КАШИНО СЧАСТЬЕ

Популярный певец и удачливый бизнесмен — вот рецепт счастья от Павла Кашина

КАШИНО СЧАСТЬЕ

Певец Павел Кашин — особое явление в русской музыке. Начиная с первых песен, которые около десяти лет назад принесли ему славу («Безумно дивный чудный город», «Гномики») и вплоть до последнего альбома «Десятка», вышедшего недавно, он остается проблемой для музыкальных критиков. Как его оценивать? Грустные, меланхоличные песни, исполняемые детским голосом Кашина, — не рок- и не поп-музыка. Корреспондент «Огонька» пошел на встречу к Павлу, чтобы разгадать эту загадку. Кашин встретил его так, как журналистов обычно не встречают.

— Я абсолютно счастливый человек, — сказал он и тут же все подробно разъяснил. — Долгое время, находясь в эстрадном мире, я не мог понять своего места в нем. Мне было некомфортно. Я задумывался: как человек может быть в России музыкантом и при этом оставаться внутренне счастливым?

— А это так сложно?

— Для меня — да. Когда я только начинал свое музыкальное продвижение, все было очень спонтанно и как-то даже случайно. Это были фантастические деньки. Нашлись богатые и влиятельные люди, которым просто понравились мои песни. Они сказали: мы тебе дадим денег, ты снимешь клипы, станешь популярным... Просто так дали! А после того как я снял клипы на несколько песен, их еще бесплатно крутили по телевизору. Тогда я это воспринимал как должное. С одной стороны, говорят, будто тогда было «смутное» время: разворовывали страну, делили капитал и все такое. А с другой стороны, тогда оставалось место и для такой романтики, как дать Кашину денег. Эти годы быстро прошли.

— И тогда начались проблемы?

— Я был уже музыкантом в экономическом смысле. Некоторые мои песни уже знала публика, у меня было свое лицо, своя аудитория. Поэтому наши продюсеры не могли терять верный куш. А как взяться за меня, никто из продюсеров не знал. С одной стороны, меня трудно было назвать рок-музыкантом, с другой — в поп-тусовке тоже не принимали. Продюсеры не знали элементарной вещи — как меня правильно позиционировать. И сходили от этого с ума. Например, иногда на пластинки записывали за меня приветственное слово. Один раз я уехал, а пластинка выходила без меня, не согласовали со мной обложку. Приезжаю — а она полностью содрана с обложки одного из альбомов Джона Леннона. Или, например, один из продюсеров забросил в прессу несколько придуманных интервью со мной, где я якобы называю себя инопланетянином. Но продюсер — это ничего. Другое дело, что есть законы шоу-бизнеса. В России — и это все знают — музыкант не может заработать только на издании своих пластинок, и главный заработок артистов — гастроли. Для меня они были невыносимы: в каждом городе просили исполнить только самые хитовые песни, а мне, например, всегда хочется исполнять только то, что я сочинил последним. Я с молодости мечтал стать звездой эстрады, но именно при первых потоках славы стал задумываться над тем, нужна ли мне она. И так начинался мой путь к мудрости.

— Какой же выход из этого нашли?

— Я попробовал себя в роли продюсера. Два года назад я решил: музыка для меня — хобби. Я понял: чтобы жить счастливо и быть музыкантом, надо просто иметь какой-то другой независимый заработок. Когда это понял, я открыл свою фирму. У меня в Петербурге была сеть торговых точек — продавали видеокассеты, аудиопродукцию. Эта сеть приносила мне доход, на него я жил и параллельно пытался понять общие законы шоу-бизнеса. Я узнал все процессы от начала до конца: начиная с написания песни и заканчивая продажей дисков в музыкальных ларьках.

— Творцу это интересно?

— Очень! Я приезжал на склад видеокассет, брал пару на просмотр и решал, нужно ли их продавать. Я познавал законы экономики, которые помогают в творчестве. Еще мы занимались... ну такой... околомузыкальной деятельностью. Мы помогали профессионально записывать песни. Живет человек, который всего в жизни добился, а одну-единственную мечту — самую малость, о чем мечтал с детства, — так и не реализовал: не стал певцом. Почему ему не помочь? Он звонит Кашину. Я пишу песню, потом аранжирую ее со своим ансамблем, потом мы все это записываем на фирме «Мелодия» с моим звукорежиссером, а потом он приходит и накладывает свой голос. Как правило, готовый продукт он имеет максимум тиражом десять--двадцать экземпляров. Он дарит их друзьям, включает во время праздников...

— Дорого такое стоит?

— Доступно это было только богатым людям. И мне это приносило неплохие деньги. Я продолжал заниматься музыкой, только теперь все свои альбомы я выпускал под лейблом собственной фирмы, сам себе был и продюсер, и звукозаписывающая компания. Я записывал альбом, когда захочу и как захочу... И знаешь, что самое интересное? Как только я ушел от русских продюсеров и стал делать то, что захочу, пошли в гору тиражи моих пластинок!

— Так что, продюсеры все портят?

— Такие продюсеры, которые портили мне жизнь, исчезают. Появляются нормальные, умные, которые понимают: чем больше дашь свободы музыканту, тем ему от этого лучше и станет. Сейчас у меня снова есть продюсер — Ира Миклошич. Мне с ней повезло. Она никак не вмешивается в творчество. В Америке подобных мне музыкантов называют independent — независимые. За неделю они не продают столько дисков, сколько Бритни Спирс. Но Бритни поет 3 года максимум и потом не нужна, а независимые музыканты поют всю жизнь, и тиражи их пластинок в конце концов больше, чем у раскручиваемых певцов. Я это знаю наверняка, потому что изучал, когда жил в Америке.

— Совсем нечего делать было там? Скучная страна?

— Америка мне как раз понравилась. Попал я туда случайно. Сижу как-то вечером вместе с Олегом Гаркушей из «Аукцыона». Я ему говорю, жизнь такая однообразная у меня выходит... Гаркуша отвечает: поезжай в Америку, наберись новых ощущений. А на следующее утро звонок — приглашают в Америку. До этого я написал киносценарий и вместе с одним другом отправил его в Голливуд. Нас позвали работать.

— Что за фильм?

— Ты что... Это кажется так, что в Голливуде работают миллионы гениальных людей. Голливуд — это большая перерабатывающая машина. Они скупают тысячи сценариев, и из них потом выходит один-два фильма. Фильма по моему сценарию я не видел, но похожие сюжетные элементы в некоторых фильмах встречал. Но это не главное. Главное — этот сюжет позволил мне надолго задержаться в Америке. Я пошел в университет, ходил на курсы по независимой современной американской музыке. И вот в один день передо мной встала реальная проблема — как платить деньги за эти курсы. Знаете, как я выкрутился? Сам стал преподавателем! Принес декану свои диски, назвал их тираж в России, и он, не думая, записал меня в преподаватели.

— Здорово! Америка помогла?

— Помогла. Я провел там около двух лет. Именно там-то я и достиг того уровня спокойствия, которое помогает мне сейчас жить. Америка — удивительно спокойная страна.

— А не скучно там было?

— Скучал, но нечасто. Когда туда приехал, я был очень нервным. Все эти истории с продвижением меня на рынок, продюсерские обманы измотали меня. А в Америке... Днем никого на улице нет, ходят медленно, зевают. Эта спокойная атмосфера стала для меня целительной. Я написал рекордное количество песен! И я отработал новый подход к творчеству, стал... более дисциплинированным, что ли.

— Творческий человек, слышал я где-то, не может быть дисциплинированным.

— Может! Раньше я писал песни просто так, в один присест. Помню, как написал знаменитую песню «Подсолнух». Это был мой день рождения, мне исполнялось тогда 29 лет. Я проснулся, моя кровать находилась как раз около окна, и на меня со всей своей мощью светит солнце. Я тут же взял гитару и написал под впечатлением песню, потом пошел с друзьями напился, как это обычно делаю на днях рождения.

А сейчас уже такого нет. Сейчас у меня четкий распорядок дня. Встаю в шесть утра. Моюсь, потом полчаса отхожу — просто сижу в тишине. А затем сажусь за компьютер писать песни. Как правило, параллельно я пишу больше десяти песен. То есть, например, придумаю хорошую строчку с мелодией, запишу ее, а потом допишу. Кроме того, я постоянно бегаю в соседнюю комнату, где у меня лежит куча словарей. Для меня в последнее время стал трепетно важен русский язык. Мне кажется, что мелодии мои, в общем-то, однотипные, а вот что я действительно могу сказать человечеству, я могу сказать лишь своими словами. Я недостаточно хорошо знаю русский язык, чтоб, например, пренебрегать словарем синонимов или просто толковым. Ну, короче, всеми этими делами занимаюсь где-то до полудня, а потом — интервью, встречи, записи, концерты. Вот такой распорядок дня. Полный порядок.

— При таком отношении к делам, при том, как вы цените счастье... Вы разведены, я знаю?

— Да, это моя беда, наверное. Но тут мне кажется, что я просто очень честный перед самим собой. Мужчина всегда полигамен — это мое искреннее убеждение. С таким убеждением я совершенно не создан для какого-то сожительства, женщины со мной мучаются.

— У-у-ух... — вздохнул я, собираясь закончить интервью, но тут Кашин изложил последнюю, самую важную мысль.

— Знаешь, отчего все американцы всегда так улыбаются? Таблетки...

— И еще они все как один ходят к психоаналитикам, я знаю.

— Так вот, я думаю тоже начать есть таблетки и ходить к психоаналитикам.

— Так вы же счастливый человек. Зачем вам психоаналитик?

— Что такое мое счастье? Я лишь нашел свои недостатки и принимаю себя таким, какой есть. Прежде всего со всем моим эгоизмом. По ночам я не могу уснуть. Так жить нельзя. Для призрачного счастья достаточно влюбиться в себя со всеми своими недостатками. Для счастья настоящего нужно эти недостатки исправлять.

Александр ИВАНСКИЙ