ВЫРОСШИЙ ПОД ЛОПУХОМ

Главное политическое событие в России сейчас — начало дачного сезона. На это время стихают политические бури и даже думские коммунисты перестают драть горло против принятого недавно закона, передающего землю в частные руки, и разъезжаются на свои частные усадьбы возделывать Россию в прямом смысле этого слова. Поэтому вопроса о том, кто может прокомментировать главное событие страны, у меня не было...

ВЫРОСШИЙ ПОД ЛОПУХОМ

Вот мой знакомый фермер Володя. Трудолюбивый, головастый человек. Кормит весь райцентр творогом своим фирменным, замечательным. Производит 30 тонн молока в год. Работают только он сам да его Надежда Васильевна. Помогает им сынок шестнадцатилетний, который, правда, норовит слинять в город. Причем за Надеждой Васильевной числится только личное подсобное хозяйство. А Володя по бумагам гол как сокол. Он ничего в документах не показывает, налогов не платит

Юрий Черниченко очень любит крестьян. Всю жизнь он нянькается с ними, изучает при помощи лупы, и нет теперь в стране большего специалиста по крестьянам, нежели неутомимый летописец сельского труда Черниченко.

Но Юрий Черниченко очень не любит сельский труд. Имея на даче законные шесть соток земли, он по большей части привел землю в запустение, а по меньшей — выращивает цветы (тюльпаны, голландские розы и пионы). Картошку же дачник Черниченко предпочитает покупать. Есть, правда, в хозяйстве Юрия Дмитриевича две самые настоящие козы — белая и черная. Они всегда находятся в баньке, где пребывают в мире и покое, — в виде шкур на скамьях.

Впрочем, так же, как военачальнику самому не обязательно уметь накручивать портянки, так и предводитель вольного крестьянства Юрий Черниченко вовсе не обязан лично копаться в навозе. Он и так сто раз видел, как это делается. В конце концов практиков навозного дела у нас много, а вот в теоретиках недостача. Поэтому, если вы хотите что-то узнать о земельном вопросе, приезжайте к Черниченко на дачу и смело спрашивайте, перекрикивая взлетающие из Шереметьева самолеты. Потому что Черниченко — глава крестьянской партии интеллигенции.

У-ДАЧНЫЙ ВОПРОС

— Юрий Дмитриевич, вас называют «асфальтовым фермером»! Не обидно?

— Цивилизованный человек, как и цивилизованный фермер, начинается с асфальта! Это только питекантропы и коммуняки думали, что без дорог можно. Асфальт — это цивилизация, это комфорт, это сообщение людей. Фермера без асфальта не бывает. Бывают пещерные жители, колхозники.

— У нас пол-России — пещерные жители, получается... Вас не пугает, что народ наш наполовину живет натуральным хозяйством?

— Исторически так сложилось, что Россия кормится с огорода. Я сам вырос под лопухом, с пяти лет поливал рассаду капустную. Личное приусадебное хозяйство производит сейчас практически всю картошку, которую ест Россия, 52 — 57% молока и мяса... Ну, конечно, с опорой на колхозное воровство, потому что колхозная территория — это общественная земля для реализации ее даров в личном дворе.

— А не идет ли своим огородным существованием Россия поперек хода истории? Европа семимильными шагами движется в постиндустриальное общество. Мы стремимся в Европу. А у нас все население живет натуральным хозяйством! А ведь подобный стиль жизни — это прежде всего перекосы в рабочем времени: вся страна ишачит фактически на двух работах, люди не отдыхают, вместо того чтобы ехать на уикенд в аквапарк или на берег речки жарить барбекю, они тюкают на своих заплатках мотыгами, словно корейцы. Что с этим делать?

— В Соединенных Штатах есть 30 тысяч мини-ферм. Профессор Бостонского университета покупает сто акров земли, строит ранчо и имеет «огородик» такого же свойства, как у меня, только побольше. Это так называемая спальная ферма в 50 — 60 км от места работы. У нас, правда, не 30 тысяч, а 40 миллионов семей имеют свою «фазенду».

— Потому что у нас дача не имеет отношения к развлечению в отличие от Америки, а имеет отношение к прокормлению.

— Да, у нас люди действительно имеют определенный натуральный доход с дачи. А для 12 миллионов колхозников этот доход вообще основной — они получают 60 — 70% доходов с личного приусадебного хозяйства.

— А что было бы с экономикой нашего сельского хозяйства, если бы горожане освободили себя от добывания пищи и взвалили эту обязанность на тех, кто должен заниматься производством пищи профессионально, — крестьян? Разом образовался бы огромный дополнительный спрос на прорву сельскохозяйственной продукции! Помог бы этот дополнительный спрос предложению? Облегчилось бы состояние нашего многострадального сельского хозяйства?

— Дача производит белую черешню, черную смородину, лук семейный, мои пионы... то есть то, что колхозная наша система никогда производить не могла. Они не конкуренты.

— Да ладно! Вместо варенья из черной смородины спокойно люди покупали бы в магазине джем черносмородиновый. А вместо лесных грибов — тепличные шампиньоны. А та же картошка, о которой вы упоминали!

— В советские годы на 2% земель, отведенных под личные огороды, СССР производил 60% картофеля. А теперь так называемые сельхозпредприятия и вовсе не выдерживают конкуренции, и вся поедаемая россиянами картошка либо дачно-огородная, либо заграничная — белорусская или польская.

Кстати, мало кто знает, что наша российская огородная картошка — опровержение всей биологии. 60 — 70 лет картошка у нас сеется по картошке! В то время как по науке больше пяти лет одну культуру нельзя сеять на одном месте. Требуется плодосмена. Иначе — истощение почв, накопление вредителей, неурожаи.

В Иллинойсском университете мне с гордостью показывали рекордное поле: 77 лет кукуруза по кукурузе растет, вот диво-то!.. А я им говорю: «Удивляться нечему — у нас 20 миллионов участков земли с 1929 года производят картошку по картошке. И растет!»

— «Очень кушать хочется».

— Просто, когда земля в личном пользовании, сразу происходят чудеса.

КОГДА Я ИТОЖУ ТО, ЧТО ПРОЖИЛ

— Хорошо, что вы заговорили про личную заинтересованность. Вы же певец фермерского хозяйства. Я помню ваши громкие полотна в «Литературке» и прочих перестроечных газетах и журналах о возрождении нашего сельского хозяйства. Прошло пятнадцать лет с начала вашей борьбы. Три пятилетки. Что в итоге? Чем вы довольны, чем не довольны?

— Разрушен колхозный строй. Это великая победа крестьянства. Побег из сталинского АгроГУЛАГа. Напомню: сталинский строй принудительного земледелия нуждался в трех вещах, которых теперь нет: КГБ для репрессий; райком для внедрения на село уполномоченного от партии, который отвечает за все партбилетом, то есть своей судьбой; Госплан, который сначала все отберет, а потом сколько захочет кому надо возвратит.

Надо отметить один важный момент в истории уничтожения крестьянства: видимо, понимая негуманность принудительного труда, Брежнев ввел гарантированную оплату, превратив колхозников во временщиков, зарплата которых не зависела от результата труда. И тем самым окончательно лишил Россию крестьян. Психологически крестьянин — человек риска, зависящий от Бога и собственного чутья. А при повременной оплате изменилась психология и вместо крестьянина появился сельский рабочий.

Мы до сих пор расхлебываем ту гарантированную оплату. Село было превращено в такую мертвую структуру, которой уже ничто не помогало — любые инвестиции проваливались, как в черную дыру. 600 миллиардов советских еще рублей бесследно канули там в последние перестроечные годы. Не дав ни-че-го! Ничего не смог сделать Горбачев с селом... Я вот который раз пытаюсь к нему прийти, договариваюсь о встрече — не получается.

— Пристыдить хотите?

— Ну да. Таким вот запоздалым образом. В пустой след... Он же понимал, что «из этого строя' не выходит... ничего». И все-таки стоял за колхозный строй. А ведь был умный. Гениальный даже для той степной элементарности, для своего хуторского развития. Очень ловкий парень. Но задержал Россию на годы.

...Что еще у меня в активе? Не знаю, хорошо об этом говорить или нет, но я автор статьи 36 в Конституции Российской Федерации, которая говорит: «Граждане... вправе иметь в частной собственности землю». Девять лет эта статья была арестована, и только теперь мы подходим к тому, что земля может продаваться и покупаться ЛЕГАЛЬНО. Потому что до этого бушевал только черный, преступный, насквозь коррумпированный рынок земли, существование которого, кстати, до сих пор поддерживают коммунисты. Вот тут у нас, за озером, недавно был пойман ФСБ глава сельской администрации Василий Иванович Вороновский — человек, когда-то близкий к Святославу Федорову. Он пытался за 50 000 долларов продать участок земли, а его сняли на скрытую камеру. Сюжет об этом был по телевизору.

Я Вороновского этого знаю как облупленного. И не только я, вся округа знает, что он распродал все приречные участки, там теперь дворцы возвышаются, только диву даешься выдумке архитекторов... Все Подмосковье давно распродано такими вороновскими — вся окрестная благодать вместе с соловьями, щуками, кукушками... Вороновский просто не сориентировался во времени, решил: да давайте, хлопцы, уж доторгуем, раз начали!.. Не вышло.

— Но ближнее Подмосковье — это все-таки не земли для ведения сельского хозяйства, согласитесь. Это место для загородных домов обеспеченных граждан. А у нас разговор о земле для пахоты.

— Первые русские латифундисты уже образовались, не дожидаясь законов о земле. Причем они размахом покруче царских фаворитов будут. Старые помещики были людьми скромного достатка. Самый высший род — род Юсуповых. Он имел 22 дворца, был близок к царю, его воспевал Пушкин... Так вот, весь род Юсуповых обладал 250 тысячами десятин — за 600 лет скопили. А наш Федор Иванович Клюка — шестидесятилетний землевладелец на Белгородчине — уже сейчас владеет 250 колхозами. И он хочет к концу года иметь миллион гектаров. По его мысли, вся Россия должна принадлежать 10 — 15 таким крупным агрохолдингам, как у него.

— А как ему удалось столько земли приобрести?

КАСТРИРОВАННЫЕ МИЧУРИНЦЫ

— Каждому бывшему колхознику когда-то была выдана желтая бумага о праве собственности на землю. Человек десять лет продержал ее где-то в божнице или в буфете, а потом пришел Федор Клюка и сказал: «Я тебе буду давать шесть центнеров отходов в год, а ты эту бумагу на меня перепиши». У Клюки 350 тысяч гектаров земли.

— Масштабный дядька. А что плохого в его предприимчивости? Сами же сказали — новый хозяин появился. Он по крайней мере знает, что с этой землей делать, раз покупает.

— Я тоже знаю, что моя страна с 1905 года методически жжет помещичьи хозяйства. Любое наличие барина и батрака всегда взрывоопасно, грозит социальным взрывом. Батрак в России никогда производительным человеком не был. И не может им быть — потому что это же все не его! Человек, не имеющий средств производства и не распоряжающийся урожаем, равнодушен к результату. «Раб нерадив. Не принудь господин повелением строгим к делу его, за работу он сам не возьмется охотой. Тягостный рабства удел избрав человеку, лучшую доблестей в нем половину Зевес истребляет», — Гомер. Раб нерадив! И тот же колхозный раб оказывается блестящим мичуриным, как только приходит на свой собственный огород. У него картошка законы биологии опровергает.

— Закономерный вопрос: зачем же тогда крестьянин продал свою землю всяким клюкам за мешок с отрубями, если он такой офигительный мичуринец?

— А это кастрированный человек, зомбированный. Это ж колхозник! Он без начальства ничего не понимает. Селекция при советской власти была такая, что все мало-мальски сообразительные люди удирали из деревни как черт от ладана. Остались одни обсевки, люмпен-пролетариат...

— Других крестьян у меня для вас нет... Потому и нужен Клюка Федор, чтоб заставить этих алкоголиков работать.

— Труд из-под палки неэффективен, как сказал вам Гомер. Вот смотрите: сейчас практически все бывшие колхозы (они теперь называются АО, ЗАО) — банкроты. Если бы им не списывали долги, как при советской власти, у нас на несколько десятков тысяч этих «колхозов» стало бы меньше. Но их не банкротят. Значит, только дурак в такой ситуации будет возвращать долги банкам. А вот фермеры кредиты возвращают. Но фермеров у нас всего четверть миллиона.

— У нас четверть миллиона фермеров?!. О-о-о! А я думал, человек двадцать.

— Но это липовые цифры, конечно. Вот в Мытищах числятся сотни фермерских хозяйств. А на самом деле действующих фермеров всего 15. В Сергиево-Посадском и Пушкинском районах числятся до 300 человек в каждом. А практически живут примерно 20. На оба района.

— И поможет ли новый закон о земле, который не так давно Дума обсуждала?

ЗАКОН — ТАЙГА

— Закон, конечно, шаг вперед. Это признание того, что землю можно продавать и покупать. Но он мне все равно не нравится. Потому что приводит к огосударствлению рынка земли. Начальству отдано «право первой ночи». Если владелец продает землю, преимущественное право на ее покупку имеет государство, то есть начальство — губернатор или глава районной власти. Государство — это ведь кликуха местной бюрократии. Тот же Вороновский. Он представляет государство на месте.

— Почему же тогда думские коммунисты и аграрии так протестуют против этого закона, если вам, демократу, он не нравится?

— Харитонов, между прочим, сам крупный помещичек. Он не очень далекий, не очень развитый человек. Ему бы радоваться новому закону. Да старые стереотипы не дают. Этот закон обеспечивает харитоновым крепкое положение в латифундистской структуре.

...Вы спрашивали об итогах последних пятнадцати лет. И я сказал, что мы убили колхозный строй. Это плюс. А минус в том, что мы не создали двухмиллионного слоя фермеров. А ведь другого пути все равно нет. В России около 30 миллионов гектаров земли не пашется, зарастает лесом и бурьяном, какого я в жизни не видал.

— Есть предложение — китайцев запустить.

ШУТКА

— Это не шуточное дело. Мы за Уралом держим всего 30 миллионов человек. А земли там немерено. Весь ХХ век мы не можем освоить эти территории. Пустырь! Летишь когда из Пекина или Токио в Москву, пять часов мчишься над необработанными землями. Мы как собака на сене — ожидаем только, когда длинной оглоблей по хребтине дадут. Так что не острите над этим.

— А я не шучу. Если мы сами не можем что-то использовать, нужно отдать тем, кто может. В чем проблема? В жадности? Не самая лучшая черта.

— Китайцы и так уже... По 30 тысяч человек приезжают к нам под Хабаровск, и начальство заключает с китайцами контракты на возделывание земель! Они живут в бараках на полдоллара в день, только работают, работают...

— Вам жалко бедных китайцев?

— Мне жалко Хабарова, который прошел тот путь и моей стране добавил этой земли. С которой мы ничего не можем сделать.

— Ну почему не можем? Китайцев же наняли... Я вообще не понимаю, почему вы, да и многие другие, так резко настроены против освоения Сибири китайцами? Земля же должна работать. Вот и пусть работает для людей! Или китайцы не люди, по-вашему? Вам разве не все равно, какого цвета кожа у человека, который землю пашет? Или вы расист?

— Я не расист, но... Мне стыдно это говорить, но... как-никак это своя земля! Мне жалко, да. Жа-а-алко.

ТРИУМФ В ВТО

— Значит, латифундисты прибирают землицу-кормилицу к рукам. А что по этому поводу думает правительство?

— Сельский министр Гордеев говорит: «Крупным хозяйством только и можно выйти из нужды. Мелким хозяйством из нужды не выйдешь».

Что это такое вообще — крупное хозяйство? Сто гектар — крупное? А пятьдесят? Величина хозяйства мерится отдачей от гектара земли, прибылью на рубль вложений, урожайностью на единицу затраченного времени. И поэтому пятигектарный фермер Голландии крупнее по этим цифрам, чем российский зерносовхоз-гигант, где 40 000 гектаров земли.

— А вы учитываете разницу климатических условий в Голландии и России?

— Да. Учитываю. В Голландии не было земли и плодородной почвы. Ее приходилось отвоевывать у моря. А у нас на Кубани и в Центральном Черноземье — эталонные почвы. С одной стороны — дамбы, откачка соленой воды, постоянная борьба. С другой — метровый слой чернозема, доставшийся даром.

— Как полагаете, после вступления России в ВТО наше сельское хозяйство умрет или выдержит?

— В Голландии один гектар посевов обходится в 20 000 условных единиц. У нас — в 4 000. Но мы собираем 18 — 22 центнера, а они — 80. И качество у их зерна выше. С другой стороны, у нас крестьянин живет на доллар в день. Даже мексиканцы-нелегалы в Америке зарабатывают за 10 часов работы в поле «на салате» по 80 долларов в день. Нищета крестьянина — это наш резерв.

Александр НИКОНОВ