Петр Вайль, и опять без Гениса, написал новую книгу. И снова в жанре путешествий. Однако в отличие от предыдущей — «Гения места» — «Карта родины», строго говоря, не путешествие. Материал другой: не мрамор, даже не песчаник — глина. Не два-три неожиданных движения резцом — а руки по локоть. «Гений» был посвящен местам путеводительским, изъезженным: Венеция да Вена, Верона-Барселона... «Карта» — сплошь о советском и постсоветском, куда если и едешь, то не за концепцией, а уже с ней в оттопыренном кармане. Потому что родина, хотя и разная, но в безобразии своем едина. И, что самое главное, по-иному о ней не напишешь, хоть ты тресни. То есть напишешь, конечно, но тогда ты человек плоть от плоти ее, этой самой родины, а не свободный гражданин мира.
Петр Вайль — человек как раз свободный и об отечестве написал так, как единственно и можно о нем написать. Без пафоса и ламентаций. Неприглядства живописуя изящно и в меру отстраненно.
Начинается все стандартно: город сменяется городом, маршрут — маршрутом. То Пермь, то Макарьев, а то Абрау-Дюрсо. В Ульяновске Вайль попотчует нас бурятскими частушками про Ленина: «Ульянов хуля тобто-оржи,/Хула зоних налагарба», в Калининграде — цитатами из книги посетителей Музея Канта: «Мы очень ошеломлены собором и Кантом. Экипаж эскадренного миноносца «Настойчивый». На Валааме меланхолически заметит про монастырские нравы: «Джинсы нарушают святость места, а отсутствие сортира — нет? Вопрос риторический в краях свирепой духовности».
Петр Вайль летит в самолете. На горизонте возникают Соловки, и конструкция книги начинает плыть. Отсюда уже не заметки, отсюда — размышления о судьбе России, о том, почему она, по розановскому выражению, «слиняла в два, самое большее три дня». Причем слиняла дважды и одинаково в прошлом веке: в 1917-м и 1991 годах. О том, что она никакая не Азия, а Европа, вернее подсознание Европы. И так далее. Благо история Соловков — это, если угодно, концентрированная история всея Руси.
Петр Вайль еще вернется к жанру путешествия, еще проедет по Сибири, по Дальнему Востоку, по периметру — Киев, Грузия, Баку... Из Батуми расскажет дивную историю про то, как обедал с тамошним президентом и в конце трапезы тот обещал угостить каким-то сногсшибательным «батумским чаем» и долго про чай вещал... А вместо чая принесли кофе. «Диктатура, — остроумно пишет Петр Вайль, — не обязательно посадки и расстрелы. Диктатура — это когда долго слушаешь о чае, долго ждешь его, потом приносят кофе, и никто ни о чем не спрашивает, и никто ничего не объясняет». Однако читатель чует — просто дорогой дело не кончится. И точно — на горизонте дыбится Чечня, бессмысленная и беспощадная. И следом столица империи: «Шаг вправо-влево — и погружаешься в серую сырость, отчетливо различая неблагозвучие слогов в имени: Мос-ква». Да и не было у нас никакой империи в римском смысле этого слова, подытожит Петр Вайль.
Петр Вайль заканчивает книгу тем, чем другие обычно начинают, — автобиографией: Рига, Вена, Рим, Нью-Йорк, далее везде. А напоследок дарит нам, разочарованным было в собственной родине, признание в любви. К ней. К несчастной. «В Италии ценишь умение извлекать смысл жизни из каждого дня, в Штатах — разумность и удобную организованность, в Норвегии — красивое благородство, в Голландии — внятное достоинство. Родину уважать очень трудно, не получается. Любовь — другое дело, она дается без усилий. Она просто есть». Что важнее: любить или уважать? Уважать любовь или любить уважение? Каждому — его.
Одно непонятно: кто будет читать «Карту родины»? Тех, кто способен на это, чтобы лишний раз испытать мрачную радость узнавания, немного. Остальным не до этих сомнительных радостей.
Игорь ЗОТОВ
|
