторым нетерпением. Оборотная сторона каждого кризиса — самые слабые и неприспособленные вымирают и только наиболее эффективные выживают. Такой вот дарвиновский отбор для банков. Правда, многое зависит от Центрального банка — главного регулятора рынка. Может быть, у него хватит мужества не мешать отбору, следя только за тем, чтобы паника не захватила и вполне здоровые банки. А может быть, он решит, как старик Ной, спасти каждой твари по паре — и хороших, и плохих. Тогда останется только ждать следующего банковского кризиса.
Автор — профессор Российской экономической школы/ЦЭФИР
Константин СОНИН
МНЕНИЕ БАНКИРА
"НЕ ПОРТИТЕ СЕБЕ НЕРВЫ!"
Гарегин ТОСУНЯН, президент Ассоциации российских банков:
— На вопрос о банковском кризисе я отвечать не стал бы — нет банковского кризиса. Банковский кризис — это когда нет ликвидности, нет ресурсов и есть проблемы в экономике, когда банки соответственно неплатежеспособны. Не надо быть профессионалом, чтобы понимать: такой ситуации нет. У банков высокий уровень ликвидности и нет проблем с платежеспособностью. Есть паника или по крайней мере предпаническое состояние, ничем не обоснованное, но зато законодательно допускаемое.
Финансовый рынок требует ограничений. Мы не говорим, что не может быть срочного договора с правом досрочного изъятия денег. Просто наряду с этим может быть иной вид депозита, без права досрочного изъятия. Тогда появятся «длинные деньги» — возможность ипотечного кредитования, долгосрочного кредитования, потребительского кредитования. И мы снизим риски возникновения психозов, подобных нынешнему.
На самом деле уже к позапрошлой пятнице все бы успокоилось. Если бы не ситуация с Гута-банком, то вообще бы не было проблем. Но думаю, что ЦБ принял правильные меры. Во-первых, он влил в банковскую систему 130 миллиардов рублей, снизив фонд обязательного резервирования до 3,5%. Во-вторых, ЦБ выдвинул законодательную инициативу по гарантированию вкладов физических лиц во всех без исключения банках.
Я бы посоветовал то, что советовал в прошлом году, когда аналогичная истерика была по поводу долларов: все думали, что они в пять раз подешевеют, и покупали рубли. Никогда не надо ничего делать на рынке поспешно. Надо спать спокойно. Если у вас есть банковские вклады и срок по выплате этих вкладов подошел — тогда можете пойти их забрать. Но если у вас не подошел срок, то идти рисковать, терять проценты, портить себе нервы совершенно неоправданно.
Конечно, доверие к банкам проходит сегодня серьезные испытания. Но с другой стороны, когда мы все-таки покажем, что это был неоправданный, искусственный ажиотаж, то я рассчитываю на обратный эффект: люди поверят в то, что мы стабильны и динамичны.
МНЕНИЕ ПСИХОЛОГА
КРЫС ЖАЛКО!
В России поставлен очередной эксперимент на людях
Пока московские вкладчики штурмовали «Гуту» и недоверчиво скапливались у «Альфы», в тихом здании около метро «ВДНХ» никто никуда не бежал и ни о каких вкладах не беспокоился. Во-первых, потому, что у ученых и так денег нет. А во-вторых, потому, что у психологов, изучающих панику с чисто профессиональным любопытством, выработался к ней профессиональный же иммунитет.
В это спокойное место, а именно в Институт психологии Российской академии наук, на кафедру нейрофизиологических основ психики, к доктору психологических наук профессору Юрию Александрову я и пошел в часы начинавшегося банковского помешательства.
— Юрий Иосифович, кто виноват?
— Кризис — действительно на ровном месте, насколько можно судить, — устроили сами власти, с которыми так называемая стабилизация сыграла дурную шутку. Сейчас мы опять живем в эпоху сознательного ограничения информации. Считается, что так спокойнее. Но именно отсутствие достоверной информации — первый толчок к панике. Паническое состояние — классический случай так называемого низкодискретного поведения. Когда у человека нет мотивов для действий, он начинает слушаться эмоции и первобытные инстинкты. То есть действует не думая. Но рациональных мотивов и не может быть, когда тебе не объясняют, что происходит!
— А вы понимаете, что происходит?
— А тут возможны только два варианта. Либо правительство действительно не имело в виду ничего дурного, а просто решило разобраться с подозрительными банками, но тогда оно сделало это фантастически непрофессионально, не подумав о последствиях. Либо преследуется вполне сознательная цель — заставить людей выкачать все деньги из частных банков и вложить в государственные. Но подобные эксперименты на людях ставить — последнее дело. Мы к нашим кроликам и крысам бережнее относимся, потому что за состоянием лабораторных животных зорко следят «зеленые».
Но за состоянием населения «зеленые» в России не следят, и вообще еще не было случая, чтобы хоть кто-нибудь понес ответственность за массовый отъем денег. Каждые лет десять (в последнее время и чаще) у людей отбирали сбережения. Каждый раз это сопровождалось паникой, так что схема привычная, вроде привычного вывиха. Не учитывается только, что отъем сбережений — это сильнейший эмоциональный стресс, сравнимый с пребыванием в Чечне или Афганистане. Как ни странно, банковский кризис в Америке не вызвал бы таких последствий. Потому что там человек получает достаточно, чтобы оплатить покупку дома в рассрочку, медицинские услуги, чтобы снова отложить что-то, — иными словами, жизнь его напрямую от сбережений не зависит. А в России банковский кризис — удар по самому больному. Даже средний класс, который в основном и пользуется услугами частных банков, живет в обстоятельствах крайне нестабильных. Он готов запаниковать в любую минуту. После такого панического приступа человека надо реабилитировать годами. Это очень серьезный, не осознаваемый, но тем более опасный посттравматический синдром.
Разговоры о пресловутой стабильности, оказывается, идут на фоне постоянной внутренней готовности к катастрофе, к панике. Это связано, во-первых, все с тем же дефицитом информации. Потому что насчет «черного списка» банков ничего конкретного неизвестно. Важная примета паники — то, что это состояние начинается с определенного набора слов, часто совершенно бессмысленных. Нейролингвистическое программирование своего рода. Никто не знает, есть ли «черный список» банков, кто туда входит и зачем он нужен вообще. Но вот человеку сказали: «черный список» — и всплыли непредсказуемые ассоциации, и запустился механизм страха, и он бросился спасать свои сбережения. Что, в общем, как раз и есть «низкодискретное поведение», потому что если бы человек секунду подумал — он бы понял, что как раз своими паническими отъемами вкладов он банковскую систему и обрушивает. Но в гробу он видал банковскую систему — паническое состояние порождает крайний эгоизм. Абсолютно нормальные люди начинают толкаться локтями, прорываться зачем-то в помещения банков, когда ясно, что это ничего не решает! Но это все, повторяю, первый блок причин — дефицит точного знания, выдаваемый за новую информационную политику.
А вторая группа причин... Есть такое понятие — категоризация. Вот у нас мыши (я беру резиновых, чтобы живых лишний раз не мучить). Классический эксперимент: подкладываем мышам вместе с обычным зерном фальшивое, пластмассовое, облитое едкой жидкостью. Вам трудно будет потом переубедить эту мышь, доказать, что не все зерно такое, — она уже с недоверием будет относиться к пище.
С цыплятами такая же история. И люди в этом смысле не намного сложнее устроены: раз обжегшись... У нас хроническое недоверие ко всему, что исходит из официальных источников, и чем оптимистичнее официальная информация, тем пессимистичнее настрой масс. Все же помнят, как буквально накануне дефолта на самом высоком уровне было гарантировано, что дефолта не будет!
Сколько можно обжигаться на молоке? Причем я вовсе не убежден, что паника остановится в ближайшие дни. С одной стороны, люди верят, что Сбербанк не рухнет. А с другой стороны, веры в государство у них по-прежнему нет. И я допускаю, что завтра-послезавтра толпы ринутся забирать вклады. Одна из главных черт паники — пробуждение уже упомянутых самых архаичных инстинктов. Даже у осьминогов есть такие нейроны, которые отвечают за подражание и включаются в экстремальных ситуациях: осьминоги начинают дублировать действия друг друга. Человек в панике стремится туда, где люди. И делает, как все. Как на корабле, когда все бегут на один борт — и он переворачивается.
— Как же остановить все это?
— Если на макроуровне, то вообще-то менять правительство. Потому что даже я, специалист в совершенно другой области, читал книжки про экономику и знаю, что она гораздо в большей степени зависит от национальной психологии, чем от объема национального продукта. Это марксизм — связывать все только с производством, с нефтяной конъюнктурой, с золотовалютным резервом... Самый надежный резерв экономики — это устойчивость людей к массовому безумию. Стабильность должна быть в мозгах, а не в экономике. Но если люди в правительстве не понимают, с каким огнем они играют, поминутно создавая такие переполохи — то с ЮКОСом, когда каждый начинает бояться за свое, то с «Гутой», когда все забирают вклады, — правительство надо отправлять на повышение квалификации.
А в конкретном случае с банковской паникой надо стремительно организовывать утечку конфиденциальной и притом неофициальной информации (официальной сейчас уж точно никто не поверит), что никакого кризиса на самом деле нет. Лучше всего подействовало, если бы это сказал Ходорковский — самый неофициальный источник на сегодняшний день.
Дело в том, что российская экономика — она вообще процентов на девяносто держится на психологии. Потому что реальное ее состояние неизвестно никому. Под ненадежным слоем очень хрупкой уверенности в экономическом подъеме, которого никто не ощущает, колышется болото зыбкого страха, и выплескивается эта жижа при первом колебании. У среднего и даже высшего класса он замешан во многом еще и на том, что многие сбережения — результат случайностей. Подвернулась халтура, или повезло во время приватизации, или удачно лопнул конкурент — то есть накопление не было результатом целенаправленных, поступательных усилий. А то, что одномоментно и полуслучайно досталось, то и отобрано может быть так же: сразу и без объяснения причин. В том, как человек получает некий бонус, заложен уже и механизм будущего страха его потерять.
— А не может быть такого, что эта паника перейдет в агрессию? Что волна вкладчиков выйдет на улицы не только ради своих вкладов, но и ради демонстраций, баррикад каких-то?
— Однозначного ответа нет, поскольку все индивидуально. Припадок паники и приступ гнева — состояния близкие в силу все той же низкой дискретности, потому что сильно напуганный человек и сильно обозленный человек одинаково не ведают, что творят. Паникер бежит к банку, разгневанный, бьет стекла или ломает стулья, хотя рациональной пользы ноль. Но вот насчет перехода одного в другое... Мне все-таки кажется, что массовый гнев индуцируется другими мотивами. Чтобы начался гнев, нужно почувствовать себя не просто испуганным, а еще и оскорбленным. А до этого пока, к сожалению или к счастью, далеко.
Дмитрий БЫКОВ
МНЕНИЕ АНАЛИТИКА
ВОЗВРАЩЕНИЕ СТАРЫХ ЧУЛОК
Нынешний банковский кризис скорее психологический, чем экономический
С психологией проблемы у всех — и у регулирующих властей, и у банков, и у вкладчиков. Начальство привыкло вести себя, как инспектор ГИБДД на охоте за автолюбителями. И даже сугубо надзорные мероприятия, чье назначение — сохранять устойчивость банковской системы, превратились в военно-полицейские.
В деликатную и несуетную сферу банковского надзора вторглась солдатским сапогом служба по финансовому мониторингу. Все эти «черные списки» банков и обещания победить криминал, все эти рассуждения в стилистике войсковой операции о «зачистках» спровоцировали естественную реакцию банков и их клиентов — они испугались власти. Результат: частные проблемы частного банка, маленького и неприметного, воспламенили весь рынок, пожар перекинулся в воспаленное сознание вкладчиков и под угрозой обрушения оказались крупные, уважаемые и в финансовом смысле абсолютно здоровые кредитные организации.
Кризис начинался с дистрофии доверия между самими банками: немецкие машины, ллойдовские ботинки и рубашки от Патрика Хеллмана и в самом деле способствуют некоторому оздоровлению деловой атмосферы, но, как выяснилось, не добавляют веры в добропорядочность партнера. И потому банки перестали друг друга кредитовать. А потом настала очередь вкладчиков. Они — народ нервный, но не всегда в этом виноваты. Потому что наша «вкладная» культура формировалась только одним: настороженным ожиданием обмана со стороны государства. И как раз тогда, когда вклады населения, причем рублевые, в этом году начали расти, когда стала увеличиваться капитализация банковской системы, когда граждане в принципе стали активно использовать разнообразные банковские инструменты, включая потребительские кредиты, — система все-таки дала сбой. И годами накапливавшаяся вера развеялась в считанные дни.
От неуклюжих попыток превратить денежные власти в силовые пострадали все. И репутация ЦБ, чьи меры по урегулированию ситуации при более благоприятном психологическом климате были бы достаточны. И банки, вынужденные судорожно готовиться к набегу вкладчиков. И сами вкладчики, в который раз ощутившие неустойчивость собственного финансового положения. И экономика России, в которой просела банковская система и предсказуемым образом начнется возвращение к «условным единицам», «чулкам» и «матрасам» как средствам и способам сбережения денег.
На первый взгляд выиграли от ситуации, сами того не желая, госбанки.
И особенно монополист на рынке вкладов населения — Сбербанк. Нет сомнений, что он еще больше укрепит свое монопольное положение, но эту монополию никак нельзя будет назвать естественной. В такой системе рисков для вкладчиков, лишенных альтернативы, еще больше.
Пока финансовая система России будет оставаться военно-полицейской, от кризисов разного сорта не застрахован никто, даже если макроэкономические параметры страны останутся образцово-показательными, а ВВП пойдет на рекорд. Банки — сфера деликатная. Здесь лучше не давить, а по-настоящему проверять. Никто не говорит, что не нужно бороться с криминалом. Но этим должны заниматься другие органы, компетентные в иных, нежели банковский надзор и отчетность, специальностях. Есть апробированные требования, сформулированные так называемым Базельским комитетом, есть международные стандарты финансовой отчетности (МСФО), которые позволяют более объективно оценить положение кредитной организации. Не нужно изобретать ничего нового.
Рынок не обманешь. Как вы с ним, так и он с вами. Все в расчете. И всем одинаково плохо.
Андрей В. КОЛЕСНИКОВ
В материале использованы фотографии: ДМИТРИЯ ГУЩИНА, МАКСИМА БУРЛАКИ, CORBIS/RPG, PHOTOXPRESS