Тем, кто безжалостен к Человеку и Памяти, стоит ли гордиться своей особой духовностью?
ЦЕНА СЛАВЫ
Однажды Сергей Сергеевич Смирнов, ныне покойный, а в то время знаменитейший человек (он вел по телевидению передачи о героях Брестской крепости), организовал встречу небольшого круга писателей-фронтовиков с маршалом Коневым. Встреча проходила в малом зале Центрального дома литераторов, все сидели за длинным столом. Не буду описывать, как выглядел маршал и что было на нем, скажу только, что и сидя он был высок ростом, а когда говорил, взгляд был грозен. Говорил же он в основном о Берлинской операции, о том, что у него там, под Берлином, было четырнадцать армий, а у Жукова только двенадцать, что на такое-то число он был уже там-то, а Жуков еще только там, что если бы ему не приказали обходить Берлин с юга и с запада, он бы раньше Жукова взял Берлин. И еще я был на одной встрече с маршалом и опять услышал о том, что у него было четырнадцать армий, а у Жукова двенадцать, и если бы было приказано брать Берлин ему, а не Жукову...
«ОТ СОВЕТСКОГО ИНФОРМБЮРО. Войска 1-го Белорусского фронта при содействии войск 1-го Украинского фронта после упорных уличных боев завершили разгром Берлинской группы немецких войск и сегодня, 2 мая 1945 года, полностью овладели столицей Германии городом Берлином — центром немецкого империализма и очагом немецкой агрессии. Овладев столицей Германии Берлином, доблестная Красная армия одержала блестящую победу и навеки прославила свои боевые знамена».
1-м Белорусским фронтом командовал маршал Жуков, 1-м Украинским — маршал Конев. А в историю входит не тот, кому отведена роль содействовать, обиду и боль маршала понять можно. Я только не мог понять, дважды слушая его, зачем нам вообще нужно было брать Берлин, прорывать неприступные Зееловские высоты, когда война и так заканчивалась? Ведь погибло при этом по одним опубликованным данным сто, по другим — триста тысяч, но называлась цифра и пятьсот тысяч наших солдат и офицеров. И это в самом конце войны.
Наш 3-й Украинский фронт шел южней: Будапешт, Вена, тяжелейшие бои в районе озера Балатон. Много лет спустя приехал я в венгерский город Секешфехервар, пошел на кладбище. Ряды могил — это те, кто похоронен, а еще больше не похороненных осталось в венгерской земле. И даты рождения: 1921-й, 1922-й, 1923-й, 1924-й, 1925-й. Могилка медсестры в общем ряду. Не записал ее имени, простить себе не могу, только постоял над ней. Девятнадцать лет. Самая пора любить, выходить замуж. А потом еще могилы: это уже 1956 год, венгерское восстание. И опять могилы наших молодых солдат.
Нет, не порабощать мы шли страны и народы, и многие сложили там свои головы. А в это время в ходе одной из московских встреч Черчилль и Сталин делили будущую послевоенную Европу: Польшу, Чехословакию, Болгарию, Румынию, Венгрию... Черчилль написал на клочке бумаги, сколько процентов их присутствия, а сколько процентов нашего влияния будет в этих странах, словом, кому что в какой мере отойдет, это все опубликовано в его мемуарах. Сталин прочел и скрепил своей подписью. Черчилль спросил: сжечь бумажку? Сталин сказал: зачем? А за семь лет до этого он точно так же расписался на карте, на которой между ним и Гитлером была разделена Восточная Европа.
Хотел Черчилль и Берлин взять. Но армии союзников были еще в шестистах милях от Берлина, а мы — в шестидесяти километрах. Как же такую возможность упустить! Война пришла к нам из Берлина, мы и закончим ее в Берлине и над поверженным Берлином водрузим свой флаг. Что пред этим человеческие жизни, они ли идут в расчет? А я вижу их вновь и вновь. Двадцать пятого года рождения, эти выглядели, совсем как дети, позади у каждого четыре года голода в тылу, и вот изморенные, недоспавшие, недоевшие вновь и вновь — в бой.
Но Берлин был — вот он, промедлим, честь и слава достанутся союзникам. И Сталин разжигал соперничество маршалов, а те и сами друг перед другом стремились и жали на командующих армий, те — на командиров дивизий и корпусов и — ниже, ниже, ниже, и вновь в атаки подымались солдаты и офицеры, кости их и поныне там лежат. На штабной карте это были красные стрелы, прочерченные бестрепетной рукой, нацеленные на синие рубежи обороны противника.
Один только генерал Горбатов, прошедший перед войной через тюрьму и допросы, а потом выпущенный на фронт воевать — он командовал армией в Берлинской операции, — он единственный из именитых военных написал в своих мемуарах твердо: «Берлин нам и не нужно было брать. Окружить его, и через две недели он сам пал бы». Но та ли слава?
И «смело входили в чужие столицы,/
но возвращались в страхе в свою».
Это — Бродский, «На смерть Жукова».
Будущее нации полегло в тех боях, когда самое время поберечь бы жизни. И не родились от них дети, которые могли бы родиться и родить внуков, целые рода исчезли бесследно, вырваны из тела народа, как будто их и не бывало. А ведь нам уже ничего не грозило, это был не 1941 год, когда немцы стояли под Москвой.
Слава богу, что нам уже не входить ни в чьи столицы. И повторю: слава богу.
Но не кощунственно ли все это вспоминать и говорить накануне празднования шестидесятилетия со Дня Победы? Ведь уже начата подготовка к этому святому для нас дню, уже звучат песни тех лет, и бывшие фронтовики, совсем уже старые люди, рассказывают о былом, что сохранила память. Не рано ли взят старт? Ведь это сколько же надо набрать в грудь воздуха, чтобы целый год звучало и достало пороху еще и под конец.
|
Нет, не кощунственно. Историю свою знать надо, чтобы и в будущее не врезаться слепо, в том числе надо знать историю Отечественной войны. А она у нас пока что, по выражению одного из историков, — это политика, обращенная в прошлое. При Сталине постановлено было: наши потери в Великой Отечественной войне — 7 миллионов человек. Полвека потребовалось, чтобы осмелиться сказать: мы потеряли 26,5 миллиона человек. При таких потерях единственное, чем должен заняться разумный правитель, — все силы бросить на то, чтобы народ его, столько выстрадавший за годы войны, зажил наконец по-человечески. Но у нас такая могучая армия-победительница, и как, имея такую армию, устоять перед соблазном простирать свое влияние все дальше и дальше чуть ли не на полмира?.. Как будто сила армии только в количестве танков и штыков, а не в том в первую очередь, что у нее в тылу. А в тылу — разрушенные города, голодный народ и — в это сегодня даже поверить трудно — бабы, впрягшись, тянут плуг, пашут на себе. И такое бывало. «Вот и кончилась война/ И осталась я одна,/ Я — корова, я и бык,/ Я и баба, и мужик».
Но имперские судороги продолжались. Где только, в каких странах всю послевоенную эпоху не воевали наши летчики, наши так называемые военные специалисты, куда только не слали наше оружие задарма: миллиарды и миллиарды, оторванные у своего народа. А Корея, а Вьетнам? Да все ли мы и теперь знаем? А ракеты, которые додумались послать на Кубу, и уже плыли, плыли они к ее берегам, считанные мили и считанное время оставалось до начала третьей мировой, атомной войны, до всеобщей гибели. Позже министр обороны США Роберт Макнамара расскажет нашему физику Алферову, что в тот момент, когда мы везли свои ракеты на Кубу, у них, у американцев, на каждую нашу боеголовку было 17 боеголовок, но и одной хватило бы, чтоб уничтожить шар земной. Но нам же требовался еще и численный паритет: сколько у них, столько и у нас должно быть. И американцы подзуживали нас, зная, что наша экономика такого соперничества не выдержит. Вот как в наши дни выигрывают войны.
И наконец — Афганистан, старческое безумие: сунулись исполнять свой «интернациональной долг». Жили-жили с соседями мирно, торговали, нет, потребовалось и у них, где часть населения пребывает еще в каменном веке, установить подобие нашего передового строя, который и в своей-то стране доживал последние сроки. Было там американское влияние, не было ли, теперь есть американские базы и в Узбекистане, и в Киргизии, и американский президент заявляет твердо: «Каспий — зона интересов Америки».
На ХIХ партийной конференции я сказал с трибуны, что народ наш должен знать поименно тех, кто вверг страну в эту войну. И тогда срочно на трибуну был вызван генерал Громов, герой войны, командующий 40-й армией. Да, наши солдаты и офицеры, верные долгу и приказу, гибли и сражались героически, другой вопрос — во имя чего? В недавнем интервью Громов, сейчас губернатор Московской области, сказал: «Я считал и считаю, что мы тогда разворошили весь этот «муравейник», который ныне называют международным терроризмом. Не только в самом Афгане, но и во всем регионе. Это было в высшей степени безответственное решение руководства СССР».
Но и этот урок истории не пошел нам впрок: десять лет длится война в Чечне. В свое время я обращался к президенту страны Ельцину, когда все только еще начиналось, когда не поздно было остановиться. Это было напечатано на первой полосе газеты «Известия»: «Россия — великая страна, она может быть милосердной. Безмерно жаль молодые жизни. Пригласите Дудаева в Москву. Сделайте еще этот шаг. Верю, он будет оценен и понят». В страшном сне не могло присниться, что в своей стране «в защиту Конституции» будут бомбить свои города. Сегодня террористы в Чечне сомкнулись с мировым терроризмом. Умный и на чужом опыте учится, мы все вновь и вновь познаем своими боками, наступаем на те же грабли.
В 1969 году, оказавшись впервые в Америке, я спрашивал студентов во время встреч: кто с кем в союзе и против кого воевал в годы Второй мировой войны? И один ответ был поразителен: Америка, Англия и Германия воевали против Японии, Советского Союза и еще кого-то. Впрочем, поразителен ли? Просто политика времен «холодной войны» опрокинулась в прошлое. Но бог с ними, американцы сами разберутся и сами припишут себе все победы. А что у нас знают об Отечественной войне, что и как рассказано о ней за минувшие полвека с лишним?
Есть в литературе несколько книг, повестей и романов, рассказавших правду о войне и о народе. Да их много и не бывает. Время — ценитель строгий и беспристрастный. Есть два-три фильма. Я имею в виду, разумеется, не многотомные эпопеи и не многосерийное нечто, это все созидалось во славу здравствующих власть имущих. Как правда пробивала себе дорогу в литературе и на экран, это отдельный рассказ. Об истории уже говорилось. И выходили из школ поколения, не ведавшие, что нес с собой фашизм, почему такой безмерной ценой далась нам Победа.
А нес он нам вот что: «После столетий хныканья о защите бедных и униженных наступило время, чтобы мы решили защитить сильных против низших. Это будет одна из главных задач немецкой государственной деятельности на все время — предупредить всеми имеющимися в нашем распоряжении средствами увеличение славянской расы. Естественные инстинкты повелевают всем живым существам не только завоевывать своих врагов, но и уничтожать их». Это, разумеется, Гитлер, день рождения которого у нас в стране празднуют ныне бритоголовые внуки дедов, убитых фашистами.
И — другой документ, тоже представленный на Нюрнбергском процессе, и тоже — программа, провозглашенная Гитлером и уже осуществлявшаяся на оккупированных территориях: «Мы должны развить технику обезлюживания. Если вы спросите меня, что я понимаю под обезлюживанием, я скажу, что имею в виду устранение целых расовых единиц. И это то, что я намерен осуществить, это, грубо говоря, моя задача. Природа жестока, поэтому и мы можем быть жестокими. Если я могу послать в пекло войны цвет германской нации без малейшего сожаления о пролитии ценной германской крови, то, конечно, я имею право устранить миллионы низшей расы, которые размножаются, как черви!»
Это все про нас с вами, это ныне живущих ждало. И это знать надо. И надо помнить тех, кому молодые и уже не такие молодые ныне здравствующие поколения обязаны своей жизнью. В одной только Воронежской области пало на полях сражений и не похоронено более или около четырехсот тысяч наших солдат и офицеров. Часть останков откопали бригады добровольцев, и вот уже третий год, ссыпанные в мешки, стоят кости в сараях: тут косить, тут сено возить, на горюче-смазочные материалы нужны деньги, не на что, мол, хоронить. А мы все своей духовностью гордимся.
Полвека с лишним было не до них, так, может, теперь, в преддверии славного Дня Победы, добытого такой ценой, воздадим долг памяти павшим. И позаботимся достойно о живых, о тех, кто с победой вернулся с полей войны, их сегодня уже немного осталось.
Григорий БАКЛАНОВ
В материале использованы фотографии: ГРАНОВСКОГО/ФОТО ИТАР-ТАСС