ГЮРЗА И ПАХОМЫЧ Из книги «Записки охотника»

Чеченские женщины выходят замуж за российских офицеров

ГЮРЗА И ПАХОМЫЧ
Из книги «Записки охотника»

И первую чеченскую, и начало второй большой войны я встретил дома. Все было без меня. Без меня мучительно брали и бесславно сдавали Грозный, штурмовали Буденновск, выбивали боевиков из чеченской Тора-Боры — Бамута, жгли из огнеметов Ведено... Родина забыла обо мне в трудную годину. А я в мыслях был там, в окопах, палатках, госпиталях и бронетранспортерах... Я жаждал быть Хемингуэем текущей войны. Но жизнь проходила мимо. Чувствуя свою невостребованность, я спонтанно сублимировал, крутил романы с залетными девчонками, застревал в ночных клубах...

Но недавно Родина в лице военкомата вспомнила обо мне, при помощи повестки извлекла меня из недр ночных клубов и командировала в свою болевую «горячую точку». Я почувствовал, что у меня за спиной выросли крылья, и полетел в Чечню сопровождающим гуманитарного груза.


«ГЛАЗА И УШИ»

О том, как добирались до аэропорта Северный, лучше не вспоминать.

Пробирались огородами, через Махачкалу — Моздок принять отказался. В Северном нас уже ждал борт с «гуманитаркой». К нашему удивлению, он был при охране, в целости и сохранности (слухи о повальном армейском бардаке в Чечне сильно преувеличены. Его в Чечне не больше, чем у американцев в Афганистане и вообще на любой войне).

Спустя полчаса к борту лихо подрулили армейские «шишиги» («ГАЗ-66»). Из кабины первого выпрыгнул плечистый краснолицый майор в малиновом берете: «Вы наши «гуманитарии» будете?» «Гуманитариями» были мы, а майор звался Пахомычем и был представителем разведбата.

Солдаты Пахомыча в рекордно короткий срок были извлечены из чрева вертолета и перекочевали в «шишиги». Майор завис на подножке, и «шишиги», взметая клочья непролазной чеченской грязи, направились в расположение воинской части. Построение, торжественное вручение подарков, благодарственные речи, рукопожатия...

А вечером в командирской палатке был торжественный ужин, после которого началась неофициальная часть. В свое время я тоже был разведчиком, и меня неудержимо тянуло уединиться с братьями по крови. Братья приняли настороженно, однако две бутылки незадекларированной «огненной воды» смогли растопить лед недоверия. Правда, пить сразу не стали — боекомплект стремительно исчез в недрах офицерской палатки. Я в очередной раз убедился, что неписаные законы разведки — не пьянеть в принципе, невзирая на количество выпитого, и держать при посторонних язык за зубами, соблюдаются свято.

— Завтра пойдем в цацки с чеченами играть, — обронил Пахомыч, опрокидывая очередную рюмку.

На следующий день разведчики снялись в четыре утра. А в обед в пресс-центре я узнал, что во время операции в Цоцин-Юрте погибли более семидесяти боевиков и два наших солдата. Вот такие, значит, были цацки в Цоцин-Юрте.


«Я ПОДАРИЛ ЕМУ ЛЕГКУЮ СМЕРТЬ...»

По мнению соседей, в разведке служат интеллектуальные отморозки. С одной стороны, вспороть несговорчивому «языку» горло от уха до уха опытному разведчику проще, чем в туалет сходить. С другой — ему приходится постоянно переигрывать, передумывать противника. В партизанской и минной войне выигрывает тот, кто последним извлечет из рукава пятого туза. Пахомыч, например, вообще считается крутым интеллигентом. Он знает смысл слов «пассионарность» и «сублимация».

За неделю до нас Пахомыч, выслеживая очередного «клиента», несколько суток провел рядом с незачищенным аулом в брюхе подорвавшейся на мине коровы.

«Тепло там было, сыро и аромат... как на мясокомбинате», — вспоминает он. Здесь же, в буренкином чреве, ел тушенку, справлял нужду, урывками спал. Но клиента дождался. И с наслаждением наблюдал в бинокль, как артиллерия разносит в щепки дома приехавших на побывку боевиков. После «великой коровьей лежки» Пахомыч провонял так, что от него самого за версту несло мясокомбинатом. «Тебя, Пахомыч, впору хлоркой обсыпать», — воротили носы сослуживцы.

Карьеру разведчика Пахомыч начинал еще в Афганистане. Оттуда он привез легендарный «бур» — длинноствольное нарезное английское ружье, из которого буры-голландцы в Африке били слонов. Пуштунские снайперы использовали «бур» против русских солдат. Почти двухметровая винтовка висит в палатке над его кроватью. На прикладе «бура» — несколько выжженных отметин в виде полумесяца и черепа с костями. «Это он каждого подстреленного отмечал, — замечает Пахомыч. — Семерых наших завалил, гад. Ну мы ему и устроили лестницу в небо...»

Пару раз во время рейдов разведка натыкалась и на коллег с другой стороны, разведчиков боевиков. Рукопашки были стремительными, как выстрел. «Чехи начинают бойко, но как-то скомканно заканчивают, — вспоминает старший лейтенант Ринат по кличке Гюрза. — Стоит одного-двух завалить, они сразу в ступор впадают. С разведкой бодаться — это не пленным глотки вспарывать...»

Во время последнего рейда разведчики тихо повязали дозор из четырех человек. Часовой клевал носом, остальные спали. Гюрза подполз первым и клюнул часового, остальных споро повязали Пахомыч и компания.

«Полный интернационал был, — вспоминает Ринат. — Дагестанец, араб, хохол и татарин». Из хохла быстро выбили все показания, заблуждения, пароли и явки. Араба оставили на сладкое. Гюрза, до этого не принимавший участия в мизансцене, отвел в сторону татарина. Поговорили, покурили, помолчали. Перед смертью татарин сделал намаз, и Ринат послал в него пулю.

«О чем разговоры говорили, Ринат?» — «Я подарил ему легкую смерть...»

Вечером смотрели телевизор. Показывали Афганистан, Тора-Бору. Кстати, именно в районе этой крепости в свое время орудовал Пахомыч, тогда еще безусый лейтенант. На голубом экране американские спецназовцы гоняли по афганским горам на каких-то багги. Разведчики согнулись пополам от хохота. «Крутые пацаны эти ковбои! По афганским горам — как на американских горках... Все как у взрослых! Так они и бен Ладена на своих тачанках догонят!»

Потом, правда, выяснилось, что мулла Омар из Тора-Боры ускользнул. По официальной версии — на мотоцикле. «Это только начало, — философски заметил Пахомыч. — Потом он от них ускользнет на самокате, ишаке, верблюде и скейтборде. И обязательно в самый последний момент. Вот такая оказия, брат...»


НАЦИОНАЛЬНЫЙ ВОПРОС

Бригада внутренних войск — это десять тысяч человек. Целая армия. И число бойцов постоянно увеличивается. В бригаде собран полный интернационал. Натренированный взгляд постоянно фиксирует в толпе узкие раскосые глаза, широкие скулы, жгуче-черные волосы, характерную походку.

«Всем миром мразь глушим, — комментируют ситуацию офицеры разведбата. — Буряты и якуты-снайперы, например, стреляют так, что русским и не снилось. Ночью на огонек сигареты курильщика за полкилометра снимут...»

Много кавказцев — армяне из Краснодара и Ставрополья, кабардинцы, адыгейцы, уроженцы Дагестана. С ними, кстати, больше всего проблем. Они чувствуют себя уязвленными — воюют, можно сказать, с земляками бок о бок с неверными. Поэтому в частях «даги» сбиваются в группки, цепляются за слова, нарываются на конфликты.

Практически все офицеры разведбата прошли первую чеченскую и Дагестан. По их мнению, непрошеных гостей дагестанцы встретили очень неоднозначно. Кто-то насмерть стоял, а кто-то автоматы к ногам басаевцев складывал.

«Дагестанцы в бою с чеченами могут драться насмерть, — заметил умудренный опытом полковник. — Но при условии, что рядом с ними насмерть будут драться русские...»


ВОЕННО-ПОЛЕВЫЕ РОМАНЫ

В последнее время у разведчиков появилось новое веяние, вызвавшее легкий переполох у командования. Разведчики стали воровать и увозить в Россию молодых чеченок. Женщин-то на войне нет, а в аулах — полным-полно молодых горянок. К тому же федералы резко подкорректировали количество аульных женихов, и каждый холостой бородач здесь на вес золота. Не спасает и официально разрешенное многоженство. Больше четырех жен ни один боевик не осилит, да и по Корану больше не полагается. А тут по аулам флибустьеры на своих бронетранспортерах так и летают. «Видел бы ты, как их девки глазами в нашу сторону стреляют — мертвый поднимется...» Первым положил начало вакханалии пермский старлей. Родители невесты в принципе были не против, но выдвинули свое условие: «Вообще-то нам по законам шариата отдавать своих женщин замуж за неверных запрещено, но если вы ее своруете... Возражать не станем. Она будет считаться вашей добычей...» Тем самым только разохотили разведку. Через неделю схитили первую кралю. Понравилось. И пошло-поехало. За последние несколько месяцев многие разведенные офицеры батальона обзавелись прекрасными «половинами» в немирных и незачищенных аулах.

По отзывам самих новобрачных, в быту чеченские жены русским фору дают значительную. «Куда я глазом поведу — туда она и летит, лебедь белая, — признался один из немолодых новобрачных. — Одно плохо — в постельке за ней не успеваю, торможу...»

Вопрос, кем будут дети от такого совместного брака — воинами России или Аллаха, как-то нехорошо повисает в воздухе. Так далеко в свое будущее разведчики заглядывать не привыкли. Оно и понятно — война кругом, пули свистят...


«Я ВСЕГДА БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, КСЮХА!»

Самым могучим подарком разведке был наш спутниковый телефон. Все «Джи-эс-эмы» в Северном отдыхают, и дозвониться на историческую родину из Чечни можно только по спутниковой связи. Весть о том, что шефы приехали со «спутником», мгновенно облетела батальон. Телефон переходил из рук в руки. Сцены встреч и свиданий разыгрывались такие, что старина Шекспир обронил бы не одну скупую слезу. «Танюша! Маша! Ксения! Фатима! Люблю, тебя, целую, обнимаю, жди!..» Долго не мог прозвониться в Пермь Гюрза. Он как угорь вился вокруг страждущих поговорить с родиной. Периодически прорывался. Дозвонился до Стрелка — в Грозном, поздравил Мусу из Читы, поговорил с Танкистом... Пермь молчала...

Надо было прощаться — нас уже ждал борт. Наш «шишига» летел к аэропорту, а Гюрза, как малолетняя шпана, висел на подножке. «Дай последний раз попробую!» — подлетел он ко мне. Дрожащими пальцами пробежал по кнопкам, как пианист по клавишам. И... Пермь ответила. «Ксюша, ты?! — взвился разведчик. — Это я, дорогая, муж!»

Вертушка дрожала всем своим металлическим телом, длинные кривые лопасти со свистом разрезали воздух, четыре десятка глаз смотрели на Гюрзу, который топтался, словно ужаленный, прижимая к щеке телефон. На лбу мелкими каплями выступила испарина. «Все нормально, солнышко? А дети? А старики? А сама?»

«Ну когда же он скажет, что любит ее?» — простонала корреспондентка областной газеты, примостившаяся рядом со мной на тюках.

«Ксюха, я люблю тебя!!! — взлетел к небесам пронзительный и счастливый вопль Гюрзы. Побелевшие пальцы сжали телефон, как лимонку перед последним броском. — Помни, Я... ВСЕГДА... БУДУ ЛЮБИТЬ ТЕБЯ, КСЮХА!»

...Вертолет кренился, делая вираж, а под нами стоял Гюрза, самый счастливый человек в этом мире. Он провожал нас взглядом, подняв обе руки так, словно хотел обхватить ими небо. Я отвел взгляд. До встречи, Гюрза. Мир тесен, шар круглый, война продолжается. Встретимся.

Игорь МОИСЕЕВ

В материале использованы фотографии: Владимира ВЕЛЕНГУРИНА, Натальи МЕДВЕДЕВОЙ
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...
Загрузка новости...