Недавно Первый канал показал новый телефильм «На безымянной высоте». Главного героя — «заговоренного от смерти» разведчика с ухватками урки, влюбленного в суровую снайпершу, — предъявил зрителю актер Алексей ЧАДОВ
АЛЕКСЕЙ ЧАДОВ: ПОТРЕБНОСТЬ ОТОМСТИТЬ ИСПЫТЫВАЮ РЕДКО
Месяцем раньше вышел в прокат новый российский фильм «Игры мотыльков» с участием Чадова. (Здесь Алексей убедительно сыграл драму пробуждения совести у провинциального кумира молодежи, сломавшего себе жизнь и рок-карьеру, наехав в пивном угаре на случайного прохожего.) А впервые актер обратил на себя внимание, снявшись у Балабанова в «Войне», — уже тогда заговорили о «младшем брате» и возможном преемнике бодровской харизмы...
— Коль скоро в студенческие годы вы ради заработка освоили ремесло бармена, то признавайтесь: приходилось, наверное, психологически непросто? Подвыпившие клиенты не унижали?
— Самые больные воспоминания такого рода связаны с «Пятым элементом» — это ночной клуб, или скорее молодежный притон, вот там возникали тяжелые ситуации. Клиенты порой наезжали так, что почти до слез доводили. Причем ответить было невозможно: предполагалось, что обязанность бармена — работать и молчать.
— А подкараулить и накостылять не пробовали?
— Я подавлял злость — понимал, что те, кто надо мной глумится, — это быдло. Опускаться до их уровня не хотелось. А чувство злобы пригодилось и в нынешних «Мотыльках», и «Войне» Балабанова. Для своего героя обычно выдумываешь разве что специальный жест, какую-то привычку, в которой проявляется его индивидуальность, а эмоции-то берешь из собственной жизни.
— Я так понимаю, что вы умудрились совмещать ночную работу с занятиями в Щепкинском училище. Что было самым приятным в студенческие годы? И что — самым противным?
— Приятного было много, но и сложностей достаточно. Особенно когда я снялся в «Войне». Ведь курсовая работа — это коллективное творчество, а я то в киноэкспедиции пропадал, то на «Кинотавр» ездил: то есть жил уже другой жизнью и, значит, выбивался из коллектива. Руководитель курса Владимир Прохорович Селезнев, естественно, меня публично отчитывал. Я сначала обижался — не понимал, почему за меня никто порадоваться не хочет. Потом догадался, что это был педагогический ход: получи я одобрение из уст профессора, весь курс мог разбежаться по кастингам, забыв о курсовой. А нас ведь и без того педагоги недолюбливали. Соломин, Афонин, Коршунов отдавали предпочтение студентам собственных курсов. Мы же были кем-то вроде изгоев и постоянно стремились доказать, что тоже кое-что умеем, что пренебрегать нами несправедливо. В принципе нет худа без добра: мы всегда находились в «боеготовности». В итоге все мои сокурсники работают в театрах, тогда как многие питомцы Соломина да и других педагогов не нашли себе применения — ни в одну труппу их не пригласили.
— Ваш Иван из фильма «Война» угодил в плен, был превращен в раба, а потом начал мстить. Как вы думаете, месть и возмездие — это одно и то же?
— По эмоциональной силе, наверное, да. Хотя... месть бывает и несправедливой, а возмездие, пожалуй, ассоциируется с представлением о высшей справедливости. Сам-то я редко испытываю потребность с кем-либо рассчитаться, отомстить — и очень этим доволен. Такого рода эмоций лучше избегать. Но, с другой стороны, я заметил, что если подолгу не испытываю эмоциональной встряски, чувства начинают притупляться, а для актера это беда. У машины, на которой не ездят, механизм от бездействия ржавеет.
— А не возникал ли у вас во время съемок в «Войне» некоторый комплекс из-за партнерства с Бодровым и Дапкунайте? Звезды все-таки.
— Знаете, было как-то не до комплексов. В первый же день мы всей группой собрались в горы, в Чегет. Стояла отличная погода, природа казалась такой безмятежной, но внезапно перевернулся грузовик с каскадерами, люди чуть не погибли. Это происшествие меня как-то сразу «вставило» — стало понятно, что всем нам здесь будет не до лирики.
— Разве в это время начались военные действия?
— Нет, но по радио постоянно передавали, что около пятисот боевиков хотят перейти грузинскую границу и двинуться в сторону Нальчика как раз тем ущельем, где мы жили и снимали. Прошел слух, что они собираются совершить там военный переворот. Мы сознавали, что в принципе это абсолютно реально и что для боевиков наша группа с камерами, техникой, наконец, со всеобщим любимцем Сережей Бодровым — лакомый кусочек.
— Вы, наверное, подвергали себя еще и дополнительному риску, отказываясь от услуг каскадеров?
— На съемках «Войны» отказывался, но только до определенного момента, пока мы чуть не утонули, спускаясь на плоту по горной речке.
|
— А не испытали ли уже на съемках «Игр мотыльков» экстрим другого рода: не опасно было взаимодействовать со Шнуром? Он ведь, похоже, совсем отвязный?
— Скорее свободный, абсолютно свободный — живет как хочет. При этом Сергей — правильный человек, к людям относится хорошо — никого не обижает. Мы с ним легко нашли общий язык.
— Не досадно было, что он, опередив вас, ангажировал Оксану Акиньшину?
— Знаете, Оксана действительно красивая, но у меня уже есть девушка.
— Любовь вас радует эмоционально? Или вы пока что признаете лишь чистый секс?
— Нет — только любовь. Отношения с моей девушкой длятся уже года четыре, и это самое ценное мое достояние. Раньше я влюблялся как-то ненадолго, казалось, что чувство — дело временное...
— И как же вы познакомились, где ее нашли?
— В театральной студии, где когда-то занимался еще школьником. Маша, правда, была еще маленькой, но я почувствовал, что в будущем именно она может стать моей девушкой, — честное слово, не рисуюсь. Со временем студия ушла в прошлое, но мы остались друзьями, и отношения год от года переходили в новое качество. Она повзрослела, сейчас учится в ГИТИСе — тоже будет актрисой.
— Вернемся к вашей картине «Игры мотыльков». Как вам кажется, почему после мучительных попыток матери отмазать вашего героя от тюрьмы, грозившей ему за случайный наезд на прохожего, он вдруг решает прийти с повинной? Это поступок сильного человека или слабого?
— Сильного. На мой взгляд, поначалу ему мешает, можно сказать, инстинктивное чувство страха. При этом действительно все стремятся его выручить, отмазать, но от этого зло разрастается как снежный ком: девчонки крадут для него деньги на взятку ментам, мать ради его спасения спит то с одним, то с другим... И он не выдерживает всеобщей истерики — идет сдаваться, поняв, по-моему, что должен самостоятельно ответить за случившееся.
— Вам не кажется, что, дав в финале вашему Косте пару шансов проститься с этим миром, авторы напрасно оставляют его в живых? Хотя режиссер Андрей Прошкин и называет это взрослением, концовка выглядит капитуляцией бунтаря перед средой, которую он не может изменить, а потому, побрыкавшись, принимает. Уходя в тюрьму, он ведь бунтовал против социума, который не различает добра и зла, признает только животный инстинкт сохранения потомства, — как бы в отсутствие человеческой этики. (Никто из близких не разделил с ним ужас от случившегося — все разом бросились выручать.) А смирившись, бунтарь превратился в обывателя и конформиста. Вы не согласны?
— Пожалуй, слишком смелая трактовка. Мне-то важно, что в итоге, когда он «добунтовался» до того, что изнасиловал девчонку, его наконец пробило. Дойдя до края, Костя понял, что вовсе он не сверхчеловек, каким себе казался, но совсем не факт, что его ждет жизнь провинциального обывателя...
Вообще считается, будто кино сейчас на подъеме, но я бы не сказал, что интересных проектов много. Среди тех, что на подходе, есть два-три стоящих, не больше.
— И к скольким из них вы причастны?
— Ну по крайней мере к одному уже точно: к фильму Федора Бондарчука «Девятая рота» про Афган. Еще пробуюсь в картине Николая Лебедева «Волкодав» — это фэнтези рыцарского толка, можно сказать, наш ответ «Властелину колец».
— У вас есть ощущение, что сегодня вам многое подвластно, что поймали удачу за хвост?
— Пожалуй, да. Хотя ничего особенного для этого не делал: просто ставил себе цель и получал результат. То есть понятно, что жизнью человека распоряжается Бог или там судьба — называйте как хотите. Но это как бы рельсы. А вот направление движения ты выбираешь сам. По-моему, варианты есть у каждого, просто иногда страшно совершить ошибку, укатить не в ту сторону.
— Вы поэтому отказываетесь сниматься в сериалах? (Мини-сериал «На безымянной высоте» выглядит скорее полнометражным фильмом.)
— В общем, да. Сериалы, конечно, дают бешеную популярность, но она совсем не гарантирует успеха в большом кинематографе. Даже наоборот: если ты снимаешься в сериалах, то рискуешь поставить под вопрос свою кинокарьеру (чтоб не сказать репутацию). В принципе уже сейчас наметилось разделение на сериальных актеров и актеров кино. Я, конечно, не зарекаюсь, что никогда не буду сниматься в «мыле»: неизвестно, как жизнь повернется. Но раз уж выпал шанс стать киноартистом, я должен отыграть его до конца и по полной программе.
Татьяна РАССКАЗОВА
АЛЕКСАНДР ДЖУС