«Последний советский перебежчик» Ирек Мухамедов снова танцует на сцене Большого. Без малого десять лет, до начала 90-х, он был премьером Большого театра. Юрий Григорович сделал его звездой, пригласив танцевать Спартака. Кстати, Ирек был самым молодым Спартаком. Потом Гран-при на Международном конкурсе артистов балета в Москве, приз Бенуа де ля данс. И вдруг таинственное исчезновение из Москвы в самом начале 90-го года. А потом ошеломительная новость: Мухамедов стал главной звездой самого элитарного театра в мире — Ковент-Гардена
ПОСЛЕДНИЙ ПЕРЕБЕЖЧИК
После этого по Москве ходила такая шутка (в пересказе Довлатова): Михаил Барышников улетал на гастроли в Америку на самолете «Аэрофлота». Не вернулся. Александр Годунов улетал в Париж рейсом «Аэрофлота». Тоже остался. Ирек Мухамедов улетал из Москвы самолетом той же компании. Не вернулся. Лучшая реклама «Аэрофлота»: «Летайте самолетами «Аэрофлота» — и под этой надписью три портрета: Барышников, Годунов, Мухамедов.И вот теперь «последний балетный перебежчик» снова в Москве
Долго и безуспешно дозваниваюсь в Лондон. Там все точно. Ирек Мухамедов ждет звонка. Меня долго переключают с трубки на трубку, как будто переводят из комнаты в комнату. Наконец я слышу низкое: «Хэлло».
— Могу ли я поговорить с господином Мухамедовым?
— Это я.
Следует короткий телефонный реверанс, после чего мы переходим к основному блюду под соусом из «трески» эфирного пространства.
— В каком качестве вы приезжаете в Москву? Вы были солистом Ковент-Гардена, а теперь...
— Теперь я приглашенный солист Ковент-Гардена, и в этом качестве приезжаю в Москву.
Несколько лет назад Ирек Мухамедов (кстати, британский подданный) перестал быть солистом Ковент-Гардена. И вдруг неожиданные гастроли в Москве и ошеломляющее известие, что Ирек снова выступает в составе Королевского Балета. Поползли слухи: «Ирека вернули». Думаю, что, если даже это сделано специально для гастролей в России, выглядит как красивый жест. Нуреева из Ковент-Гардена выперли по его собственному выражению «пинком под зад» после того, как ушла со сцены его постоянная партнерша Марго Фонтейн. Когда прекратили контракт с Мухамедовым (по причине возраста), Ирека уведомили об этом в письменной форме. Пресса подняла шум. Как не тактично! Журналисты писали, что гениальный Мухамедов никогда больше не появится в стенах Королевского театра. Но Мухамедов снова приглашен в Ковент-Гарден. Специально. И только танцевать на важных, имеющих политическую окраску, гастролях в России. Жест символический. Станцевать на сцене Большого, который 13 лет назад пришлось покинуть. И причем станцевать в шедевре британского хореографа Кеннета Макмиллана «Майерлинг».
«Майерлинг» — необычный балет не только потому, что поставлен на «не балетную музыку» Ференца Листа, но и потому, что оброс массой всяких мистических обстоятельств. Вторично восстановленный самим Макмилланом в стенах Royal Opera House в 2002 году, этот балет основан на подлинной истории из жизни австро-венгерского кронпринца Рудольфа. Обстоятельства смерти Рудольфа и двадцатилетней Марии Вечеры десятки раз перелагались для сцены и кино, потому что были невероятно романтичны. Принц-женоненавистник влюбляется в юную красавицу Марию, думая обрести покой и надеясь навсегда похоронить в своей душе жутких демонов. Но трагическая цепочка случайностей, и демоны просыпаются. Принц убивает свою возлюбленную, а потом себя. История — лакомый кусок для папарацци и сердобольных старушек.
Для исполнения заглавной роли требовался танцовщик с невероятным физическим потенциалом, филигранной техникой и в то же время где-то запрятанным внутри глубоким внутренним лиризмом. Когда Макмиллан впервые увидел Мухамедова, то понял, что нашел своего танцовщика. Ирек идеально сочетал в себе все необходимые ему качества.
Балет вызывал восторг британской публики, которая обычно довольно холодно воспринимала новации Макмиллана, точнее, не всегда однозначно. И именно во время премьеры, буквально на первом представлении, Макмиллан умер за кулисами театра. Сердце не выдержало. Ирек узнал об этом только тогда, когда опустился занавес. Собственно, неудивительно, что для него балет первое время был связан с трагическими воспоминаниями, мимо которых, как мимо надгробной плиты учителя, невозможно пройти. Пройти в метафизическом смысле.
— Макмиллан — великий хореограф. И не только потому, что он делал что-то невероятное на сцене, но и потому, что заставил меня почувствовать себя его соавтором. Прошло десять лет как он умер. Хорошо, что теперь его шедевры увидят москвичи. Специально на меня он поставил великие балеты — «Зимние грезы» (вольная интерпретация Макмиллана на тему чеховских «Трех сестер». — Ред.), «Иудово дерево» и, конечно главный, «Майерлинг». Еще мы репетировали «Анастасию» — балет из русской истории. Я должен был танцевать Распутина.
На слове «Распутин» в трубке сильно затрещало... Пришлось сменить тему.
— Про вашего второго учителя все понятно. Вы оказались в Ковент-Гардене неожиданно для большинства ваших коллег. Практически бежали из Большого, и Григорович ничего не знал... Вы с тех пор ни разу не встречались с вашим первым учителем?
— Да ну что вы... Мы встречались... Все нормально... И удивление по поводу того, что я оказался на Западе, было только у тех, кто не знал моей действительно сложной ситуации в Большом. У меня ведь было приглашение из Ковент-Гардена. Собственно, это все и определило.
— После того, как вы перестали быть солистом Ковент-Гардена, ваша жизнь сильно изменилась?
— Поверьте, я не скучаю. Хотя поначалу казалось, что времени стало чуть больше.
— А какой у вас распорядок дня? Вы когда встаете?
— В шесть утра.
— Что? В шесть? Артист балета... богема. Невероятно.
— Если это делать в течение всей жизни, привыкаешь.
— А что вы делаете в такую рань, дети ведь подросли?
— Когда был солистом, был один график, сейчас несколько другой.
— Ну ладно, не буду лезть к вам... в ваши тайны... в вашу жизнь. А это правда, что у вас целое имение под Лондоном?
— Ну, это сильно сказано. У меня есть дом, но я его никак до конца еще не доведу. Но надеюсь.
— Вернемся к чисто профессиональным делам. Ваша знаменитая постановка в Варшаве «Лебединого озера». Я читал, что некоторые критики упрекали вас в излишнем авангардизме вроде той знаменитой постановки, где танцуют только одни мужчины. Вы пошли по этому пути?
— Авангардная версия? Ну что вы?! Я люблю классику. Про себя я точно знаю, как хореограф я не авангардист и если что-то делаю, это в русле тех традиций, в которых меня воспитывали...
— А в кино вы себя не пробовали?
— Пробовал.
— Практически все балетные танцоры, после того как уходят из балета, приходят в кино. Тенденция угадывается. Александр Годунов просто стал своим в Голливуде. И Барышников тоже...
— Я снимался в том, что англичане называют «соуп-опера»... Но вы знаете, если бы это было очень хорошо, меня бы уже завалили новыми предложениями... И я бы уже был в Голливуде. Но я не в Голливуде, и значит, я понимаю, что мое дело по-прежнему танцевать и ставить балеты...
— У вас сын и дочь. Они уже решили для себя, кем будут? Я имею в виду — ваш пример повлиял на их выбор?
— Дочка Саша уже танцевала в моих балетах, которые я делал специально для детей. Вообще у меня уже несколько детских постановок. Пожалуй, самая известная «Принц и Нищий».
— ... а ваш сын проявляет склонность к балету?
— Пока мой сын Максим больше проявляет склонность к машинам, к играм... и, по-моему, не очень стремится танцевать...
— Вы рады этому?
— Почему бы и нет? Он сам выбирает свою судьбу.
— А вы случайно стали танцовщиком, потому что мама и папа отдали в школу, или тут есть перст судьбы?
— Я думаю, я родился танцовщиком.
— Григорович сделал из вас звезду, Макмиллан сделал звезду международного уровня. Вы согласны с этой оценкой, которая не раз звучала в прессе?
— Господи... я обычный человек...
— Кстати, извините, а какой у вас рост и вес?
На том конце провода Ирек был явно обескуражен. Возможно, ему никогда не задавали этого вопроса.
— 178 рост, а вес — 78 килограммов.
— Цифры всегда интересны читающей публике. Особенно, когда касаются такого не математического вида искусства, как балет. Вы же очень сильный танцовщик, это все подчеркивают. Звезд мужчин в мировом балете можно пересчитать по пальцам. Самые известные — Барышников, вы, был Нуреев, еще Александр Годунов. Скажите, кто из этих танцовщиков вам ближе?
— Ну вообще, если выбирать, я бы выбрал Рудольфа... именно его.
— Не Барышникова?
— Нет, именно Рудольфа.
— А какое бы вы назвали между ними главное отличие? Я имею в виду технику.
— Ну, вы знаете... Барышников танцует так, что не придерешься. Если посмотреть по видео, на замедленной записи, его технику, вы не найдете ни одной ошибки. Ни одной... А у Рудольфа могли быть помарки в чисто техническом плане, но в артистическом сделать так, как он, было невозможно. Кстати, у меня в танце можно тоже увидеть много ошибок. В этом мы с Рудольфом были похожи.
— Ну вы скромничаете! Это возвращение на сцену Большого не кажется вам символическим?
— Да, в определенном смысле. Главное, что я буду танцевать, и танцевать в своих любимых балетах.
— Ну что же, спасибо. Надеюсь, что ваше выступление в Большом — это еще одна точка в длинном предложении, которое вы пишете, извините за каламбур, своими ногами.
Дмитрий МИНЧЕНОК
В материале использованы фотографии: Fotobank