ГЛАВНЫЙ ДОКТОР КРЕМЛЯ СЕРГЕЙ МИРОНОВ

Миронову давно приходится раздваиваться. С 1983 года руководит Клиникой спортивной и балетной травмы Центрального института травматологии и ортопедии имени Николая Приорова Минздрава РФ, сменив на этом посту Зою Сергеевну Миронову, собственную маму, легендарного хирурга. С 1998 года директорствует в ЦИТО. Но там, видимо, работы Сергею Павловичу мало, раз последние почти восемь лет он возглавляет Медицинский центр Управления делами Президента России, нося негласный титул главного кремлевского лекаря. К кому из этих двух Мироновых я пришел на прием, так до конца беседы, честно говоря, и не понял. А может, это и не столь важно?

ГЛАВНЫЙ ДОКТОР КРЕМЛЯ СЕРГЕЙ МИРОНОВ

— Сергей Павлович, как вас в Кремле идентифицируют, с тезкой и однофамильцем из Совета Федерации не путают? Вот министров Ивановых, знаю, различают так: того, который из Минобороны, зовут СБ Ивановым. А к вашему имени какую-нибудь отличительную приставку добавляют?

— Фамилия у нас достаточно благозвучная, мирная, и меня не смущает, что Мироновых во властных структурах становится больше, хотя, вы правы, из-за этого иногда возникает неразбериха. Вдруг раздается звонок по спецкоммутатору, большой руководитель начинает что-то рассказывать, задавать вопросы, и я соображаю: собеседнику нужен другой Миронов. Вежливо объясняю, как позвонить Сергею Михайловичу...

— Но в последние годы вас, наверное, реже стали беспокоить звонками и вызовами из Кремля?

— Как врача? Безусловно. Владимир Путин здоров, крепок, словом, никаких по нашей врачебной части проблем. Впрочем, неприятные сюрпризы имеют обыкновение приходить не с той стороны, откуда их ждешь, поэтому систему медицинского контроля и наблюдения за здоровьем главы государства, проведение необходимой диспансеризации — это все мы соблюдаем неукоснительно. Иначе нельзя.

— За время президентства Путина были основания беспокоиться о его здоровье?

— Всерьез нет, но достаточно взглянуть хотя бы на опубликованную недавно в прессе статистику поездок Владимира Владимировича по стране и за рубеж, чтобы понять, какие психоэмоциональные, физические и прочие нагрузки приходится ему переносить. Даже количество часов, проведенных в воздухе, потрясает невероятно!

— У ВВП есть специальная восстановительная методика?

— Сказывается отличная спортивная подготовка. Мы никаких особых методик не разрабатывали, у президента существует свой набор гимнастических упражнений, позволяющий ему поддерживать себя в форме. Когда появляется свободное время, Путин всем прочим видам активной деятельности предпочитает спорт, много плавает, любит конную выездку...

— Против лошадей не возражаете?

— Но это же не конкур и не преодоление препятствий, а скорее, верховые прогулки, хотя и в этом случае элемент риска есть.

— Путин падал с коня?

— Пока, тьфу-тьфу, нет...

— А с лыжами как?

— Здесь больше поводов для волнений. И уровень горнолыжных притязаний Владимира Владимировича значительно превышает любительский, и кататься он предпочитает с трасс, которые новичку не под силу. Конечно, стараемся как-то контролировать процесс...

— Соломку на крутых виражах стелите?

— Президент в этом не нуждается, поскольку лыжами занимается не спорадически, а системно, поддерживает форму, работает с профессиональными наставниками... При всем желании мы не можем идти путем каких-то ограничений, запретов. Путин не тот человек, который позволит сдувать с себя пылинки.

— Физическое состояние ВВП соответствует его возрасту?

— На такой вопрос трудно отвечать категорически. По стабильности кровяного давления, показаниям электрокардиограммы, функциональным нагрузкам, измерениям жизненной емкости легких и некоторым иным параметрам Путин значительно моложе своих пятидесяти. Но, повторяю, это не должно расслаблять. Определенные ситуации, связанные с возрастом, все-таки бывают, хотя Владимир Владимирович, например, активно не любит лекарственную терапию. Даже при простуде или повышенной температуре его не заставишь принимать микстуры, таблетки. Предпочитает гомеопатию, народные средства — мед, малину. Применяем и витаминотерапию, сезонные адаптогены, следим за метаболическим обменом. С другой стороны, и палить из пушки по воробьям нет резона. Слава богу, организм Путина хорошо сбалансирован...

— Сколько врачей обычно сопровождает президента в вояжах по стране и миру?

— Врач и медсестра, хотя все зависит от длительности поездки, ее программы. Когда Владимир Владимирович проводил часть отпуска в Иркутской области, катаясь на лыжах, мы усиливали бригаду травматологом. Путину его услуги, к счастью, не понадобились, но ведь президент не в одиночку горные склоны осваивает, верно?

— Фамилия лечащего врача ВВП не составляет военной тайны?

— Мы не афишируем эту информацию, хотя и не делаем из нее большого секрета. К Владимиру Владимировичу прикреплен Виктор Максимович Ровнов, очень опытный, квалифицированный специалист широкого профиля, почти четверть века проработавший в структурах кремлевской медицины.

— А вместе они сколько?

— С момента как Путин стал президентом.

— Пожелания клиента при назначении лечащего врача учитываются?

— В принципе да. Но отбор изначально очень жесткий. Фильтруем по личностным, профессиональным аспектам. Впрочем, фильтруем, сами понимаете, не только мы. Это ведь вопрос не только медицины, но и безопасности главы государства.

— Питерских лекарей вам в помощники не сватали?

— Как правило, в этом нет необходимости, у нас квалифицированные специалисты.

— Но исключения все же случаются, иначе не говорили бы о правиле, да?

— Иногда приглашаем из Петербурга стоматолога, который давно лечит и хорошо знает Владимира Владимировича. Ничего плохого в этом не вижу. Мне гораздо спокойнее, когда между пациентом и врачом существуют доверие и нормальные человеческие отношения...

— Мы все про Путина да про Путина, а что с Ельциным приключилось? Совсем по-другому выглядит человек...

— У Бориса Николаевича была очень сложная ситуация полтора года назад, когда накануне семидесятилетия он тяжело заболел, перенес двустороннюю четырехдолевую пневмонию, переросшую в сепсис, резкую форму дыхательной недостаточности... Нам даже пришлось его интубировать.

— А если то же самое сказать по-русски?

— Человек не мог самостоятельно питать кислородом легкие, в течение нескольких недель был подключен к аппарату искусственного дыхания...

— Пограничное состояние?

— Да, как говорится, на грани фола... Не очень верю в мистику, но что-то необъяснимое, иррациональное в нашей жизни присутствует, это точно. Борис Николаевич никогда не считался с нагрузками, в любой ситуации старался взять по максимуму, а тут, может, впервые в жизни осознал, как близко подошел к последней черте. Подошел и... остановился.

— А говорят, китайцы Ельцина на ноги поставили.

— И близко их не было! Когда Борис Николаевич отдыхал в Китае, к нему в самом деле приезжали два местных специалиста, достаточно пожилых и опытных, но к лечению Ельцина они никакого касательства не имели. Борис Николаевич очень трудно привыкает к людям, еще сложнее ему впустить кого-то в столь интимную сферу жизни, как здоровье. Поэтому он отказался и от услуг китайцев, даже встречаться с ними не стал. Это все. Остальное — плод буйной фантазии нашей прессы.

— Таинственный и недоступный врач Геннадий Сухих, о котором недавно писала «Комсомолка», — тоже плод фантазии? Якобы он «оживляет» пациентов при помощи «бессмертных» клеток, вроде и Ельцин прошел через его руки.

— Геннадий Тихонович существует в реальной жизни, на каком-то этапе мы действительно привлекали его к сотрудничеству, но в тот момент его методика не дала сколь-нибудь заметного положительного эффекта. Это было более трех лет назад. С тех пор никаких контактов. Готов утверждать, что к нынешнему состоянию Бориса Николаевича врач Сухих непричастен.

— Часто видите Ельцина?

— Реже, чем раньше. Теперь это человеческие контакты, а не отношения врача и пациента, хотя присутствую на консилиумах по поводу здоровья Бориса Николаевича. Мы тесно работаем с 1995 года, могу сравнивать форму Ельцина в разные периоды. Он потрясает меня памятью, помнит такие нюансы событий, что диву даешься! Юмор был всегда и сейчас никуда не делся. Борис Николаевич стабилизировал вес, и это тоже пошло на пользу, улучшило работу сердечно-сосудистой системы.

— На диете сидит?

— Изначально похудел из-за болезни, а потом уже не стал набирать. Тут и диета, и повышенная двигательная активность. Борис Николаевич даже снова играет в теннис, хотя мы этого, честно говоря, не рекомендуем. Как ни крути, а прооперированное сердце со счетов не скинешь, это не лучший фон для нарастания нагрузок.

— К слову, о диете. Как относитесь к новомодным теориям о гемокоде, питанию по формуле крови?

— Мы поручали специалистам нашего медцентра изучить эти методики, но я не готов пока выступать в качестве эксперта или третейского судьи, хотя могу подтвердить, что объективная подоснова существует. Данной темой заинтересовались многие — и биохимики, и физхимики, и иммунологи, но нужно время, чтобы копнуть поглубже. Сейчас все носит оттенок сенсационности. Нередко значение открытия переоценивается, люди хотят найти универсальное средство, способное помочь всем, панацею от бед, но действительность нередко избавляет от иллюзий. Что получится из методик доктора Волкова, сможем сказать чуть позже.

— Хорошо, а Путину рекомендуете подобные вещи?

— Нет, пока нет. Зачем? Как говорится, от добра добра не ищут. У Владимира Владимировича сбалансированное питание, у него есть собственный вкус и пристрастия, он весьма разборчив в еде, и нет смысла без крайней необходимости экспериментировать, принуждать президента к чему-то. Да его, повторяю, и не заставишь делать то, чего он не захочет...

— Ладно, на этой теме ставим точку. Как говорится, не Кремлем единым жив человек. Для вас, Сергей Павлович, интересы креслом руководителя президентского медцентра никогда ведь не ограничивались, верно?

— К счастью. В «кремлевскую» медицину я пришел в апреле 1995 года, а в ЦИТО — на два с лишним десятилетия раньше. Последние четыре года занимаю пост директора института и давно уже руковожу Клиникой спортивной, балетной и цирковой травмы.

— В интернете вычитал, что, кроме всего прочего, вы еще и президент Российского артроскопического общества и член исполкома Международного общества хирургии коленного сустава. Для человека непосвященного последнее звучит примерно как член клуба любителей сахарной косточки.

— На самом деле проблема, которой мы занимаемся, значительно серьезнее, чем кажется на первый взгляд. Упомянутое вами общество существует уже почти двадцать лет. Колено — наиболее ранимый орган опорно-двигательного аппарата, его травмы, связанные с ним проблемы составляют не менее половины от общего количества профессиональных заболеваний у спортсменов, артистов балета, цирка. Так что колено не сахарная косточка, уверяю вас...

— Все из того же интернета почерпнул информацию, будто спорт высших достижений делает инвалидами почти всех чемпионов.

— Так категорически утверждать все же не стал бы, не очень доверяю столь убийственной статистике. Да, травм много, да, высший спорт и здоровье — далеко не синонимичные понятия, да, человек, проведший более десяти лет в спорте, потом имеет проблемы до конца жизни. Особенно когда речь идет о тяжелой атлетике, борьбе, боксе, акробатике, гимнастике, многих игровых видах спорта. Люди рискуют получить целый букет болячек. Поскольку я занимаюсь ортопедией, могу сказать, что часто возникают так называемые деформирующие артрозы крупных суставов, связанные с повреждением хрящевого покрытия, с изменениями в позвоночнике...

— Сначала спортсмен борется за медали, а потом за здоровье...

— Возьмите спортивную гимнастику, которую мы по инерции продолжаем называть женской. Да, она была таковой во времена Латыниной, Турищевой, Чаславской. Сегодня на снарядах скачут девчушки, малолетки. Они крутят пируэты, которые и не снились чемпионкам двадцатилетней давности. Подозреваю, победительница Олимпиады 1976 года сегодня не вытянула бы и на первый разряд. Погоня за дальнейшим усложнением программ, стремление создать новые фантастические элементы категории «ультра си» привели к тому, что гимнастика сама загнала себя в тупик. Она стала даже не подростковой, а детской. На помост выходят двенадцатилетние девочки весом до тридцати килограммов, их специально отбирают по определенным критериям. По-вашему, это спорт?

— Якобы даже афоризм существует: «Победы до четырнадцати — инвалидность раньше пенсии».

— Инвалидность или нет, однако ненормально, когда красивая, с хорошей фигурой, но не очень высокая Света Хоркина на общем фоне смотрится гигантом. Даже не представляю, какого труда ей стоит удерживаться наверху, конкурируя с окружающей ребятней.

— У Хоркиной ведь тоже серьезные проблемы по вашей части?

— Мы ее наблюдаем. Постоянно. К сожалению.

— Читал в прессе, у Светланы расползание позвонков.

— Есть такой бытовой термин, но, по сути, речь идет о нестабильности позвоночника...

— Нужна операция?

— Надеюсь, обойдемся. Выражение «расползание позвоночника» для дилетанта звучит грозно, в действительности же все может быть не так страшно. Конечно, другой человек с диагнозом, как у Хоркиной, не то что сальто крутить — к спортивному залу на пушечный выстрел не подойдет, а Света выступала, выступает и, уверен, будет выступать. Она еще Олимпиаду в 2004 году выиграет, вот увидите! Для настоящего спортсмена очень важна мотивация, сознание, ради чего он убивается, тратит силы и здоровье.

— Чтобы потом работать на аптеку.

— Не надо упрощать и утрировать. Я знаю многих наших прославленных гимнастов и гимнасток прошлых лет, по большому счету среди них почти нет инвалидов. Да, Лена Мухина после тяжелейших переломов оказалась парализованной, прикованной к постели, но это самый трагический случай.

— Кто виноват?

— Тема муссируется на протяжении последних двадцати лет, но внятного ответа до сих пор нет, хотя медицина не стоит на месте. Недавно Мария Засыпкина, чемпионка мира, получила травму, аналогичную мухинской. Мы ее прооперировали, поставили на ноги, Маша даже тренируется. А с Мухиной... И наставник, безусловно, виноват, он заставлял Лену выступать, рисковать. Но не надо забывать, что и до последней тяжелейшей травмы у Мухиной были проблемы, в частности разрыв так называемой вилки голеностопного сустава. Я занимался лечением Лены, вправлял вывих. Требовалось время на восстановление, а тренер принялся увеличивать нагрузки, гнать результат в преддверии Олимпиады, хотя гимнастка была детренирована.

— Происходили совершенно недопустимые вещи! Во время Спартакиады народов СССР Мухина после неудачного приземления заработала отрыв остистых отростков шейных позвонков, ей нельзя было шевелить головой, но после каждого обхода врачей тренер забирал ее из палаты и вез в гимнастический зал, где снимал ортопедический «ошейник» и заставлял прыгать через снаряды. Это как называется?

— Знаете, треугольник «врач — спортсмен — тренер» далеко не равносторонний. Часто моральные и этические нормы забывались, нарушались. Как говорится, на алтарь победы иные наставники были готовы положить все.

— Не все. Они ведь не свое, а чужое здоровье клали.

— Да, порой тренеры согласны на многое, лишь бы форсированно восстановить спортсмена, вернуть его в строй. Впрочем, сейчас обстановка постепенно меняется, в профессиональном спорте действуют иные законы, морально-волевые качества уступают место холодному расчету и анализу.

— А насколько связаны все эти анаболики, стероиды и травматизм?

— Эта тема у нас долго вообще была под табу, официально мы никогда не использовали запрещенные препараты, хотя это, конечно, ерунда. Применяли, пожалуй, все. Спорт высших достижений давно стал хорошо отлаженной индустрией, на одного атлета работают десятки специалистов в различных областях. Как врач могу сказать: фармакологические эксперименты на живых людях часто оборачивались бедой. Мне всегда сложно было лечить травмы, полученные на фоне употребления различных стимуляторов.

— Почему?

— Возьмите тяжелоатлетов с огромными накачанными, а точнее — нашпигованными анаболиками мышцами. Эта масса моментально уходит, тает буквально на глазах. Люди превращаются в сдутый шарик. За пару недель человек усыхает на треть, а то и вполовину. Как оперировать такие мышцы? Извините за натурализм, но ты рассекаешь фасцию, и мышца выбухает в операционную рану, лезет наружу, как тесто из кастрюли. Потом ее, мышцу, сложно вернуть на место, а через десять дней она «пропадает» совсем, начинается гипотрофия и атрофия, возникает сомнение: а вдруг пришил неверно, вдруг регенерация тканей нарушится?

— Когда ваша мама Зоя Сергеевна Миронова создавала клинику спортивной травмы, она, наверное, и не предполагала, с какими проблемами вам придется сталкиваться?

— В 1952 году все, конечно же, было по-другому. В мире на тот момент не существовало подобных клиник. Собственно, и у нас все возникло, что называется, по требованию времени: Советский Союз вошел в Международный олимпийский комитет и впервые принял участие в Играх в Хельсинки. Олимпиада и высветила гамму проблем, с которыми вынуждены были столкнуться наши медики. Перед отъездом советская сборная проводила последний учебно-тренировочный сбор в Выборге, где медосмотр спортсменов осуществляли директор ЦИТО академик Приоров и моя мама. Они первыми задумались о природе спортивных травм, о специфических методиках лечения и решили создать клинику. Лишь через пару десятков лет первые подобные учреждения стали возникать на Западе. Сегодня же спортивная травматология — одно из наиболее развитых и дорогостоящих направлений в клинической медицине. Здесь отрабатываются наиболее технологичные, быстродействующие и одновременно щадящие методики лечения.

— Если вы были первыми, то почему сейчас клиентов теряете? Ведущие футболисты, баскетболисты, теннисисты предпочитают лечиться за пределами России. Есть основания сомневаться в способностях наших медиков?

— Если люди выступают в зарубежных клубах, то с какой стати они поедут домой со своими болячками? В контракте каждого четко прописаны условия медицинской страховки, лечения в случае получения травмы. Тут никакой самодеятельности быть не может.

— Ладно легионеры, но почему футболисты, играющие в России, летят за рубеж к тамошним знахарям?

— Плохо себя пиарим. Зато на Западе понимают, что реклама необходима. Конечно, обидно, когда спартаковцы или армейцы едут, например, к доктору Пфайферу, который ведет себя словно мировое светило по части футбольных травм...

Жаль, что нет пророка в своем отечестве. К этому нечего добавить... Впрочем, могу сказать, что нам в ЦИТО часто приходится исправлять ошибки западных коллег, но об этом никто не пишет в газетах. Нам кричать вроде бы не с руки, сами понимаете, медицинская тайна и все такое прочее, а то, что спортсмены молчат, вопрос их совести. Во всяком случае, нам давно не надо никому ничего доказывать. Полувековая история клиники говорит сама за себя. Мама дважды награждалась высшими знаками МОК, меня отмечали за выдающиеся разработки в области спортивной медицины...

— А Госпремия России у вас за что?

— Комплексная тематика. Применение малоинвазивных методов лечения.

— Непонятно, но звучит красиво, умно.

— Речь о внедрении в широкую клиническую практику артроскопического лечения патологии крупных суставов.

— Все равно яснее не стало.

— Через маленький прокол в больной сустав вводится видеокамера, после чего через такое же отверстие делается серьезная операция. Сустав минимально травмируется, срок восстановительного лечения сокращается. Словом, прогрессивный метод.

— Считали количество сделанных вами операций?

— Даже не задумывался, но, полагаю, не менее десяти тысяч. Раньше оперировал много, очень много, а в последние годы делаю это спорадически, не чаще трех-четырех раз в месяц.

— Особо ценных клиентов уважить стараетесь?

— Люди просят, не откажешь...

— Кто больше оперировал — вы или Зоя Сергеевна?

— Думаю, идем примерно вровень. Мама в свои 89 лет по-прежнему в прекрасной форме, продолжает работать в клинике, занимается так называемой малой хирургией, сама делает пункции суставов, блокаду позвоночника... Пациенты идут именно к ней, хотя могли бы выбрать другого врача. Опыт — вещь незаменимая...

Дай нам Бог всем такой запас здоровья и жизнелюбия, как у мамы! Представляете, она умудрилась недавно сломать малую берцовую кость, оправиться и вернуться к работе!

— Что случилось-то?

— На предновогоднем вечере кто-то из гостей наступил на длинную полу шубы, мама попыталась освободиться, сделала скручивающее движение и получила винтообразный перелом...

— А у вас травмы были?

— Колено оперировано. И позвоночник...

— Гандбол?

— Сначала я всерьез увлекался борьбой, потом гандболом, был даже мастером спорта международного класса, вот и успел заработать свою порцию травм... У нас очень спортивная семья. Мама — пятикратная чемпионка Советского Союза по конькам, заслуженный мастер спорта. Отец вообще вторым в СССР удостоился звания заслуженного мастера спорта, был чемпионом страны по велоспорту, многократным призером в беге на коньках. Кстати, батя по сей день остается единственным советским, да и российским, спортсменом, выигрывавшим этап знаменитой велогонки «Тур де Франс». Мои успехи на этом фоне выглядят куда скромнее. Правда, и спортивный анамнез у меня не слишком длинный: пришлось выбирать — или гандбол, или учеба в медицинском институте... Сейчас для поддержания формы раз в неделю играю в футбол.

— Знаю, вы жену на операционном столе присмотрели.

— Джулия занималась легкой атлетикой, была мастером спорта по прыжкам в высоту, получила травму. В ЦИТО ее оперировал один из маминых учеников, результат оказался не слишком удачен, я пытался исправить... С активным спортом Джулии пришлось расстаться, зато наше знакомство состоялось.

— Сыну спортивные таланты передали?

— Профессионалом он не стал, но прекрасно катается на горных лыжах, имеет квалификацию инструктора. Сейчас Сергей изучает спортивный маркетинг. На мой взгляд, перспективное направление, хотя пока рано прогнозировать, как у сына пойдут дела. Он только два месяца отзанимался. Все еще впереди.

— Не только у него.

— Согласен, у меня тоже планов на будущее хватает. Жизнь продолжается.

Андрей ВАНДЕНКО