20 июня — 70 лет Юрию Визбору: человеку, спасшему от маразма целое поколение советских людей, уведя их за собой в горы
МУЖЧИНА, НЕ ДУРИ!
Милая моя, ля-ля, тополя, солнышко лесное, ты у меня одна, лыжи у печки стоят — так примерно воспринимают Визбора. Смешной плюшевый медвежонок с гитарой. Отчасти это миф, конечно, который Визбор сам же и придумал. Он работал в таком же плюшевом советском журнале «Кругозор» — сорокалетние еще помнят это ноу-хау советской журналистики: помимо обычных страниц в каждом номере журнала были вкладки — гибкие пластиночки, которые граждане выдирали и слушали потом на обычном проигрывателе.
Визбор совершенно не был ни борцом, ни изгоем: он рано попал в ряды богемы, сделал успешную кинокарьеру (одна из главных ролей в первом советско-итальянском кинофильме «Красная палатка», 1969 год), был членом творческих союзов, писал вот песни... Но несмотря на крайнюю безобидность песен, выпускать на пластинках советская власть их почему-то категорически не хотела (при жизни вышло всего две пластинки, с разницей в 20 лет). В этих обстоятельствах Визбор и придумал новый жанр: песню-репортаж; он-то и выходил на пластинках в «Кругозоре». Каждый шестиминутный репортаж состоял из сложной компиляции песен, интервью и шумовых эффектов. Сейчас все это кажется наивным, но в 70-е годы, когда советская печать пользовалась уже совершенно мертвым языком, которым и выразить-то ничего было нельзя, форма, придуманная Визбором, была просто спасением: это ноу-хау устраивало начальство и оставляло зазор для творчества. (Эти и прочие песни есть в вышедшем недавно первом собрании аудиосочинений «Весь Визбор» на 16 дисках, изданном компанией Moroz Records.)
Визбор не был ни выдающимся поэтом, ни музыкантом. Тем удивительнее, что легионы бардов, которые расплодились в 70-е и образовали собой целую «вторую культуру», появились во многом именно благодаря Визбору. Окуджава к тому времени уже был иконой. Галич — совестью. Высоцкий — Гамлетом на «мерседесе». До них нельзя было дотянуться. Как до звезд. Визбор был точно такой же богемой, но жить почему-то продолжал так, как живет всякий приличный журналист — в пути, в дороге. Из-за этого он очень быстро приобрел статус самого демократичного барда, своего в доску, «одного из нас». Ему и самому почему-то все время казалось, что он ДОЛЖЕН: лететь на Северный полюс, трястись в кабине рефрижератора, топать по нефтяным лужам в Тюмени... В свою первую командировку он поехал на промысел Нефтяные Камни в Азербайджане, пришел к нефтяникам: «Ребята, я хочу написать о вас очерк». — «Пожалуйста. Бери робу, сапоги и выходи с нами на работу». Он две недели работал с нефтяниками, а потом написал первую песню-репортаж. Он понимал: чтобы человек «впустил тебя в профессию», с ним нужно про-жить и про-пить некоторое время, и тогда только об этих людях можно по-настоящему что-то понять и написать, и спеть тоже. Визбор был конечно же лояльным журналистом, но он не был циником. Он искренне пытался полюбить свою страну, какой бы она ни была. И по-своему гордился этим эсэсэровским людом, который крутит баранку, удваивает удои и дает стране угля. Именно этого — искреннего интереса и любви к своему народу, стране — не хватает сейчас фиговой туче актуальных, продвинутых, начитанных и прочее художников слова: все есть, а любви нет.
Отсюда, от этой журналисткой честности по отношению к факту и человеку, вышел Визбор-бард. Он словно бы говорил своими песенками: этим может заниматься каждый. Он подбирал слова так, словно они валялись под ногами, — так же буднично, как летчик берется за штурвал, а полярник — за примерзшую за ночь дверь. Так именно Визбор первым — неосознанно — прекратил культ обожествления бардовской песни. Он развил и узаконил и жанр «песни у костра», и саму культуру «пения у костра», «общего» пения. И песни у него были как простой, но незаменимый в походе материал, как колышки для палатки. Их можно было продолжать самому, переделывать, даже присвоить без опасения, что уличат в воровстве. Бардовская песня стала массовым явлением именно тогда, когда ее стало можно украсть, выдать за свое. Это же свойство делало песни Визбора народными, общими.
...Моя 23-летняя сестра занимается альпинизмом, исходила Крым, Кавказ, Карпаты. Но все же — «другое поколение»: у них с Визбором, кажется, точно никаких точек пересечения быть не может. «Вы песни Визбора вообще поете, вечером, ну там, у костра?» — на всякий случай спросил я ее. «Конечно. Песню про Санские горы. «Я сердце оставил в Санских горах. Теперь, бессердечный, хожу по равнинам». Ну разве не чудо? Человек сердце в горах оставил и ходит бессердечный... Или вот еще — песня про Сибинские горы: «Здесь варежки держат фонарик Луны/ Седая полярная полночь». Визбор наивный и смешной, но как-то все... Просто и точно. «Вот это для мужчин — рюкзак и ледоруб/ и нет таких причин, чтоб не вступать в игру».
И еще вот это: «Мужчина, не дури! Кури, кури». Я когда это слышу, сразу иду курить. Не знаю почему».
Андрей АРХАНГЕЛЬСКИЙ
ФОТО ПРЕДОСТАВЛЕНО ТВОРЧЕСКИМ ОБЪЕДИНЕНИЕМ «РАКУРС»