ОДИН ЧАС ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ

Передаем сигналы точного счастья

ОДИН ЧАС ПЯТНАДЦАТЬ МИНУТ

Самый хипповский спектакль в Москве идет два раза в месяц в Центре Высоцкого. Он о русской деревне

Все самое хорошее в нашей жизни происходит словно бы случайно.

Вот случайно вы с этой девушкой оказались близко, вдвоем, вроде бы со всеми остальными, но в то же время отдельно от них.

Вроде бы случайно вам было о чем поговорить. Вроде бы случайно все остальные куда-то ушли. Через один час пятнадцать минут вы спрашиваете себя в состоянии крайнего изумления: «А если бы она СЛУЧАЙНО не оказалась здесь?» Через два дня вы просто не понимаете, что происходило с вами до этого. Через месяц вы не в состоянии вспомнить, как жили до этой встречи.

...На спектакль по пьесе Ксюши Драгунской я поехал вообще-то почти случайно. Просто мы с ней знакомы — страшно сказать — больше двадцати лет. Когда-то давно, еще будучи пятнадцатилетним подростком, она пришла в нашу газету и принесла довольно большую (страниц 80) повесть про московскую молодежь: про хиппи, «центровых», «системщиков», в общем, про тех страшно модных людей, которые ходили где-то рядом со мной по Москве, но я про них почти ничего не знал.

Повесть я проглотил, как стакан водки сейчас — морщась, закусывая, с некоторым ужасом, но и с огромным аппетитом.

Через один час пятнадцать минут (после прочтения той, двадцатилетней давности повести) я знал про эту неизвестную мне формацию людей почти все. Вернее, про наркотики, свободомыслие и широкие джинсовые штаны типа клеш я знал и до Драгунской. Но прочитав этот длинный текст, я узнал главное — эти волшебные люди все время куда-то едут. Они едут то в какую-то Прибалтику, то в Крым, то просто едут с квартиры на квартиру — и в этом, наверное, есть главный секрет их безумной свободы.

Прошло 20 лет. Я пришел на премьеру спектакля «Ощущение бороды» по пьесе молодой, но уже довольно знаменитой писательницы, оставшейся такой же рыжей, милой и ускользающей, как и 20 лет назад.

Героиня этой пьесы — московский литературовед Марина Дербарендикер — едет в далекую деревню. В далекую русскую деревню, где коровы, козы, петухи, где живут простые русские люди, где непрерывно пьют водку, что-то празднуют и поступают непонятно.

Смешная ли это пьеса? Не знаю. Я просто валился со стула. Я задыхался от смеха. Но возможно, все это очень грустно.

Грустная ли это пьеса? Не знаю. Притча про то, что в любой русской деревне живет в болоте некое чудовищО и оно рано или поздно просыпается в этих простых милых русских людях, — очень грустная притча. Но возможно, такой взгляд сегодня уже смешон.

Самое главное для меня было то, что в тексте я мгновенно узнал ту школьницу, которая принесла в газету папку со своей доверчивой хипповской повестью.

Тут, в этой пьесе, тоже было полно беспричинной, неизвестно откуда берущейся свободы. Свободы, помноженной на довольно бессмысленную, но упорную езду по нашей многострадальной местности.

Никто не знает, зачем поехала Марина Дербарендикер в эту русскую деревню, зачем художнику Никите перетаскивать с места на место бесхозный сруб, зачем приехал и навсегда остался в деревне дурачок Юра Лифшиц, и куда летят космонавты, и почему пылит по проселку грузовик или автобус.

Но важно, что все это движется, а не стоит на месте.

Ну вот представьте себе, что в здравом уме и трезвой памяти вы решили посмотреть целый фильм (один час пятнадцать минут) о жизни современной русской деревни. По телевизору. Пьяные мужики. Бедно одетые женщины. Грязные румяные дети. Допотопные избы. Березки. Осинки. Да лучше я рекламу «Тайда» посмотрю, блин!

Спектакль не фильм. Он может позволить себе простую вещь — смахнуть слой пыли, как смахивают его с мебели. Слой пустой, очевидной достоверности.

И оказывается, что в этой деревне происходят сказочные вещи. Невероятные. Что в ней безумно страшно и страшно смешно. Что в ней весело. Что время в этой деревне густое и сладкое, как деревенская сметана. Что каждый звук слышно. И каждого человека видно.

Это потрясающее ощущение передано в спектакле благодаря режиссеру Ольге Субботиной и потрясающим молодым актерам (читайте подписи под фото) неизвестно как. И все-таки на первое место я бы все равно поставил рыжую, медленную и подробную в каждом движении Ксюшу Драгунскую: благодаря ее наивному и прозрачному тексту вы получаете эту странную деревенскую реинкарнацию своей души.

Вот женщина в гамаке лежит, вот деревенский священник на велосипеде ездит, вот чудовищО за рекой вздыхает, вот внучка плотника бродит вслед за людьми, тоже вздыхая: «Что это? Как это? Почему я здесь?»

Анализируя эти свои поплывшие эмоции, строго их просеивая, я сделал такое открытие: во-первых, поплыл я благодаря тому, что Ксюша сохранила в тексте тот самый элемент случайного движения, живого путешествия. Хипповский, прямо скажем, элемент.

Как она его в себе сохранила — уму непостижимо.

Никто уже не ездит на электричках просто так, за случайной встречей, по нелепому приглашению — а она поехала.

И второе: конечно, взгляд этот женский.

Именно женский, цельный взгляд на вещи только и способен сегодня представить людей не разъятых на составные части, а так, как они есть: в их пьяном, прекрасном, страшном и веселом состоянии. Сегодняшний мужской взгляд — это и есть наше телевидение, с его бесконечными сериалами и бесконечной политикой. Здесь роли определены заранее и заранее понятно, кто что будет говорить.

Вернее, даже не так — заранее понятно, что они все хотят сказать.

В пьесе Драгунской (и в спектакле Субботиной) каждое слово неожиданно.

Здесь нет социальных ролей. Деревенский пастушок может оказаться гениальным поэтом, деревенский дурачок — еврейским физиком, русский художник — обычным дуболомом, русский аристократ — английским привидением. Дракон — русской идеей. Стихи о космонавтах — множественными ножевыми ранениями.

А полный бред может оказаться жизнью, что и было дано нам в детстве, в юности, в условии задачи, когда мы еще были способны ее воспринять и не удивлялись, что девушка оказалась здесь случайно, мы понимали, что, значит, так и надо и что, если зовут, надо идти, ехать даже на электричке, даже преодолевая какие-то бесконечные километры, даже не зная зачем.

...Спектакль этот почти невозможно увидеть. Идет он (раза два в месяц) в Центре Высоцкого на крошечной, но очень уютной сцене, где поселилась с недавних пор молодая и дикая, но очень талантливая театральная тусовка Москвы, где дают сладкий молдавский коньяк в буфете на втором этаже и где иногда можно встретить в роли простого зрителя Татьяну Друбич.

Вот, собственно, и все. Спасибо, Ксюша, за приглашение. Я, наверное, еще приду.

И не один.

Борис МИНАЕВ