ИДЕАЛИСТЫ
По старому московскому обычаю, прокусив друг другу мочку уха, обливаясь слезами и кровью, весной 1827 года на Воробьевых горах, обнявшись, стояли два молодых человека — Саша Герцен и Коля Огарев. Плача и целуя друг друга, они поклялись в вечной дружбе и служению всему возвышенному и благородному. Весенний ветерок остужал их воспаленные лица, и дорога впереди казалась яркой и бесконечной. Но, спустившись с горы, они сразу убедились, что жизнь вокруг абсолютно несовершенна и что их задача — ее изменить.

Первое знаменательное событие во славу свободы совершил Огарев. После смерти батюшки, получив колоссальное наследство, он стал мультимиллионером, владельцем громадных пространств, тысяч крестьян, десятков деревень, лесов, полей и рек. Коленька Огарев решил купить всем крестьянам хорошие книги, ботинки, приличные пальто, галстуки с запонками и дать вольную. Крестьяне плакали и умоляли барина не губить их и оставить все по-старому. Но в страсти к свободе мягкий Огарев был непреклонен. Специально вызванные казаки срывали с мужиков лапти, натягивали на несчастных штиблеты, галстуки и силой гнали к барину за «вольной грамотой». Стоны баб и плач детей не смущали Огарева, он знал, что путь к новой жизни непрост. Свои «вольные» мужики тут же заложили или скурили и снова оказались там же, где и были. А вот Огарев две трети состояния уже потерял. Разочаровавшись в России, он решил уехать в просвещенную Европу.
В это время Александр Иванович Герцен интенсивно работал над вопросами теоретическими. Ума он был выдающегося. И Белинский пророчил ему место в «истории Карамзина». Огарев из-за границы писал ему: «Сашенька, приезжай! Если тебе нужны деньги, то еще есть, правда, Кропоткин уже много взял и не отдает...»
В 1847 году Герцен с несколькими идеями уехал в Париж. Путешествуя по Европе, останавливаясь в шикарных отелях и снимая виллы, Герцен все больше убеждался, что и Франция, и Италия, и Швейцария «погрязли в мещанстве и разлагаются». Но в Россию он решил не возвращаться потому, что «там вообще нечем дышать».
Живя в Ницце, гуляя по знаменитой набережной, Герцен напряженно думал о всяких гадостях для «погрязших в разврате буржуа» и наконец придумал. Он велел Огареву скупать по всей Европе белых мышей и держать их до поры до времени в специальных клетках в одном из снятых заранее особняков. Огарев немедленно приступил к покупке мышей и уже через два месяца писал Герцену: «Саша, приезжай скорее! Мышей уже тысячи, что с ними делать?» Герцен ответил: «Мало. Покупай еще. Скоро приеду». В 1852 году в подвале загородного дома под Парижем Герцен и Огарев провели неслыханный эксперимент. К хвосту каждой мышки были привязаны маленькие бумажки с текстами на французском, английском и русском языках статей Сен-Симона, Белинского, самого Герцена и Петра Кропоткина. Мышей, не кормленных неделю, специальные люди в одну ночь одновременно выпустили в разных городах Европы, в том числе в порту Лондона. Голодные мыши мгновенно разбежались, разнося с собой идеи свободы, братства и духовного возрождения. Это был сильный удар! Силы полиции, таможни и цензурных комитетов ничего не могли противопоставить смекалке двух русских аристократов. Но деньги еще оставались, и друзья решили не останавливаться.
Перебравшись в Лондон, Герцен задумался о
крестьянском вопросе и решил помочь общественному движению в России конца 50 — 60-х годов. Но сделать это было непросто. Опытная русская секретная полиция уже давно взяла его на заметку. Требовалось свежее решение. И Герцен придумал! Он решил использовать для борьбы за светлое будущее то, что этому будущему мешает. Учитывая тотальную религиозность темного крестьянского населения России, он на деньги верного Огарева договаривается с судоверфями Верхнего Клайда о перевозке в Россию «партии церковной утвари», а с московским управлением патриархии — о размещении заказа на ее изготовление в Англии. На металлургических заводах в Йоркшире Герцен отливает несколько сотен небольших колоколов особой конструкции и спокойно отправляет их в Россию. Патриархия распределяет колокола по всей стране в волостные и уездные приходы. Никто ни о чем не догадывался до тех пор, пока в подвешенные на звонницу колокола в первый раз не ударил пономарь. С первым же ударом в колоколе отлетела внутренняя двойная стенка, и на собравшийся православный народ с колокольни вниз полетели тысячи листков с прокламациями. Эффект был потрясающим! Идеи Герцена распространялись по всей стране под колокольный звон. Империя была почти парализована. Отменять службы было невозможно, но и бить в колокола становилось преступлением.
Герценовский «колокол» навсегда вошел в историю России, и в этом смысле Белинский оказался прав. Но Карамзина, к сожалению, уже заменили другие историки, которые вообще на 70 лет вырвали у колоколов языки.
Анатолий БЕЛКИН
Санкт-Петербург
архивариус
главный редактор журнала «СПб.Собака.ру»