С ПЕНОЙ В ГОЛОВЕ

Кажется, наш обозреватель Дмитрий БЫКОВ, изучивший новый законопроект, уже готов к организации антипивной партии

Московская городская дума в первом чтении приняла проект закона о запрете на рекламу пива. Производители пива, само собой, уже насторожились. Они сказали, что теперь в пивную промышленность будут меньше инвестировать и вообще Россия понесет серьезный ущерб. Прежде всего потому, что, когда возникают запреты на какие-нибудь радости жизни или их невинную пропаганду, — это уже угроза свободе. Ответ на вопрос: пиво или водка? — из Москвы и Лондона видится по-разному

С ПЕНОЙ В ГОЛОВЕ

Кажется, наш обозреватель Дмитрий БЫКОВ, изучивший новый законопроект, уже готов к организации антипивной партии

А я, честно говоря, очень радуюсь. Мне просто не нравится пивная культура, насаждавшаяся у нас последнее время. Ахматова делила всех своих знакомых при помощи нехитрого теста: чай или кофе? Собака или кошка? Пастернак или Мандельштам? Я бы сюда, конечно, добавил главное: пиво или водка? Есть и другая модель — например, пиво или кола. Я бы в обоих случаях советовал выбирать не пиво. Потому что оно — промежуточный вариант, а нет ничего скучней, чем эта межеумочность. Как сказано в «Апокалипсисе»: «О, если бы ты был холоден или горяч! Но как ты тепл, а не горяч и не холоден, то извергну тебя из уст Моих».

Вот так и с пивом.

Пиво — это как бы и алкоголь, но легкий. Тот, которым легче всего спиться. Это как бы и крутизна, но детская. Вы, наверно, видели стайки подростков, разгуливающих по улицам обязательно с бутылками или банками пива. Это такое свидетельство крутизны, знак допущенности к почти взрослому миру. Скажу больше, пиво — это ведь не только подростковая культура. Это менеджерская культура. У менеджеров есть свой набор правил: как одеваться, где жить, на чем ездить, о чем говорить. Такая тотальная униформа — для мозгов, для тела и для желудка. Так вот любимый напиток армии менеджеров — пиво. Потому что это, в общем, ненастоящий алкоголь, а они как раз и обожают все ненастоящее. А пиво — любимый напиток имитаторов: типа я как бы и пью, и как бы не совсем. То ли дело водка! Водка ведь — напиток работяг. По крайней мере в России. Ее пьют те, кто ничего не умеет делать вполсилы и вполруки.

Есть страшное и всем очевидное лицемерие в том, чтобы запрещать рекламу любого алкоголя, но разрешать и даже приветствовать рекламу пива. Причем адресную, для подростков — типа пропаганды «продвинутого» пива, как будто оно может быть продвинутым. Пиво — это модно. А все, что модно, почему-то всегда отвратительно. Потому что модные вещи читают, делают и носят не потому, что этого хотят, а потому, что жаждут быть принятыми в касту. Водка не может быть модной или продвинутой. И продвинутый коньяк — это тоже смешно. А вот продвинутого пива — сколько угодно. Потому что нет в наше время ничего модней и продвинутей, чем порок, аккуратно и гламурно замаскированный под стильность, чем зло, задрапированное под оригинальность. Вещи вредные и глупые часто модны. Усилия — вообще позорны. Чтобы напиться водки, усилие необходимо: она ведь горькая, глотать ее неприятно. Чтобы напиться пива, не нужно никаких личностных качеств. И пьется легко, и последствия неочевидны.

Пиво — это мюнхенские путчи, веселье краснорожих, потных бюргеров, безумно довольных собой. Это отвисшие пивные животы отцов семейств, чьим главным капиталом, помимо дачи в Подмосковье и «жигулей», является еще и непробиваемое самодовольство. Пиво — это приплясывающий на концерте «Тату» подросток, в голове у которого нет ничего, кроме пены. Пиво — это люмпен-очередь у ларька, втоптанные в землю крышечки, утомительное многословие, культура людей, которым нечего делать, потому что, если вы хотите запьянеть от пива, вам требуется много времени. А у работающего, думающего или пишущего человека времени нет.

Водка несет в себе расплату за полученное удовольствие. За пивной алкоголизм ты поначалу не расплачиваешься ничем, кроме частого мочеиспускания и упомянутого живота.

Короче, я против суррогатов. Я за то, чтобы или уж по-настоящему пить, или уж по-настоящему воздерживаться. И все делать в полную силу — жить, писать, любить, работать, спиваться. Не рассматривайте, пожалуйста, этот текст как рекламу водки. Я вообще за то, чтобы достигать просветления без помощи химических веществ.

Из Лондона проблема видится по-другому: важно не что пить, а где и как, считает журналист Дмитрий ГУБИН

Забавно, когда заносит туда, где ничто не меняется. Не был в Англии шесть лет — надо ж, на том же углу иракцы жарят те же кебабы, и ленд-леди в гостиничке та же, и также не протолкнуться в журналистском пабе Ye Olde Cheshire Cheese («О добрый чеширский сыр») на Флит-стрит, где сиживали и Диккенс, и Марк Твен.И, кстати, надуваются в пабах по-прежнему серьезно, потому что упиться надо успеть рывком, до одиннадцати, когда во всех островных пивных снимут кассу и штуцеры с бочек, мигнут светом, и проси не проси еще хоть полпинты — не дождешься. Закон о том, что райсовет вправе давать пабам лицензию на 24-часовую работу, обсуждается в парламенте. Он и шесть лет назад обсуждался. И о том, что пивом упиваются подростки, тогда тоже писали. Светлым пивом, каким-нибудь Carling, 4,5 доллара за кружку, если кому интересно. Поскольку это жиденькое, как разбавленная моча, пиво сорта lager — самое дешевое. «Гиннесс» — это для туристов. И кормящих матерей, которым он помогает поддержать водно-солевой баланс.

Однако изменения все же есть. Раньше в Лондоне было 5700 пабов. За последние ну не шесть, но пятнадцать лет к ним прибавилось 2000 винных баров. И они в чести не только у менеджеров Сити, но и у продвинутой молодежи. К тому же вино в розлив, бокалами появилось во всех — абсолютно во всех! — пабах.

Вкусы британцев не утончились. Здесь вообще удовольствия плоти неприхотливы. Для среднего бритта еда существует, чтоб набить брюхо; одежда — чтобы прикрыть тело; алкоголь — чтобы вмазать по мозгу. Оттого едят и одеваются здесь хуже, чем в России, а пьют, по-моему, больше. И даже продвинутые лондонцы запросто, на посошок, дергают пиво после бордо. Мода на вино — она, я полагаю, от расширения сбыта новосветскими виноделами.

Не буду врать: я не встречал в Англии ни рекламы пива на улицах, ни подростков с банками Stella Artoir в руках. Но, может быть, потому, что в Лондоне на улицах вообще нет рекламы, да и подростков нет, исключая французских тинейджеров, которых сюда возят в промышленных количествах для поправки языка. Зато английские тинейджеры квасят, и еще как.

Однако как бы это кого ни шокировало, гайки дальше обычных ограничений — до 18 не продавать — здесь не закрутят. Реклама пива есть на стадионах, реклама сидра (он стремительно входит в моду) — в частных спортклубах. А британский паб — место не просто для пития, но для встреч и общения комьюнити. В пабы после работы идут так же, как подростки в СССР шли во двор, а бабушки — на лавочку у подъезда. Идут с собаками и подругами, читают газеты и смотрят футбол, играют в дартс и бильярд. А поскольку места мало, народу — много, а шум — коромыслом, общаться бриттам приходится голова к голове, пробивая зону отчуждения, которую они вне паба несут, как пузырь, на плечах. То есть английская пивная — это коллективный организатор и психотерапевт. И в России скорбеть разумно не о том, что пьют, а о том, что негде пить. В Англии же пабы на каждом углу — и какие пабы! В Викторианские времена их украшали не хуже дворцов, понимая, что для рабочих паб — и дворец, и театр, и эстрада. Именно в местных, окраинных пабах могут давать концерты начинающие рок-группы, а начинающие модели — танцевать стриптиз, стыдливо называемый exotic dance. В приморском городке Фолкстоне, где жил Уэллс, под паб приспособили церковь. Причем даже переделывать не стали, лишь добавили столы и стойку. И ничего, без криков: функция-то осталась прежней.

Здесь вообще не переделывают природу человека, а если и борются, то лишь с крайними ее проявлениями. Понимают, например, что люди пьют и будут пить. Или что девочки с рабочих окраин будут рано взрослеть. Но не бьются в истерике, а предлагают девочкам, начиная с 13-летнего возраста, пройти бесплатную 3-летнюю стерилизацию, вживляя под кожу имплантант и даже не спрашивая согласия родителей.

И почему-то эта неборьба, доверие к людям и к врачующей силе времени мне кажется верной. А борьба «серьезных» людей с попсой, комиксами, пивом — глупой. Хотя бы потому, что борьба превращает людей во врагов безо всякого шанса на переход из лагеря в лагерь.

Впрочем, на этой точке зрения я не настаиваю. Жизнь в Англии располагает к толерантности. Может быть, потому, что последний раз королю здесь отрубали голову за 269 лет до того, как в России последний раз расстреливали императора. Это достаточный срок, чтобы понять, что в мире не одна, а множество правд. Ну хочется считать, что вода из лужи есть напиток мужчин, поскольку пить ее противно, а последствия брутальны — welcome.

Однако по поводу взаимосвязи пива и живота Быкову хотелось бы возразить. Дело в том, что пивопьющие англичане — нация худощавых мужчин. И русского туриста я отличаю в толпе даже не по напряженному от незнания языка взгляду, а по свешивающемуся через ремень пузу.

В материале использованы фотографии: PHOTOXPRESS, Натальи КОЛЕСНИКОВОЙ/PHOTOXPRESS
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...