Две фотовыставки — «Берлинское кабаре. 1920 — 30-е» и «Александр Родченко на манеже» два глотка старого цирка, как два глотка старого вина...
СМЕРТЕЛЬНЫЙ НОМЕР
Больше всех в цирке мне почему-то нравился барабанщик.
Мне нравилось, как этот невидимый барабанщик отбивает в тишине свою дробь. Эта была дробь смертельного номера, сухая и тихая вначале, а в конце она становилась тяжелой, урчащей: «Тр-тр-тр-тр...» В это время в цирке гасили свет. Не весь свет, а тот, который был не нужен для смертельного номера.
Оставался только луч света, который падал на артиста. Это был синий, красный или в крайнем случае белый луч. В нем вдруг становилось видно что-то еще. Как цветная пылинка мягко садится на лацкан дрессировщика.
...Однажды мне удалось внимательно разглядеть в этом луче даже усы тигра. Из них можно было сплести толстый корабельный канат.
Еще в этом луче было видно, как дивно поглажено трико жонглера или фокусника. Еще я любил, чтобы на дрессировщике был надет какой-нибудь сложный костюм — с лацканами, отворотами, огромными золотыми пуговицами.
Или еще лучше, чтобы он был в шляпе.
В зеленом или красном цилиндре.
Все представление я ждал, когда начнется смертельный номер, когда все остановится, оркестр перестанет играть, повиснет жуткая тишина, артист приготовится, и в луче света повиснут цветная пыль, цирковой снег... Я ждал, когда начнет играть только один барабанщик.
И тогда я закрою глаза.
Потом я резко их открывал и успевал увидеть руки акробата, как они тянутся сквозь темноту, — огромные длинные руки. И потом — бац! — другой акробат приходил на руки товарища, и они оказывались оба на трапеции, и враз зажигался весь свет. Весь яркий обычный свет, в котором уже не были видны ни пыль под куполом, ни отдельные руки, ни отдельные усы тигра, ни таинственный кусочек барабанщика, которого я почему-то никогда не мог разглядеть целиком.
В последний раз, когда я был в цирке, там не было смертельного номера. И не играл барабанщик.
Я жутко расстроился и сказал:
— Слушай, что это значит? Я не понимаю, это так надо? Или они забыли?
— Про что забыли?
— Ну про это! — стал кипятиться я. — Про барабанщика! Тр-тр-тр... Смертельный номер и все такое...
— Да, я тоже заметила... — сказала моя девушка. — Но ты не расстраивайся. Сейчас другой цирк. Наверное.
— Понимаешь, — сказал я тихо. — Понимаешь, цирк не может быть другим. Он только такой!
Падал мягкий снег. Абсолютно белый. Такой снег в Москве бывает только на бульварах. Он падает мягко, как ходят коты. Или тигры. Или львы. Об этом знают все москвичи. Особенно те, которые ходят в цирк.
Борис МИНАЕВ
Выставки проводятся в рамках Московского Международного фотофестиваля «Мода и стиль в фотографии-2003». Учредители: Комитет по культуре Москвы, Московский дом фотографии. При поддержке: Мэрии Парижа, Мида Франции/AFFA, Французского культурного центра в Москве. Стратегические партнеры: Альфа-банк, Volkswagen, kodak. официальный партнер: Vogue
На фотографиях:
- ЦАНДЕР&ЛАБИШ. РЕВЮ «ВСЕМ», 1924. ВИЛЬГЕЛЬМ БЕНДОВ И МАРГО ЛИОН. СЦЕНА «БАЛАГАН»
- АЛЕКСАНДР РОДЧЕНКО. АКРОБАТЫ, 1938
- МАРТИН БАДЕКОВ-ГРОСЦ. РЕВЮ «ИЗ УСТ В УСТА», 1924. «ЧАРЛЬСТОН В МАГАЗИНЕ ДЕЛИКАТЕСОВ» ЭРИКА ГЛЭССНЕР И «ТИЛЛЕР ГЕРЛЗ». СЦЕНОГРАФИЯ: ЭРНСТ ШТЕРН. КОСТЮМЫ ЦИГ. ТЕКСТ И МУЗЫКА: МИША СПОЛЯНСКИЙ
- АЛЕКСАНДР РОДЧЕНКО. ФОТОРЕПОРТЕР ГЕОРГИЙ ПЕТРУСОВ ПОД КУПОЛОМ ЦИРКА, 1940
- АЛЕКСАНДР РОДЧЕНКО. ЦИРКОВОЙ НОМЕР «РЕЙНСКОЕ КОЛЕСО», 1940