В Москве на семьдесят восьмом году жизни умер самый странный, самый загадочный писатель советской литературы Владимир Осипович БОГОМОЛОВ
Иван Бунин — вот кого Богомолов читал особенно тщательно. В его шедевре «Первая любовь» это заметнее всего. «Зося» после нее — как сладкое после водки
Когда-нибудь его биография (как и положено биографиям таких писателей) будет плотно изучена, растолкована и объяснена — и факты его жизни плотно прилягут к его текстам. Или, наоборот, между фактами и текстами окажутся зазоры, зияния? Не знаю. Знаю, что он напечатал самый популярный военный роман в советской истории, один из лучших военных рассказов — и тридцать лет молчал, работая над огромным автобиографическим романом, доведенным до семидесятого года. По слухам, книга давно была закончена — Богомолов ее правил, переписывал и доводил до совершенства. Никаких распоряжений о ней он не оставил, умер внезапно, рассчитывал жить еще долго. Опубликовал в «Новой газете» единственную главу — очень сильную.
Он родился в 1926 году в подмосковной деревне Кириллово, в 15 лет (прибавив себе два года) пошел на фронт. Закончил войну в Маньчжурии, служил на Дальнем Востоке, в 1955 году выпустил сборник детских стихов, а в 1958-м опубликовал рассказ «Иван», сходу выведший егов большую литературу.
Читатель готовится к рассказу о военных приключениях и пионере-герое, маленьком героическом разведчике, а рассказано нечто... ни с чем не сообразное. Грубо говоря, рассказано о том, как одни взрослые дяди посылают на смерть ребенка, другие взрослые дяди этого ребенка убивают, а третий взрослый дядя то наблюдает за этим воспитательным мероприятием со стороны, то принимает в нем посильное участие.
Никакие «Голые пионерки» никаких современных авторов не сравнятся со спокойным тоном богомоловского «Ивана». Не сравнятся еще и потому, что это я «вчитал» такой оскорбительный для патриота и офицера Богомолова пацифизм в его первый рассказ. Рассказ дает для этого основания, но сам-то Богомолов к пацифизму никакого отношения не имел. С Андреем Тарковским, снимавшим «Иваново детство», Богомолов ругался именно из-за того самого. Он настаивал на том, чтобы в фильме был показан прежде всего профессионализм разведчиков, которые «и в смысле физическом на три головы выше любого солдата», а Тарковский снимал и снял проклятие войне. Тарковский с жалостью и ужасом смотрел на маленького взрослого Ивана Буслова, в котором война не оставила ничего, кроме ненависти, а Богомолов смотрел на Ивана Буслова... с восхищением.
Это маленький бог войны, который — вот именно что — «и в смысле физическом на три головы выше любого солдата». Осенью он переплывает Днепр на бревне; мокрый, маленький, худенький отдает приказания офицеру, и офицер эти приказания выполняет! Здесь не подходит даже знаменитый афоризм Хемингуэя: «Война — отвратительна, но солдаты — прекрасны», поскольку Иван не солдат все ж таки, а ребенок. Если бы он не погиб (что невозможно себе представить), он бы рос вместе с войной, а когда бы война закончилась, как бы он приспособился, или — как принято говорить после Афганистана и во время Чечни — адаптировался к мирной жизни?
Писательская судьба Богомолова уникальна. В 1958 году он показал, как детьми входят в войну, в 1993-м зафиксировал, как юношами из нее выходят («В кригере»). Он ведь не специально подбирал такой момент, когда только-только закончилась афганская авантюра, по окраинам погромыхивали малые конфликты, в Москве готовились к стрельбе, в Чечне — к стрельбе пострашнее. Просто так получилось, что именно в тот миг, когда в Отечестве уже понаделали фронтовиков и готовились понаделать еще, Богомолов описал, как ребят, прошедших с боями Европу и Маньчжурию, распределяют в места, где только «белые медведицы и Дунька Кулакова», а до Америки (умело уточняет писатель) 100 километров: «Вы кто — стюдентка или солдат, выполняющий долг перед Отечеством? Вам со склада бузгальтер выписать, напиздник и полпакета ваты?»
Ор кадровиков на прошедших войну парней объясним. Им не по себе от общения с таким бризантным... материалом. Они не просто готовят войска к возможной войне с новым противником, до которого сто километров. Они отправляют подальше на Восток, на Север тех, чьи места в тылу заняты. Туда, ребята, туда — к «белым медведицам». Остудитесь. Я не читывал ничего страшнее, смешнее и своевременнее этого небольшого рассказа, почему-то названного повестью.
В тот же год, год стрельбы по Верховному Совету и убедительной победы на парламентских выборах ЛДПР, на Богомолова в подъезде его дома напали, пытались отнять кейс, в котором лежала рукопись неоконченного романа. Богомолов был все ж таки разведчик (см. выше насчет физической подготовки), но операция после этого нападения у него была тяжелейшая. Однако все это случилось потом, в наши постперестроечные времена, а тогда в пору первой «оттепели» после успеха рассказа «Иван» и фильма «Иваново детство» Богомолов надолго замолчал и только в 1964 году опубликовал в «Новом мире» цикл прозаических миниатюр. Позднее выяснится, что это главная особенность Богомолова — невозмутимая, спокойная долгая работа. Какой уверенностью в своем деле, какой ответственностью перед этим делом надо обладать, чтобы вот так в течение нескольких лет писать одну повесть, один роман, несколько рассказов?! Когда слышишь ритм его прозы — вроде бы неспешный, обстоятельный, спокойный и такой напряженно-нервный, — становятся понятны все грубые, за гранью литературных приличий, срывы Богомолова в его публицистических текстах. В сущности, он был очень сентиментальный и печальный лирик, что и продемонстрировано было в вышедшей спустя год после «Первой любви», хрестоматийно-знаменитой повести «Зося».
С 1965 по 1973 годы Богомолов писал свой самый знаменитый (более ста изданий!) знаковый роман «Момент истины» («В августе сорок четвертого»). Мне тем легче рассуждать об этом романе, что сам я никогда не принадлежал к его безоговорочным поклонникам. Уж больно нервная проза. Самое удивительное, что, кажется, и Богомолов не принадлежал к безоговорочным поклонникам своего главного произведения. С таким нервом защищают самое любимое, но и самое беззащитное дитя; то, чьи недостатки и слабости знаешь лучше кого бы то ни было и потому бросаешься в атаку, даже если это дитя как-то не так хвалят. Не кому-нибудь, а великому Витаутасу Жалакявичюсу не разрешил экранизировать свой роман Богомолов, когда понял, что сценарий будет сильно отличаться от первоисточника. Режиссеру Пташуку, снявшему недавно «В августе сорок четвертого» на «Беларусьфильме», Богомолов не смог запретить совершить эдакое — время не то, страна не та, да и автор уже был постарее, от бандитов в подъезде мог отбиться, а от современного кинопроцесса — нет. Но добился, чтобы фильм не назывался «Момент истины» и чтобы в титрах не значилось его имя.
Здесь непросто: «Я так вижу мир». Здесь: «Этот мир такой, каким я его изобразил, иным он быть не может». Причем уверенность эта помножена на странную идеологичность «Момента истины». В своем романе Богомолов дал едва ли не формулу идеологии советского общества последних десятилетий его существования. Эта формула расходилась с официальной идеологией и с не меньшей силой шла наперекор тому, что происходило в самом обществе. Вся страна бодро топала на перекур, а Богомолов упрямо и упорно твердил: «Надо хорошо, профессионально работать. Главное в жизни — профессионализм, честный, безупречный долг перед своим делом». В общем, это ведь и есть главная тема «В августе сорок четвертого», это и есть его «момент истины» — кто бы и как бы тебе ни препятствовал сверху (по начальству), сбоку (от навязанных непрофессиональных помощников), тебе ничто не должно помешать профессионально и грамотно выполнить свою работу: поймать шпионов, прочистить трубы, написать роман, статью. Неважно.
Когда вышелушиваешь эту главную тему, становится понятен главный полемический адрес «Момента истины» («В августе сорок четвертого»), обозначенный уже в заглавии. Солженицын, конечно, с его «Жить не по лжи» и «Августом 14-го». В этом сдвоенном заглавии сдвоенный же вопрос: «А вы полагаете, что знаете, как жить не по лжи? Знаете всю истину о гибели самсоновской армии в августе 14-го? Я, например, смог узнать только крохотный «момент истины» о том, как поймали шпионов в Шиловичском лесу 19 августа 1944 года. Главный же «момент истины», главное «жить не по лжи» в одном — в честном и добросовестном исполнении профессионального долга. И все...»
Глядя со стороны, из другого времени и другой страны, начинаешь понимать, в чем тут дело. Общество, которое описывал Богомолов, было обществом военным и военных, оно не было приспособлено для мирной жизни. Попытки приспособить его к мирной жизни окончились... на самом деле еще не окончились ничем определенным. Мы еще посмотрим и испытаем, чем они окончатся, и к этому времени успеем, наверное или наверняка, прочесть последний роман Владимира Богомолова, который он писал с 1975 по 2003 гг. — всю оставшуюся ему после «Момента истины» жизнь.
На фотографиях:
- ДЛЯ БОГОМОЛОВА ИВАН БЫЛ ИДЕАЛЬНЫМ СОЛДАТОМ, А ДЛЯ ТАРКОВСКОГО — НЕСЧАСТНЫМ РЕБЕНКОМ
- КАДР ИЗ «ЗОСИ» — КУЛЬТОВОЙ КАРТИНЫ КОНЦА ШЕСТИДЕСЯТЫХ