Виктор Адамов, гид и резчик по кости, счастливый русский, который живет на Бали 5 лет
ЧУЖОЙ ОСТРОВ
На Бали странно все: зимой температура ничем не отличается от летней; молодой месяц лежит на спине; белки здесь лысые, а не пушистые; мужчины носят юбки, а женщины — огромные тяжести на головах; молодым во время свадьбы отпиливают часть зубов без всякого наркоза; главный праздник — общественная кремация, когда положено петь и танцевать; вода в унитазе закручивается не по часовой стрелке, а против нее; золото покупают не для прихоти, а по необходимости; улыбаются не от переполняющих душу эмоций, а от стремления их обуздать; собак не кормят, зато постоянно кормят богов; птицы начинают петь вечером, а не утром, как им положено; практически все поголовно рисуют, режут по дереву и камню, создают великие произведения искусства, и не потому что хотят добиться успеха или разбогатеть, а просто чтобы занять руки; на Новый год сохраняют полное молчание; когда сватаются, посылают в дом невесты ржавый кривой нож; еду готовят на всю округу сразу; если появляются лишние деньги, сразу тратят их на домовые храмы, то бишь на религию; не воруют вообще; при этом торгуются безбожно запускают в небо тысячи змеев; дрессируют тех, кто по науке вообще не поддается дрессировке — крокодилов; слонов используют в качестве пони для катания по кругу; в прудах разводят креветок; практически все поголовно, кроме таксистов, ездят на маленьких мотоциклах, так что на мотоцикле порой можно увидеть и целую семью — папа, мама, двое детей, и разукрашенную, разодетую в золото девушку, спешащую на праздник, и десятилетних школьниц; здесь, на Бали, не имеют никаких политических интересов; отправляют танцовщиц на пенсию в восемнадцать лет; делят океанскую воду на участки типа наших огородов; ну, что еще?
Ах да, чуть не забыл самое главное — балийцы же верят, что живут в раю...
И еще одна, быть может самая важная для вас, информация: не верьте, что здесь есть только дорогие отели, поэтому русские ездят сюда мало. Русские ездят сюда мало, потому что просто не знают, где это находится и что это за земля. Они путают Бали с Барбадосом, который на другом краю света, и тратят в «Шератоне» безумные деньги, хотя в Бали можно жить где угодно и как угодно, и серферы-австралийцы, которые приезжают кататься на волне, живут порой прямо на пляже или в каких-то лачугах. Вообще здесь можно устроиться дешевле, чем в Крыму: есть за три доллара в день, можно снять дом или квартиру. И единственное, за что вам не удастся заплатить дешево, так это авиабилет. Лететь вместе с пересадками часов двадцать, но, поскольку все равно придете в те же турагентства, вы обречены на эти турагентства, как Вечный жид на свои скитания, и вся эта информация вам просто ни к чему, но запомните хотя бы одно: Бали — это не курорт, это такой мир. Целый мир...
...Итальянцы практически безвылазно целый день сидят на пляже (зачем они сюда едут в таком количестве, я не понял, говорят, в августе-сентябре у них поголовный принудительный отпуск), едят только пиццу и спагетти, пьют капуччино, в крайнем случае снисходят до морепродуктов. Из всех экскурсий предпочитают рестораны.
Японцы ходят исключительно толпами, ездят большими автобусами, создают очереди, фотографируют все, что движется, но это не новость.
Австралийцы приезжают сюда с прорвой детишек — на семью не меньше трех-четырех и совершенно разного возраста, ходят с довольно будничным выражением лиц, Бали для них даже не Крым, а где-то ближе к Подмосковью.
Интереснее всего англичане, включая шотландцев, которые пьют уже с утра, и это никакой не миф, а чистая правда. В некотором смысле (и не только из-за шотландцев) англичане очень похожи на нас (или мы на них), поскольку день без экскурсии, без каких-нибудь там покупок, лавочек, бесцельных поездок по жаре с пакетиками и сумками для них практически потерян. Больше всего на нас похожи английские пенсионеры — в них чувствуется вбитая с детства любовь к прекрасному. Англичане помоложе «на нас» похожи уже меньше, во-первых, потому что они не так сильно любят прекрасное, не до потери пульса, а во-вторых, потому что в отличие от нас приезжают на остров с совершенно конкретной целью — жениться или в свадебное путешествие. Короче, для англичан это место в некотором смысле родное или знакомое с детства по многим рассказам.
Американцев здесь нет вообще, поскольку на самолетах они с некоторых пор не летают без острой необходимости.
Теперь о нас: мы за границей не любим встречать друг друга в толпе. Это наше главное отличие. Во всем остальном мы на Бали такие же иностранцы, но только все остальные тусуются, встречаются вечерами в барах, знакомятся, выясняют, кто из какого места приехал...
Заслышав в чужой толпе своих, мы стараемся поскорей уйти с этого места. Мы не расслаблены и не ленивы по-настоящему. А на Бали это грех. Кстати, о грехе. Я спросил Виктора Адамова, наверное, первого современного русского на острове Бали, который живет здесь вот уже пять лет:
— Здесь все улыбаются, даже маленькие дети. Это они как, искренне или потому что надо?
— Да, искренне. Но для балийца выражение сильных эмоций — отрицательных или положительных — это вообще грех. Сильные эмоции им нужно подавлять. Правильным является именно такое, не слишком холодное и не слишком горячее, состояние души. Поэтому приветливая улыбка — лучшее выражение такого отношения к миру.
Виктор как-то раз заговорил о том, что на Бали можно не очень дорого снять целый дом. Даже с бассейном.
— Погодите, Виктор, — перебил я его. — Вы хотите сказать, что какие-то белые приезжают сюда вовсе не для того, чтобы полежать на пляже, поесть креветок или покататься на доске?
— Да, у меня много таких знакомых — англичане, австралийцы. Они сначала приезжают сюда просто так. Кто-то, например, покупает произведения искусства, начинает торговать антиквариатом, открывает магазинчик, кто-то вообще просто так живет.
— Ну, и что же они делают, например, по вечерам? — изумился я.
— Да не знаю, просто ходят в гости друг к другу.
И Виктор вежливо улыбнулся...
Я решил представить себе, что я англичанин, который приехал на Бали надолго, месяца, может быть, на два, на три. И вот по вечерам, когда наваливается душная темнота и вокруг крыльца моего дома кружат заполошные летучие мыши, а на свет лампы выползает ящерица, я иду в гости к другому такому же англичанину, который здесь живет уже давно... И мы обсуждаем, что кто-то на днях видел в антикварной лавочке настоящий нож, никакую не подделку...
Но представить себе этого я почему-то не смог.
От этого мне стало так обидно, что я решил спросить Виктора Адамова о чем-нибудь другом. Например, о тех же ножах.
— Такой нож вообще-то должен быть у каждого балийского мужчины, — сказал он. — Это главная реликвия рода, он передается от отца к сыну, ну, такой кривой изогнутый нож из давно проржавевшей стали. Можно у этого ножа поменять ножны, рукоятку, но не лезвие. Это при том, что балийцы — народ абсолютно мирный, здесь вообще нет преступлений, нет воровства... Когда остров захватили голландцы, король и его гвардия просто выпустили себе кишки в знак протеста. Но нож для балийца — вещь самая дорогая, поэтому, например, когда мужчина женится, он посылает в дом к невесте именно нож как символ своего достоинства, и если вдруг невеста ему отказывает, нож в этот род уже не возвращается — его просто выбрасывают.
«Ну ничего себе обычай! — подумал я даже с некоторым возмущением. — Отец передавал нож сыну, потом сын становился отцом, тоже передавал нож сыну, и так лет триста, а потом какая-нибудь финтифлюшка присылала парню отказ, и все — душа рода, его главная реликвия, исчезает! Ее просто выбрасывают! Какой-то древний феминизм, что ли?»
...Но если бы сам Виктор Адамов был натуральным балийцем, ему бы потеря ножа не грозила. Некоторое время назад он женился на красивой балийской девушке по имени Мартина. И теперь у них есть дочь Настя.
Таким образом, питерский (когда-то!) художник Виктор позволил себе остаться на этом острове надолго, заблудиться в этих джунглях и рисовых плантациях, отдать свое сердце душному черному вечеру, и неправильной луне, и этим странным порядкам, которые отправляют белого человека в умственный нокдаун на каждом шагу, он позволил себе отдаться без остатка красоте острова, которая для него теперь воплотилась в красоте двух конкретных людей — Мартины и Насти.
Я с опаской посмотрел на «русского англичанина» Виктора Адамова и спросил его, белого человека, напрямик, даже с некоторым пристрастием: чем же он здесь занимается?
Оказалось, что помимо своих прямых обязанностей гида и переводчика Виктор здесь, на Бали, занимается резьбой по кости. Я спросил: по какой такой кости? Оказалось, что это не кость слона, бивни которого охраняются самыми страшными штрафами и самыми суровыми законами, а кость давно умершего русского мамонта — конкретно часть его бывших бивней. Эту самую кость мамонта Виктор получает из России, здесь, на Бали, он ее режет, а потом везет свои изделия раз в год на международный художественный салон то ли в Техас, то ли в Калифорнию, в общем, куда-то туда... И там выгодно продает, если повезет.
«Ну ладно, предположим, — сказал я про себя, — тут все гармонично: Мартина двадцати двух лет, Настя полутора лет, бивни мамонта, резьба по кости, по камню, закаты, рассветы... Но должна же быть какая-то дисгармония в этой сплошной гармонии?»
— А давайте, Виктор, вот так поставим вопрос, — сказал я, — я понял, что существует небольшая миграция на Бали. Приезжают белые люди. И тут как бы застревают среди джунглей и закатов, среди обезьян, слонов и танцовщиц. Это понятно. А вот есть ли эмиграция местного населения, наоборот, отсюда, с Бали? Ведь не сказать, что жизнь здесь такая уж богатая. Короче, уезжают ли отсюда люди в богатые белые страны, например в Голландию, где полно всяких островитян с практически соседних с Бали, в общем-то, островов? Ведь в самой Голландии островитян уже больше, чем натуральных голландцев (факт известный, о нем и в журнале «Огонек» писали)...
— Да нет, балийцы не эмигрируют, — честно сказал Виктор. — Я что-то об этом никогда ничего не слышал.
— Что же, они вообще не путешествуют никуда? — с подозрением спросил я.
— Ну, может быть, учиться ездят... Но потом обязательно возвращаются. А вообще им некогда. У них вся жизнь расписана, — как-то задумчиво сказал Виктор.
— Как это она у них расписана? — недоверчиво спросил я.
— Ну, вся жизнь балийца проходит в обрядах, — доверительно сказал Виктор. — Со стороны это даже сложно понять, весь этот масштаб... Вот, например, родилась у вас девочка. Сначала вы должны позвать человек двести или как минимум сто. Через полгода еще раз столько же. Девочке обязательно надо купить золотое украшение. Гостей надо накормить. Богам — дары. Ну, и так далее. Пять календарей на острове. Через каждые три дня какой-то праздник.
— А вы тоже двести человек звали? — недоверчиво спросил я.
— Да нет, — задумчиво ответил Виктор. — Мне лично буддизм как-то ближе.
Наступил самый тяжелый для меня момент статьи. Надо объяснять про религии.
На первый взгляд туриста, на Бали царит индуизм. Есть касты. Та же мифология. Но индуизм этот местный, особый и, как это ни странно звучит, довольно молодой — ему здесь несколько сот лет. Он смешался, очевидно, с какими-то древними культами, поэтому, несмотря на многие общие моменты, есть и отличия. Например, балийцы считают, что в мире есть как бы три уровня — высший, средний и низкий. На высшем — боги, в середине — человек, внизу — животные. Все это очень и очень сложно, но одно тем не менее я понял: главное — не быть как животные.
Поэтому собаки здесь, как на подбор, плешивые, грязные и бездомные, а людям по достижении совершеннолетия (аккурат перед свадьбой) спиливают клыки. Этот варварский обычай показывали недавно по НТВ в видовом фильме про Бали, я сам этого обряда не видел, поэтому врать не буду. Но обряд такой есть. Причем, насколько я понял, если молодожены из богатых семей, то и обряд им устраивают по полной программе, зубы пилят по-настоящему, и это ужасно больно. Причем плакать-то нельзя, потому что сидят близкие родственники, все в золотых одеждах, и внимательно смотрят. Ну а балийцы победнее, как я понял, обходятся более символичной религиозно-медицинской процедурой.
Надо сказать, что Бали — всего лишь один из островов Индонезии. А Индонезия — страна мусульманская. Вот и на Бали половина мусульман, половина индуистов-буддистов.
— Ну и как же они друг к другу-то? — спросил я Виктора.
— В душе, то есть про себя, вероятно, не очень хорошо, — честно ответил он. — Но только в душе!
Дело, наверное, в том, что религия у балийцев очень уж бытовая, даже будничная. Каждое утро богам и злым духам надо приносить дары. По-любому надо, иначе соседи не поймут. На рынке из пальмовых листьев покупают корзиночки для даров, кладут туда фрукты, цветы, богам — на алтарь, злым духам — на землю, курят курительные палочки, окропляют дары святой водичкой, и так несколько раз в день. И делают это все! Все без исключения! Опять же храмы, они тоже везде. Храмы почти все на открытом воздухе, просто за оградой. У каждого дома вот такой заборчик с красивыми башенками внутри. Все как-то очень по-домашнему.
Без богов и шагу нельзя ступить. Поэтому, наверное, они простые и нестрашные.
...В последний день я решил пойти куда-нибудь пешком. Надоело ездить на такси, которое тут предлагают на каждом шагу по довольно смешным ценам. Но идти пешком было совершенно некуда. Под палящим солнцем неслась чертова туча мотоциклистов. Я со страхом начал переходить безумный перекресток с левосторонним английским движением. И вдруг дорогу пересекла белая девушка на велосипеде, наверное англичанка или австралийка. С рыжими веснушками на бледной коже, в пробковом шлеме, в шортах. Она махнула рукой, и чертова туча мотоциклистов разом притормозила. И я вдруг очень ей позавидовал.
Я вспомнил все.
Например...
Например, я вспомнил смешного старика в высокогорной деревушке, когда нас везли смотреть на вулкан и на священное озеро (на том берегу этого озера, сказал Виктор, есть деревушки, где по-прежнему исповедуют анимизм, древний культ, и своих мертвецов не сжигают, а по-прежнему, как тысячу лет назад, вешают на дерево, чтобы их склевали птицы). Этот старик жил прямо над рисовыми террасами, половину своей жизни он провел по колено в воде, ноги у него были кривыми от этой работы, в них въелась тысячелетняя грязь рисовых плантаций, он обнял мою жену и улыбнулся перед объективом фотокамеры, а перед этим он показал свой фотоальбом, где так же в обнимку он сфотографировался с женщиной из Америки, с женщиной из Австралии, из Франции, и попросил прислать ему фото (он с русской, то есть с моей женой), а еще перед этим он огромным тесаком раскроил для нас кокосовый орех и дал две трубочки, и мы пили сок кокоса впервые в жизни и, щурясь, смотрели вокруг — на рисовые террасы, на пальмы, на дорогу, чтобы не смотреть на торговцев, которые совали нам под нос какие-то местные безделушки, как суют их здесь все торговцы...
И еще я вспомнил остров собирателей водорослей. И бойцовых петухов, которые сидят в клетках, а клетки стоят в хижинах, где по старым синим одеялам ползают крошечные дети, а еще на этих синих одеялах лежат водоросли — на самом берегу, на солнце, постепенно из зеленых становясь бурыми.
Именно на этом острове люди делят воду на участки, как огороды, и ждут, когда включат ночью электричество, а своих детей возят в школу на соседний остров на такой большой лодке, а мы, белые люди, приезжаем сюда, чтобы сфотографировать этих детей, но даже боимся дать им денег, потому что не знаем — а что будет дальше?.. Не окружат ли нас эти люди плотной толпой?
Еще я вспомнил театр рядом с гостиницей на улице, когда нарядные молодые балийки, которые легко носят тяжести на голове и зажигают каждое утро вкусно пахнущие палочки перед алтарем богов, сидели в темноте и смотрели на этот народный театр, на освещенную сцену по случаю Дня независимости. Смотрели представление, наверное, наподобие наших ярмарочных представлений, где мужчины, переодетые в женщин, орали что-то лужеными голосами в микрофон. И я подумал, что мы, русские, от этих ярмарочных дел, от этого наивного взгляда на жизнь уже давно ушли, но ни к чему другому так и не пришли, вот и бродим где-то между, в пустом каком-то пространстве...
И еще я вспомнил, как слона, на котором мы не ехали, а как бы плыли, погонщик тюкал маленьким острым молотком. Я как загипнотизированный смотрел на его острие.
И еще я вспомнил, как первые несколько дней боялся здесь есть. Принимать пищу внутрь. Даже гигантских креветок, которые напомнили мне каких-то сказочных зверей. «Мне маленькие!» — закричал я в маленьком прибрежном ресторанчике, когда молчаливый балиец вынимал их из ящика со льдом. «А это и есть маленькие. Большие в другом ящике...».
Я боялся не того, что пища будет какая-то не такая, грязная там или заразная, нет, белые люди, я точно знал это, совсем не боятся здесь есть в любых местах, они едят здесь все, почти все, даже на местных рынках, нет, дело было не в простом страхе, но мой организм вдруг стал расистом помимо моей воли, он боялся этой внезапно падающей душной ночи, этих пряных запахов, этих идеально коричневых людей с белозубой улыбкой, и я никак не мог его переубедить...
Я никак не мог убедить свой живот, что в этой стране, где все чужое, ничего и никого не надо бояться. Потому что Бали — это такой мир, жители которого верят, что живут в раю, и умереть поэтому они должны здесь, чтобы их прах был развеян на берегу океана, и вот поэтому-то они принимают чужое, как свое. Они верят, что люди со всего света тоже понимают, что приехали в рай...
Рай — это не там, где богато, красиво, престижно или что-то еще.
Рай — это то место, где ты живешь. И если ты в это веришь, то не боишься чужих. Ты не боишься, что они отнимут у тебя рай. Рай нельзя отнять.
И дело не в деньгах (не только в них), которые люди со всего мира привозят в своих кошельках на остров Бали. Дело в отношении к своему и чужому. Люби свое — и ты не будешь бояться чужого.
И я позавидовал этой рыжей девушке, австралийке или англичанке, что она взяла велосипед. Она взяла его напрокат и поехала всюду и все увидела. Она увидела людей, которые сидят на корточках и вырезают из дерева и камня огромные (порой трехметровые) изваяния, и ставят их перед домом, и они отгоняют злых духов. Они делают это так запросто, что некоторые из этих изваяний подозрительно напоминают что-то современное. Например, на одном из этих изваяний я лично видел вырезанные из камня очки.
...Можете себе представить икону в очках? Вот и я не могу.
И я вдруг понял, что простой англичанин, который приезжает сюда бегать по джунглям на время, пить пиво, покупать в лавках Убуда расшитые саронги, серебро, древние ножи (или их подделки) или даже просто жениться, — он тоже каким-то нутром, не английскими мозгами, а английским нутром это понимает — что белый человек ничего не должен бояться. И я опять захотел представить себя англичанином или балийцем, и опять не смог.
На пляже к вам подходит женщина и предлагает ананас. Если вы соглашаетесь, она счищает с него шкурку длинным ножом и вырезает так красиво, что он превращается во что-то наподобие мороженого. Это так вкусно, что невозможно выразить словами. Не бойтесь. Покупайте и ешьте. Это, пожалуй, единственное, что я могу вам посоветовать со знанием дела...
Борис МИНАЕВ
(Денпасар — Москва)
На фотографиях:
- КОСТЬ, ИЗ КОТОРОЙ ВЫРЕЗАНА ФИГУРКА, ЭТО КОСТЬ НАШЕГО МАМОНТА, НА БАЛИ СДЕЛАЛИ ИЗ НЕЕ КРАСОТУ, А ПОТОМ ПОВЕЗУТ В США...
- МАРТИНА, ЖЕНА ВИКТОРА, БАЛИЙКА, ДОЧЬ НАСТЯ — ПЛОД РУССКО-БАЛИЙСКОЙ ЛЮБВИ
- КАТАНИЕ НА СЛОНАХ АБСОЛЮТНО БЕЗОПАСНО. НО ЕХАТЬ К СЛОНАМ ЧАСА ДВА ВЫСОКО В ГОРЫ
- ЖЕНЩИНЫ НА БАЛИ — ОСНОВНОЕ СРЕДСТВО ДЛЯ ПЕРЕНОСКИ ТЯЖЕСТЕЙ. КАК В СВЯЩЕННЫХ, ТАК И В СУГУБО БЫТОВЫХ ЦЕЛЯХ...
- МЫ У СЕБЯ ДОМА СИДИМ ЗА СТОЛОМ. БАЛИЙЦЫ СИДЯТ НА СТОЛЕ. ВЕРНЕЕ, НА СПЕЦИАЛЬНОМ ПОМОСТЕ. В ШЕРСТЯНЫХ ШАПКАХ, ПОСКОЛЬКУ ЗИМА. И ПРОХЛАДНО: ПЛЮС 29 ГРАДУСОВ ВСЕГО...
- В материале использованы фотографии: Автора, из семейного архива Виктора АДАМОВА, East NEWS