На «Мосфильме» начинаются съемки многосерийного фильма «Любовь к тебе как бедствие». Главная героиня — легендарная актриса Валентина СЕРОВА
НЕ СВЯТАЯ ВАЛЕНТИНА
Каждая эпоха оставляет после себя свою любовную историю. В 40-е годы прошлого века страна, звавшаяся тогда СССР, запоем читала роман о любви актрисы и поэта. Актрису звали Валентина Серова, поэта — Константин Симонов. У этой love story был трагический финал. Актриса умерла одна в пустой, обворованной спаивающими ее проходимцами квартире — всеми покинутая, ненужная и забытая. Он, переживший актрису, как и собственную любовь к ней, незадолго до смерти вспомнил про четыре увесистых крафтовских пакета своих писем к ней и уничтожил их.«Но как бы он удивился, если бы узнал, что его имя сегодня чаще всего упоминается в статьях, посвященных актрисе», — так говорит об одном из двух главных героев своей книги «Валентина Серова. Круг отчуждения» (издательство АСТ, Москва, 2003) ее автор и соавтор сценария будущего фильма Наталья ПУШНОВА.Хотя вообще-то все объяснимо: все хотят знать о любви. Чем сильнее любовь, тем больше хотят знать. Пусть даже в тайну этой любви — как и в тайну актрисы Валентины Серовой, жизнь которой всегда сопровождалась слухами, легендами и сплетнями, — не дано проникнуть никому. В том числе и автору книги, выслушавшей столько рассказов и воспоминаний, цитирующей подлинные письма и документы и вжившейся в коллизии судьбы своей героини настолько, что, кажется, начала ее чувствовать.
Из книги «Валентина Серова.Круг отчуждения»:Актриса Инна Макарова вспоминает свой трепетный восторг в момент знакомства с Серовой:
Я не могу оторвать от нее глаз. Мне хочется сказать, что я знаю про нее все. И про ее первого мужа-летчика, сражавшегося в Испании, и про их маленького сына, и про Константина Симонова. Ведь «Хозяйка дома» — это она, и «Жди меня» — тоже она, и «Ты говорила мне «люблю» — она. Я помню наизусть его стихи и ее лицо, которые в моем сознании неотделимы друг от друга. Она вся из них — из этих воплощений и клятв, из его горестных строф, из его немногословной нежности и безъязыкой мужской тоски. Как это написано в учебниках по средневековой поэзии — прекрасная и немилосердная дама.
— Когда я задумала писать эту книгу, судьба Валентины Серовой представлялась мне романтической историей.
— Да, не жизнь, а роман. Как говорила Инна Макарова, советский вариант «Унесенных ветром». В первой главе «девушка с характером» встречает летчика-истребителя, героя Испании, загадочного Матео Родригеса, летающего по Москве на роскошном алом «крейслере», потом — живет с ним в роскошной квартире, а потом он разбивается, и его прах к Кремлевской стене несет сам Сталин. А в следующих главах этого романа — любовь к ней Поэта, встреча с Рокоссовским...
— Интересно и другое: стремительный взлет юной актрисы в театре и кино, успех, обожание публики... Молодость Валентины — действительно захватывающе интересный женский роман. Но затем «жанр» ее судьбы резко меняется. Начинается драма больной женщины, а жизнь заканчивается трагически. Я узнала, что происходило с Валентиной Серовой после разрыва с Симоновым, увидела судебные дела, касавшиеся их дочери Маши, которую не отдавали матери-пьянице, прочла дневник Валентины того времени — дневник беззащитной, несчастной, не понимающей, к кому обратиться, абсолютно одинокой женщины. Мне рассказали о страшной судьбе Анатолия, сына Валентины от летчика Серова, подростком попавшего в трудовую исправительную колонию в Нижний Тагил, потом — отправленного на Север, спившегося еще совсем молодым и умершего на несколько месяцев раньше матери. Серова даже не поехала на похороны.
— У очень многих известных актрис жизнь складывалась не менее драматично, но кто о них вспомнит сегодня?
— Наверное, потому, что в их судьбах не было той страсти, если хотите — любовного авантюризма, неразгаданной тайны. Посмотрите, в каждой публикации о Серовой присутствует вопрос — кто кого любил, кто кому изменял, как возник треугольник Серова — Симонов — Рокоссовский. Как мог 25-летний поэт Симонов написать и издать во время войны столь откровенную любовную тетрадку стихов «С тобой и без тебя» и открыто посвятить ее даже не жене еще — возлюбленной... Валентины нет уже 29 лет. И до сих пор о ней рассказывают с каким-то придыханием, восторгом. Причины ее трагедии, болезненного излома судьбы надо искать в детстве. Маленькая Валя Половикова с ранних лет была очень сильным человечком. Она жила вольной птичкой в украинской деревне, в доме родителей отца — крестьян, но отца почти не знала. Позже ее увезла в Москву мать, Клавдия Половикова, молодая актриса, жесткая, грубая, даже вульгарная женщина. Школу она не окончила, поступила в ЦЕТЕТИС (нынешняя Академия театрального искусства), где училась совсем недолго и сразу была приглашена своим педагогом Ильей Судаковым в ТРАМ (Театр рабочей молодежи, сейчас — Ленком). Так что общего образования Валя, по сути, не получила, а профессию осваивала на подмостках, где с первых дней получала главные роли.
— Возможно, 24-летний поэт, начинающий драматург и пылкий поклонник дивной белокурой актрисы Константин Симонов, прожигавший взглядом занавес Ленкома на спектаклях, в которых она играла, полюбил ее в том числе и за талант?
— Думаю, он полюбил ее как женщину. Она была хороша невероятно. Знаменита на всю страну: ведь вышел фильм «Девушка с характером». Вдова Героя Советского Союза... Она должна была казаться Симонову очень взрослой и опытной, ее любили мужчины, боготворили зрители. Но и ее внутреннюю беззащитность он почувствовал сразу. В Серовой как будто уживались две натуры, она могла быть нежной и любящей, а могла — резкой, своенравной. Ведь Симонов, начинающий драматург, принес в театр свою первую пьесу, а Валентина ее поначалу совсем не приняла.
Из книги:
— Ты говорила мне «люблю», / Но это по ночам, сквозь зубы, / А утром горькое «терплю» / Едва удерживали губы. // Я верил по ночам губам, / Рукам лукавым и горячим. / Но я не верил по утрам / Твоим ночным словам незрячим.
...Поэта терзал страх потерять актрису. С ней мучительно до счастья невыразимого, без нее — смерть.
«Будь хоть бедой в моей судьбе, / Но кто б нас ни судил, / Я сам пожизненно к тебе / Себя приговорил».
Это стихотворение помечено июнем 1941 года. Он вспоминал, что писал его в тот момент, когда в 12 часов дня Молотов объявил о начале войны.
...Стихи он читал друзьям на фронте. Мужчины реагировали как мужчины. Упрекали за мужскую слабость.
— Знаете, что, на мой взгляд, самое удивительное в поэтической истории их любви? То, что она была издана. Почему в «Правде» в начале 1942-го напечатали симоновское «Жди меня», понятно — это же была, как вы сами пишете, гармоничная народная песня о любви, разлуке и верности. Но как в то стерильное время разрешили опубликовать сборник «С тобой и без тебя»?
— Есть простой вариант ответа. Некоторые считают, что так решил Сталин: нужна была одна такая пара, чтобы люди думали о любви, о будущей мирной жизни.
— Разве не похоже на правду?
— А почему вы исключаете, что Сталина что-то зацепило в этих стихах? Он же был человек умный и тонкий. Но бесспорно одно — стихи одобрил для печати, конечно же, не начальник Главного политуправления Щербаков, вызвавший военкора «Красной звезды» в свой кабинет для разговора, который Симонов описал в своих дневниках. Стихи одобрили на самом «верху».
— Значит, и слова Сталина, получившего свежую тетрадку «С тобой и без тебя», что, мол, книгу надо было издать в двух экземплярах, один — для нее, другой — для него, совсем не выдумка? Он эти стихи знал и за судьбою их автора следил?
— Во всяком случае говорили, что он так сказал. Всем близким Серовой и Симонова это было известно. Точно так же, как было известно, например, о разговоре жены Рокоссовского со Сталиным — когда она обратилась к нему лично, чтобы он разлучил ее мужа с Серовой. Конечно, это не исторический факт. Есть такая версия. Но ведь откуда-то она взялась. Может быть, целиком из фантазий людей. Но Сталин ведь не просто разрешил печатать эти потрясающие по откровенности стихи. И не только выяснил — с помощью Щербакова, — не ищет ли страдающий от любви молодой поэт и военный корреспондент смерти на фронте. После войны он отправил его в Японию, оттуда — в Америку, в Канаду, затем — во Францию, позже — в Китай. Он дал ему шесть Cталинских премий. Он очень высоко ценил Симонова.
— В книге вы несколько раз повторяете вопрос о страдающем поэте — в какой мере для Симонова это был образ, поэтическая метафора? Как будто он сознательно мог разыгрывать перед миром свою любовную драму, расчетливо выстраивал миф о великой любви. Но вы же сами пишете, что в период «С тобой и без тебя», когда Валентина была честна с ним — принимала любовь, но не любила, он тоже был честен.
— Так оно и было. Обычно даже в любви мужчина старается не унизить свой «мачизм», а здесь его нет, здесь женщина владеет всем, она полностью его захватывает. И в стихах. И в письмах. Нет, он слишком искренен в стихах, и даже если (говоря о его карьере) заподозрить его в продуманности лирического хода, то уж в письмах к Валентине он был абсолютно искренен. Они не предназначались для печати...
Из книги:
Письма действительно способны были — единственно из всего необъятного наследия Симонова — составить конкуренцию его стихам. Чувственность писем превосходит чувственность лирики многократно. И если бы соединить можно было ее безыскусные, простые письма с его — молящими, всепроникающими, беспомощными, содержащими такую мольбу на встречу, такие воспоминания о ее теле, запахе, глазах, руках, ее ласках, — получился бы действительно гениальный роман двадцатого века. Но этого романа нет. Отдельные листочки долетели до читателей и стали фактом литературного наследия поэта.
«...Мы так можем много доставить счастья друг другу когда мы прижаты друг к другу, когда мы вместе, когда ты моя, что кощунство не делать это без конца и без счета. Ох, как я отчаянно стосковался по тебе и с какой тоской и радостью я вспоминаю твое тело... Хочу держать тебя в руках и яростно ласкать тебя до боли, до счастья, до конца и не желаю говорить ни о чем другом — понимаешь ты меня моя желанная, моя нужная до скрежета зубовного... я даже ношу в кармане твое письмо и помню его и боюсь перечитывать — оно волнует меня и бесит тем что я бессилен вот сейчас так же грубо и торопливо как это бывает когда приезжаю издалека схватить тебя в свои руки и задыхаясь от счастья и желаний сделать с тобой все что захочу...» (сохранена пунктуация К. Симонова. — Н.Д.)
Почитайте его письма к Валентине в конце войны, когда они уже были женаты. Перед смертью Симонов их сжег. И если бы часть не успела переписать дочь Маша, ничего бы не сохранилось. Да, он ее любил, он ее желал, буквально бредил ею.
— А она продолжала принимать любовь, но не любить?
— Вовсе нет. Страсть была взаимна. И это прочитывается в письмах.
— Но все-таки их отношения как будто что-то разъедало изнутри. Он не мог забыть ее романа с Рокоссовским?
— Очень многое разъедало. Оба они были талантливыми, яркими, знаменитыми. Не давали друг другу ни минуты покоя. Взаимная ревность, командировки, компании, чудовищный разворот сплетен вокруг. Валентина, не лукавая, не хитрая, увлекалась и не скрывала своих порывов. Стихия! А у сюжета с Рокоссовским, как часто в биографии Серовой, много версий. Что было на самом деле? Она действительно познакомилась с раненым генералом в госпитале при Тимирязевской академии, где выступала, потом они могли встретиться еще, но что касается романа, то он мог быть полностью выдуман. Правда, сама Серова утверждала, что роман был. Но в тех историях о Рокоссовском, которые я слышала, многое не сходится. В книге есть беседа с сестрой летчика Серова Агнией. Она такое рассказывала — чистая фантастика!
— Про полеты актрисы на фронт на свидания с Рокоссовским, о которых, как вы упоминаете в книге, ходили слухи в Москве?
— Да. Я ей говорила: быть такого не может. — Почему не может? Летала. — Ну как летала? — Она пошла, попросила, ей дали самолет. — С бригадой летала? — Нет, одна.
— А откуда Агния это знала?
— От Валентины. Так она говорила. Да еще добавляла — ну как же, вся Москва это обсуждала. Дело в том, что почти вся захватывающе бурная хроника романов Серовой — не факты. И нет никого, кто мог бы рассказать факты. Даже люди, которые ее хоронили, по-разному вспоминают, как проходило прощание. Читаю мемуары. Стоп! На панихиде Серовой присутствуют ее умершие родственники! Вот и представьте, какова в принципе доля истины и какова — чистой беллетристики в подобных рассказах. Думаю, и книга моя интересна прежде всего потому, что в ней множество версий. Это не собрание слухов — это мифология времени. Серова — героиня мифа о своей жизни.
— В том числе неизвестно и то, почему все-таки отношения актрисы и поэта закончились так для нее трагично? Вот вы пишете, что Серова и Симонов создали прецедент «семейного театра», отдав на всеобщий суд историю своей любви.
— А разве нет? В то время, да чтобы вот так открыть для всех свою личную жизнь? Когда он писал «С тобой и без тебя», они ведь и женаты еще не были. Для того времени это был прорыв.
— Но жизнь и любовь напоказ Серову тяготили.
— Думаю, тут много всего сошлось. Когда-то я училась в аспирантуре вместе с Сашей Симоновой, дочкой Симонова и Ларисы Гудзенко. Тогда я не представляла себе, кто ее мама, и спросила однажды, какое отношение она имеет к Серовой. Саша сказала, что Ту женщину отец давно оставил и никогда о ней не вспоминал. А про отца говорила, что он был известный соблазнитель! Ему было достаточно посмотреть на женщину, сказать несколько слов, на глубоком вздохе сделать намек, и все — она была его. А если этого не случалось, он просто разворачивался и уходил. Так Саша, младшая и любимая дочка Симонова, умная, проницательная, весьма ироничная, оценивала отца. Ей я верю. Думаю, проблема Серовой была еще и в том, что она очень ревновала мужа. Она, конечно, тоже была любвеобильна, но она старела. А Константин Михайлович с годами становился интересней, значительней, к тому же приобрел европейский лоск — объездил же весь мир.
|
— И это тоже было проблемой — он все время куда-то уезжал. И ему было не до переживаний жены, из военкора он превратился в известного драматурга, классика, как называл его пасынок, и большого литературного начальника?
— Да, в их жизни и после войны было очень много расставаний. Кстати, их первый серьезный конфликт после брака был связан с его поездками в Японию и Америку. Симонов там, за океаном, выступал, читал свои стихи — о ней, смотрел на Бродвее пьесы, написанные для нее, он жил мировыми проблемами и был в гуще событий: начиналась «холодная война», опять война, и он бился — словом, пером, в дискуссиях за свою Родину. Он оставался солдатом. А она здесь, в Москве, пила. Возможно, поняла, что вот это «Жди меня, и я вернусь» — навсегда. Хотя могла бы понять: он не просто захотел и поехал — партия и правительство поручили миссию! Валентина же страдала от его и своей несвободы. Скорее всего, и это тоже стало одной из причин ее болезни. Серову глубоко потрясло постановление Жданова по Ахматовой и Зощенко. Валентина дружила с Раневской, а та — с Ахматовой. Симонову же та история принесла высокое назначение. Позже он написал доклад о космополитах. Среди людей, пострадавших в той кампании, были близкие друзья их семьи... Валентина внутренне не могла настроиться на то, что ей предписывалось положением. Стать гранд-дамой, львицей советского бомонда. Прекрасным образом счастливой женщины Страны Советов. Муж — главный редактор «Нового мира», «Литературной газеты», второй (после Фадеева) секретарь Союза писателей, один из самых богатых людей в СССР, его книги печатают огромными тиражами, его пьесы ставят одновременно все театры страны; роскошная квартира, особняк в Переделкино, дача на Черном море, слуги — целый штат, подрастают дети. Почему бы нет? Но ей не нужны были ни роскошь, ни положение в обществе — она это использовала, но не принимала. Не ценила. Чего хотела ее душа?
— Любви?
— Думаю, да. Искренности.
— А как же Поэт с его великой любовью? Не смог или не захотел изменить ее трагический финал?
— А как? Свою-то судьбу изменить ему было трудно при его многочисленных обязанностях — перед Сталиным, перед страной, перед литературой. Да и чего, собственно, может хотеть женщина (с точки зрения мужчины), когда у нее все есть?
— Но нет, по ее мнению, главного? А развод с Симоновым, если судить по вашей книге, стал для Серовой потрясением, после которого она уже не оправилась.
— Она могла найти какую-то отдушину. Думать, например, что раньше были роли в театре, кино, была любовь, зато теперь есть что-то другое. Но у нее не было ничего. Дети от нее ушли. Друзья — тоже. Отец, которого она нашла, когда ей было уже 40 лет, очень скоро умер от инфаркта, видимо, тяжело переживая драму дочери. В книге есть письма Василия Половикова. Отец пришел к ней в больницу и больше не оставлял. Она как раз тогда лечилась новым способом внушения у доктора Синкевич.
— Что-то типа психоанализа? Причем, как вы утверждаете, лечили ее не от вина, а от ее зависимости от Симонова? Но недаром же вы говорите, что Валентина могла бы переиначить его строки и написать «Ты сам пожизненно к себе меня приговорил».
— Это не я утверждаю. Доктор Синкевич подробно писала Симонову о своем методе, это есть в книге. Она кодировала Серову на то, чтобы она освободилась от Симонова. Но это была уже необратимая зависимость. После развода Валентина прожила еще почти восемнадцать лет, больше не снималась в кино и почти не играла в театре. Она так и не смогла излечиться от алкоголизма. И все же ей довелось увидеть внуков и избежать женского одиночества. Ее последний мужчина был очень молод...
— А что в итоге осталось от поэта и актрисы, кроме их потомков? От нее — старые кинопленки, сохранившие образ юной, поразительно красивой женщины. И миф о великой любви. От него — стихи «С тобой и без тебя».
— И тот же миф о Ней. А пьесы его сегодня не ставят и книги почти не издают — о войне и глубже, и трагичнее Симонова написали другие.
— Значит, осталась только история Любви?
— Да, она все та же, она осталась. А по книге моей сейчас снимается многосерийная картина «Любовь к тебе как бедствие». Сюжет фильма очень напоминает пьесу Ростана «Сирано де Бержерак». Красавица, оценившая своего Поэта слишком поздно. Большая политика и люди, которые волею истории попадают в эти жернова. В фильме будут свои ответы на все вопросы. Может быть, когда легендарные образы прошлого века оживут, они будут нам понятнее.
Наталья ДАВЫДОВА
На фотографиях:
СИМОНОВ И СЕРОВА ВО ФРАНЦИИ, 1946. ВСТРЕЧА В ОРЛИ. ,ВАЛЕНТИНА СЕРОВА ЛЮБИЛА СКОРОСТНУЮ ЕЗДУ. И ВОДИЛА ЗАМЕЧАТЕЛЬНО — В ОТЛИЧИЕ ОТ СИМОНОВА, ПРЕДПОЧИТАВШЕГО ЛИЧНОГО ШОФЕРА ДОРОГА ДОМОЙ