РЕИНКАРНАЦИЯ № …

Елена МОРОЗОВА

ПРОЛОГ РЕИНКАРНАЦИИ

Елена МОРОЗОВА

РЕИНКАРНАЦИЯ № ...

Она приехала после бассейна и тренажерного зала совершенно неузнаваемая — в низко надвинутой на лоб бейсболке и в темных очках. За спиной болтался рюкзачок. Типичная москвичка, с бешеной скоростью перемещающаяся по городу. Мы нашли укромное местечко для беседы на черной лестнице Дома кино, где за стенкой шумно чествовали какого-то народного артиста. Несколько лет назад в другом Доме (Доме актера) я чуть ли не каждый день встречала ее — с развевающимися волосами, всегда куда-то устремленную. Потом в спектакле «Сахалинская жена» она запомнилась в роли страстной и очень женственной разлучницы. Звали ее Женя Григорьева. Прошло время, в какой-то телевизионной передаче я снова увидела Женю, только теперь почему-то называлась она иначе — Елена Морозова. А потом я услышала историю о таинственном сне, в котором молодой актрисе явился Савва Морозов и объявил ее своей дочерью Еленой. История эта бродила по театральной Москве, и относились к ней все по-разному. Но ясно было одно: Лена (а теперь это была только она) не признавала никакой Жени, значит, ее и не было никогда! Словно, кто-то нажал плавно компьютерную клавишу Delete и не собирается воспользоваться другой — Esc


— В детстве на протяжении нескольких месяцев мне снился один и тот же сон. Вернее — сны с продолжениями. Днем я ходила и ждала, чтобы скорее лечь спать. Продолжения начинались точно с того места, где накануне прерывались. Очень хотелось туда.

— Практически, как у Цветаевой: «Освободите от дневных уз, Друзья, поймите, что я вам снюсь». А родители за вас не волновались?

— Что вы! Моя мама еще со мной поспорит, кто из нас большая мечтательница. Она иногда забывает, где кран холодной, а где горячей воды. Очень ей хотелось, чтобы я занималась вокалом. И я действительно пела, но гораздо больше мне нравилось сидеть на крыше и мечтать. Потом я попала на ипподром и увлеклась лошадьми. Мне было только девять лет, и мама меня не пускала: ее пугало мое будущее на конюшне. А из всей живности она признает только канареек и попугайчиков. Каждая птица, как только попадает к ней, начинает петь. Все они вечно беспорядочно летают по всему дому и неизвестно как перевозятся — папа у меня военный, и нам переезжать приходилось часто. Однажды папа подарил маме на день рождения крохотные березки, выкопанные с корнями. Мама тут же предложила вызвать мастера, чтобы сделать в паркете специальные лунки и посадить деревца. От лунок мы ее, конечно, отговорили, но еще долго вся квартира была в березках, а над ними летали птички, пока мы не высадили саженцы во дворе, под небом. Еще у нас жили белки, штук двадцать, прыгали, всю мебель погрызли. Было очень весело! Я всегда думала, что жизнь такая и должна быть — с постоянными переездами, птицами и белками...

Родители выполняли все мои желания, и однажды я решила постричься наголо. В очередную школу я пришла совершенно лысая. Вот тогда я пережила очень сильное потрясение — никто не хотел дружить с девочкой без бантиков. И еще девчонки смеялись: они были уверены, что детей находят в капусте, а я, маленькая и лысая, уже знала из маминых рассказов всю правду и отстаивала ее с полным знанием дела. Учителя бесконечно недоумевали и даже пытались вызывать моих родителей в школу, но им это ни разу не удалось. Мои не приходили — мама просто боялась учителей, а папе было некогда.

— А откуда у ребенка с такими неординарными родителями появилось желание поступить на экономический факультет Института культуры?

— Я математику очень любила. А мама действительно советовала поступать именно в «кулек», расписывая все прелести дороги на занятия и обратно через лес, мимо любимых деревьев — институт-то за городом расположен. Все мне там нравилось, но еще в восьмом классе я подружилась с Агриппиной Стекловой — дочкой актера Владимира Стеклова. Правда, мы с ней вначале дрались, а потом на разборках в каком-то подвале подружились. Ну вот, Граня поступала на актерский, и я с ней за компанию ходила. Мне было ужасно смешно, что люди читали на прослушивании какие-то басни, стихи, а их на полном серьезе оценивали. Я до сих пор считаю, что оценку можно поставить за решение уравнения, там все понятно: есть правильный ответ или нет. А как оценить стихи? В итоге я как-то незаметно для себя тоже поступила на актерский. Но факультет экономики так и не бросила, потом, правда, перевелась на заочный...


РЕИНКАРНАЦИЯ ПЕРВАЯ

«Мне стыдно... Я не знаю, что со мной делается, а они поднимают меня на смех».
Наталья. Спектакль «Три сестры»

Тут Лена все-таки сняла бейсболку и темные очки, и мы наконец встретились глазами.

— Наташа из «Трех сестер» появилась на четвертом курсе. Ее обычно актрисы не любят играть, а для меня она в этой пьесе единственная настоящая женщина. Без истерик и стенаний — искренняя и любящая. Она не понимает, как живет, просто любит, рожает детей, делом занимается. На один из спектаклей я пришла с кучей воздушных шариков. Однокурсники мои переглядывались недоуменно, они меня не понимали и жутко боялись педагогов. Шары лопались, тщательно выстроенные мизансцены тоже. Вот тогда впервые я перестала ощущать себя на сцене — это была уже не я, а Наталья — во мне все заискрилось и после этого продолжало искриться, не переставая. А ко мне все вдруг стали относиться как к Наташе — женщине-изгою, и я была благодарна им за это. Это Чехов мне помог и отпустил меня.

В то время я любила просто ходить по Камергерскому переулку — считала, что именно там и находится пуп Земли. Я ходила и вздымала вверх руки, и однажды на полпути от Школы-студии к Учебному театру меня встретил режиссер Гарольд Стрелков и позвал в «Сахалинскую жену». Мы стали репетировать, потом был показ, на котором присутствовали все корифеи МХАТа во главе с Ефремовым. И на том показе я освободилась от ужасного монстра, который мог просто уничтожить меня на всю жизнь. Но я не испугалась его и вырвалась.

— Что же это было?

— Там возник такой момент, когда моя героиня Ольга почувствовала в зрительном зале страшное существо. Мне стало жутко. Я там засыпаю по действию, а проснуться была не в состоянии. Еще не понимая, что происходит, я собрала все силы и издала дикий вопль — и все! Что-то выплеснулось, вырвалось, взорвалось — и превратилось в фейерверк, праздник, который не проходил больше никогда. Режиссер принял это за удачный прием, только пожурил, что не предупредила заранее. А это было мое освобождение от страшного монстра, как будто от тех людей в зале зависело что-то мое личное.

Я закончила учебу и не пошла ни в один театр, решила творить самостоятельно. Играла в «Дебют-центре», репетировала в одном из подвалов с американским режиссером Дэниэлем Клейнфильдом. Он работал очень интересно, это была такая смесь Брука, Станиславского и Гротовского. А меня всегда интересует смесь — это такой напиток, когда люди как некие ведуны ходят по лесу и пробуют то с этого куста, то с того. Я поняла, что сейчас в театре утеряна магия слова. Процветает культ тела, вокала, внешнего действия. Сейчас актеры презирают Станиславского, совсем не зная его.


РЕИНКАРНАЦИЯ ВТОРАЯ

«И я была заносчива, как вы. И вспыльчива...»
Катарина. Спектакль «Укрощение строптивой»

— Мирзоев зашел ко мне в гримуборную после спектакля. А я вообще после каждого спектакля часа два прихожу в себя, возвращаюсь к действительности. Это, знаете, как прыжок с высоты, только без парашюта. Когда работаешь с истинным режиссером, спектакль ведь начинается не в семь вечера — он возникает задолго до этого. И точно так же заканчивается.

— Когда вы говорите о ваших любимых режиссерах, часто употребляете слово «соблазнил».

— Я ведь не понимала, о чем со мной говорил тогда Мирзоев. Для меня еще проходил период возвращения в реальность. Вижу, стоит мужчина, смотрит на меня горящими глазами и что-то говорит. Внутри у меня все стало вибрировать. Я чувствую, как он смотрит на мою шею, и думаю: «Боже! Сейчас он вопьется в меня!» Потом, когда стала различать слова, услышала: «Лена, когда вы будете в другом состоянии, мы встретимся». Он явно почувствовал мое смятение. А от него тоже такие вибрации исходили, что я не задумываясь пошла за ним. Конечно же, меня соблазнили!

— Не боитесь, что вас могут неправильно понять?

— Мне и не нужно, чтобы меня понимали.

— Кажется, Катарина — совершенно земная женщина?

— Может быть, для кого-то она и земная, а у нас с Мирзоевым совершенно другая. Она хочет, чтобы все фантазии воплощались в жизнь, а у нее не получается.

— Она ведь завоевывает мужчину?

— Кто, Катарина? Нет, она никакая не завоевательница. Просто для нее не существует поговорки «Не лезь со своим уставом в чужой монастырь». А она лезет в этот реальный мир со своей нереальностью.

— Вы так же поступаете?

— Я никогда не лезу. А ее протест именно в том, что должно быть точно так, как она видит.

— Все-таки кто-то определяет ваш переход из одного состояния в другое, кто-то несет за это ответственность?

— Мистика, мистика... Я не знаю, что такое мистика. Хотя от меня на радио микрофоны выключаются, а у вас вот батарейки в диктофоне садятся.

— А что за странная история была у вас с Мирзоевым на спектакле «Миллионерша» по Бернарду Шоу?

— На премьере вырубился сначала пульт световой, потом музыкальный. Сломался стул, который должен был играть в самой большой драке, потом в этот стул провалилась актриса. Зал хохотал, думая, что так и надо. А так было совсем не надо! В антракте ко мне подходит совершенно растерянный Мирзоев: «Лена, Лена! У меня ни на одном спектакле не было столько накладок!» А я ему говорю: «Володя! Просто к нам на спектакль пришел сам Бернард Шоу, а вы тут панику устроили». Понадеялся Мирзоев, что хотя бы второй акт будет другим, но в самом его начале сломался огромный крючок, на котором я висела, и я упала головой об пол.

Все-таки интеллигентный человек этот Бернард — слегка меня приложил и отпустил. А Мирзоева он еще и на поклоны не выпустил. Тот перед финалом решил из зрительного зала действие посмотреть. Вышел через дверь, которая в Театре эстрады сроду не закрывалась, а в тот момент, когда хотел вернуться за кулисы, она оказалась заперта. Ну и все! После того как спектакль не прожил и сезона, с Бернардом Шоу все было ясно.

— Лена, а друзья у вас есть?

— Конечно. И совсем не театральные. Музыкант Глен Гулд — я его слушаю. У меня теперь кошка есть Афина — совершенно черная. Конь Кальмар, я беру его напрокат в Сокольниках, он узнает меня и, кажется, любит. А раньше у меня были змеи-полозы.

— В зоомагазине друзей покупали?

— Я никогда никого не покупаю. Двоих мне подарили друзья — Прасковью и Фрису. А потом к ним сам приполз мальчик — Кролик, когда мы были на гастролях в Астрахани. Я всюду возила с собой террариум, и на пляже, пока я в Волге купалась, мальчик и присоединился. Они у меня по дому ползали совершенно свободно. А зимой я носила их на груди в таком специально сшитом мешочке. Я им на Птичьем рынке живых лягушек покупала. Они раз в две недели заглатывали штучки по три и потом спокойненько переваривали — очень удобная живность для актера! Я очень скучаю по ним.

— А где же они сейчас?

— Я их отпустила, просто почувствовала, что надо отпустить. Они жили у меня три года. Пришло время, и я почувствовала, что им надо на волю. Одну в Удмуртии выпустила, другую — на Украине, третьего, кажется, в Подмосковье. Прощалась — плакала. Вот так мы потусовались и разбежались.


РЕИНКАРНАЦИЯ ТРЕТЬЯ

«Мой последний роман был немножко грустный, потому что это был хромой офицер, у которого не было левого глаза и левой руки...»
Марга. Фильм «Дневник его жены»

— Алексей Учитель тоже зашел ко мне после спектакля. Он меня обаял и заманил голосом своим. У меня было ощущение легкой обволакивающей паутины. «Давайте встретимся», — сказал он. Я ответила: «Конечно же, мы встретимся!» Не могла же я сказать «нет» мужчине с таким голосом. Потом мы стали встречаться, а вскоре оказалось, что он проводил видеопробы для Марги. Но у меня не осталось от этих встреч ощущения волнения, какой-то работы. Просто разговоры — прекрасные, замечательные.

Потом вдруг мы оказались в Ялте с потрясающей актерской компанией. У Андрея Сергеевича Смирнова в номере постоянно звучала музыка Баха, Моцарта. Мы с Галей Тюниной приходили к нему слушать по вечерам. Потом гуляли по берегу моря. Женя Миронов сидел в своем номере, весь обложенный сценариями, пьесами, чем-то еще. Параллельно смотрел телевизор и показывал: «Вот видишь? Вот так надо играть!» Там я много ездила по горам на лошадях, купалась в море, когда никто не купался.

— А что, холодная вода была?

— Нормальная была вода — 14 градусов. Я и дайвингом там занималась. Минут на 40 заплывала, а иногда и на часик.

— А как вы с Ольгой Будиной — вашей возлюбленной по фильму — общались?

— У нас с ней был совершенно замечательный период весны. Очень теплые и ранимые отношения. Андрей Сергеевич даже начал однажды нас в чем-то подозревать и говорил: «Слушайте, надо бы за девчонками последить!» Как-то Ольга захотела подняться со мной на Ай-Петри. Все ее отговаривали: «Не ходи с этой сумасшедшей, она всюду лазает, карабкается и тебя с собой потянет». Но Ольга все-таки отважилась и взобралась со мной на гору. Был необыкновенно красивый туман, она восхищенно ахала, а когда облака рассеялись — страшно испугалась высоты. Так мы и жили, а потом вдруг родился фильм «Дневник его жены». Как это случилось — сама не знаю!

— Неужели вы не почувствовали процесса съемок вообще?

— Нет. Это все режиссер — он меня вел.


РЕИНКАРНАЦИЯ ЧЕТВЕРТАЯ

«После всех волшебств и чудес сегодняшнего вечера она уже догадывалась, к кому именно в гости ее везут, но это не пугало ее».
Маргарита. Спектакль «Мастер и Маргарита»

— К Виктюку я пришла уже сама. Посмотрела его спектакль «Пробуждение весны», пришла к нему и сказала: «Я ваша актриса!» Он спросил: «Вы уверены в этом?» И предложил почитать в паре с Димой Бозиным «Манон Леско» — знал, чем меня заманить. Думал, почитаем минут пятнадцать, а вышло два с половиной часа. Не останавливал.

...Для меня ведь когда-то в детстве театр начался именно со «Служанок» Виктюка. Родители взяли меня с собой на спектакль. А когда действие закончилось и вся публика вышла из зала, вдруг обнаружили, что ребенка нет рядом. Вернулись в зал, а я сижу, как прикованная, не могу слова сказать. Такое чудо произошло, чудо первого соприкосновения с театром. Конечно, у Виктюка все мое! Вы знаете, более прозрачного воздуха я не встречала ни в одном театре. Он ставит всегда об одном и том же — о любви и смерти. А когда такой уровень есть — возвышения, погружения, как угодно, — репетиции с ним становятся чем-то запредельным. Это оргазм! Там отношения между актерами высокие, а для Романа Григорьевича мы все его дети. Я не встречала еще таких дисциплинированных актеров, так бережно относящихся к своему «аппарату-таланту». А потом, там столько молодых и красивых мужчин! Это очень возбуждает!..

Коля Добрынин — мой любимый Мастер. Когда мы готовились к спектаклю по Булгакову, я вышивала ему шапочку крестиком. Заметьте, Лена Морозова никогда в жизни не умела вышивать, а Маргарита прекрасно вышивала, кодировала там что-то, тщательно укладывала стежок к стежку. Вот дошила я шапочку, оставила ее в театре — и она исчезла. А до премьеры оставалось всего девять дней. Я говорю Роману Григорьевичу: «Это мистика, мистика!» А он меня убеждает, что просто какая-то уборщица случайно выбросила. Но я все равно к премьере успела сшить вторую шапочку. И Коля надевает ее, правда, Виктюк разрешил в ней выходить только в конце спектакля на аплодисменты, а так Мастер бережно носит ее в нагрудном кармане. Прямо трясется над ней. Один раз забыл шапочку в гримерке, и спектакль у него не пошел. Говорит мне: «Ты точно там закодировала что-то!»


РЕИНКАРНАЦИЯ ПЯТАЯ

«Я считаю, что у меня «русская душа», — и это лучшее, что во мне есть».
Марлен. Спектакль «Прощай Марлен Здравствуй!»

— Я когда-то уже была Марлен. Это тоже перекличка с детством. Очень давно на каком-то закрытом показе я с родителями посмотрела «Голубого ангела». И после этого требовала, чтобы меня называли только Лолой. Просто отказывалась есть, и родители подчинились. Некоторое время я действительно была Лолой.

Вообще театр для меня — реинкарнация. Если это не так, то зачем выходить на сцену? Появиться на сцене Театра эстрады в образе Марлен Дитрих мне предложил Хазанов. И когда я сказала ему честно: «Марлен — это я» — он меня понял. Я ничего не читала, от пьесы Дмитрия Минченка вообще мало что осталось, многое сочинялось по ходу действия. А когда нет котла, какая бы река рядом ни протекала и какая бы рыба там ни водилась, — ухи все равно не сваришь. В общем, спектакль, возможно, получился не совсем ровный. Но это был зов, не откликнуться я не могла.

— Может быть, стоило подождать, и Марлен появилась бы в другое время и в другом месте?

— Нет, это было уже невозможно. В той жизни она появилась в нашей стране именно в этом театре. С режиссером спектакля Геннадием Шапошниковым я была знакома уже давно. Во время своего актерского мятежа, когда не пошла ни в один театр, я попала на его репетиции и была просто потрясена. А Гена тогда меня испугался. Он подумал, что я сумасшедшая — у меня так глаза горели, а я просто очень хотела на сцену. Тогда он про себя решил: «Пусть остынет!» И вот мы встретились, когда появилась Марлен.

— Скажите, а Виктюк не ревнует вас к другим режиссерам?

— Ужасно ревнует и бьет иногда! А я его люблю за это еще сильнее.

— И снова после спектакля вы долго приходите в себя. Когда же обычный человек может к вам проникнуть, в вашу душу, в ваше сердце?

— А вот сейчас, вы как думаете, я за стеклом? Мы с вами разговариваем, и все это проходит мимо меня?

— Все-таки совсем немногие вас понимают.

— Я меньше всего хочу кому-то понравиться. Если меня чувствуют, то чувствуют. Есть такая старинная притча о зеленом чае. О том, что в разных странах по-разному с ним обращались и не могли понять его волшебный секрет. Где-то его использовали вместо благовоний, где-то пробовали жевать, но только один человек сказал, что его надо просто заваривать и пить. Но человека за это четвертовали. Так что, как вы посмотрите — так и будет!

— Лена! Вы по-прежнему утверждаете, что Жени Григорьевой никогда не существовало?

— Я просто не знаю, кто это такая.

— А как вас звали дома в детстве?

— Только полным именем — Елена. Вы тоже не верите мне? Я могу даже паспорт показать!

— Не надо, Лена, не надо, ради бога!

— Нет, нет! Вот посмотрите, в паспорте написано: Морозова Елена Саввична.

И снова — козырек, низко надвинутый на лоб, темные очки, рюкзачок — и она исчезает. Словно кто-то неведомый быстро нажал компьютерную клавишу End.

Елена ТРИШИНА

В материале использованы фотографии: Александра ДЖУСА
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...