Композитор Александр Зацепин, почти двадцать лет проживший во Франции, недавно вернулся в Россию. На этот счет в околомузыкальных кругах ходят разные слухи. Одни говорят, что 75-летний композитор приехал, чтобы спокойно умереть на родине. Другие — что так и не снискав ТАМ славы, приехал смахнуть пыль со старых лавров и реабилитировать себя в отечественном шоу-бизнесе. А на днях в курилке Дома кино я услышала полный бред — мол, Зацепин устал от электронной и компьютерной музыки и вернулся в Москву, дабы воссоединиться со своим любимым роялем, который, кстати, в свое время ему не разрешили вывезти из СССР
Александр ЗАЦЕПИН:
КОБЗОН МНЕ УЖЕ НЕ ПОМОЖЕТ
— Александр Сергеевич, по роялю вы действительно скучали?
— Скучал. Никакой синтезатор или компьютер не может заменить живой инструмент с клавишами из слоновой кости. Приезжая в Москву, я обязательно навещал свой инструмент.
— А где он все это время жил?
— Сначала в квартире моей дочери, потом его перевезли в одну из музыкальных школ, а последние годы он ждал меня в Доме музыкантов на Никитской улице.
— Слухи о вашем возвращении двоякие — то ли вы вернулись в Россию виртуально, своими песнями, то ли на постоянное место жительства?
— Я приехал на постоянное место жительства. Теперь у меня в Москве есть квартира и работа. А отдыхать буду во Франции, где у меня есть квартира и в отличие от России дача: несколько лет назад я купил под Парижем небольшой двухэтажный домик с участком земли в 30 соток и садом — 20 плодовых деревьев. Одно частное лицо из Англии заказало мне написать несколько инструментальных композиций. Я написал. «Лицо» очень хорошо заплатило, и на эти деньги я купил домик.
— То есть ваше существование за границей не было ознаменовано национальной русской болезнью — ностальгией и творческим упадком?
— Разные были периоды, но, в общем, не могу пожаловаться на скуку и невостребованность.
— А почему же решили вернуться в Россию?
— Прошлым летом мы с моим другом и по совместительству журналистом и поэтом Юрием Рогозиным написали почти 20 песен и 12 уже записаны в студии Анне Вески, Анастасией и другими замечательными исполнителями. Теперь я понимаю, что это только начало. Работа оказалась настолько увлекательной, что я ощущаю давно забытый прилив энергии и вдохновения. Ведь после смерти моего друга и соавтора Леонида Дербенева я долго оставался без своего поэта. Теперь такой поэт у меня есть. В этом одна из главных причин моего возвращения в Россию.
— Тогда задам вопрос на 180 градусов противоположный предыдущему: почему вы уехали из России?
— Творческому человеку в СССР было невозможно спокойно жить и работать. Например, в начале 80-х мне американцы предложили очень интересный проект — в Голливуде о таком мечтают годами, — но советские власти не разрешили мне за него взяться.
Но были и личные причины. Я женился на француженке. Женевьева Прешак была сестрой моего приятеля Алена, который женился на русской женщине и жил в Москве, и жена которого была подругой моей жены. Уловили нить?
— Уловила главное — ради жизни в Европе вы расстались со своей женой.
— Нет. К моменту знакомства с Женевьевой я был одинок, моя жена, к сожалению, умерла. А у Женевьевы судьба тоже была непростая: в молодости отец запретил ей выходить замуж за любимого человека, и от отчаяния она ушла в монастырь. Через двадцать лет Женевьева покинула стены монастыря и приехала к брату в Москву, где мы познакомились и вскоре расписались в Грибоедовском загсе. И вот после регистрации брака идем в гостиницу «Космос», где она жила, а навстречу трое в штатском. Встали в дверях и просят предъявить паспорт. Я по-английски объяснил жене, чего они хотят. Женевьева решила, что нас сейчас арестуют и трясущимися руками вынула из сумочки свои документы. Увидев иностранный паспорт, нас пропустили внутрь. Благо, мне свой паспорт не пришлось предъявлять, а то бы точно нашли к чему придраться. По законам СССР я, даже будучи мужем, не имел права оставаться в гостиничном номере иностранки, а она соответственно — у меня в квартире. Нам не разрешили поехать в рузский Дом творчества, а в Дом творчества в Иванове я с огромным трудом добился разрешения. К тому же Женевьеву несколько раз в нашем аэропорту обыскивали, перерывали все вещи в чемодане. Французская женщина не могла себе позволить оставаться надолго в такой стране, и поэтому мы решили несколько месяцев пожить в Париже, потом приехать в Москву, а там уже решать, где окончательно обосноваться. Но в ОВИРе сказали, что на полгода, как я хотел, визу не дадут, надо оформлять документы на постоянное место жительства. Я оформил. Но брак с Женевьевой продержался всего четыре года, потом мы расстались.
— Если честно, я предвкушала хеппи-энд и думала, что очаровательная, очень немногословная дама, которая встретила меня в дверях, и есть та самая монахиня Женевьева...
— Это моя жена Светлана. Мы познакомились благодаря моему внуку: Светлана Григорьевна давала ему уроки музыки. И вот мы уже десять лет с ней вместе.
— Оказывается, браки между соотечественниками все же более крепкие. Вот и у Высоцкого с Влади семейное счастье висело на волоске.
— В 1982 году я писал музыку для фильма Войтеха Ясного «Самоубийца», в котором снималась Марина Влади. Не знаю почему, но она частенько плакалась мне в жилетку, вспоминала, как тяжело ей жилось с Володей. Так только у русских принято рассказывать друг другу о наболевшем. Но вряд ли можно проводить параллели между моим браком и браком Владимира Высоцкого, просто здесь дело не в менталитете — советский, европейский, — а в характерах конкретных людей. В России между русскими тоже много разводов.
— Александр Сергеевич, пока мы с вами не углубились в статистику разводов, хочу узнать: изменился ли, на ваш взгляд, с годами характер у Аллы Борисовны Пугачевой? Как-никак вы создавали для начинающей певицы один из первых ее репертуаров: «Если долго мучиться», «Любовь одна виновата», «Этот мир придуман не нами», «Куда уходит детство», «Волшебник-недоучка», «Песенка про меня»?
— Все люди со временем меняются, Алла в этом плане не исключение. А вот вы вспомнили про «Волшебника-недоучку», так в свое время Аркадий Инин говорил мне, что эту песню народ ни за что петь не будет. Видите, прогноз его не оправдался.
— Почему вы прекратили сотрудничать с Аллой Пугачевой? Я где-то читала, что был скандал вокруг песен к фильму «Женщина, которая поет», к которому вы писали музыку. Если можно, развейте этот миф.
— Это не миф. Однажды Алла пришла ко мне в студию с просьбой помочь записать пять песен, которые она сама сочинила. Сказала, что хочет отнести их на радио. Якобы для нее эти песни написал некий молодой человек по фамилии Горбонос, который волею судьбы пожизненно прикован к инвалидной коляске. Ведь под своей фамилией Пугачева никому не могла предложить песни, их не возьмут — она не член Союза композиторов. И вообще не композитор. Я записал ей песни в своей домашней студии. А сам я в тот период работал над музыкой к фильму «Женщина, которая поет». И в один прекрасный день, приехав на студию, узнаю от ассистента режиссера, что Алла в фильме будет исполнять несколько песен «какого-то» Горбоноса. «Так что твоя музыка, может, вообще не понадобится», — сказали мне. Я возмутился. И даже не из ревности к таланту «некоего» Горбоноса, а потому, что Алла мне ни слова не сказала о намерении вставить свои сочинения в фильм. Я пошел к начальнику музыкального отдела «Мосфильма» и написал заявление об уходе с картины. Дескать, у вас есть новый замечательный композитор, так пусть он всю музыку и пишет. Но при этом секрет Пугачевой я не раскрыл. Понятно, что вся съемочная группа прониклась благоговением к несчастному инвалиду, а меня осуждали, потому что я симпатий категорически не разделял. Но дирекция «Мосфильма» упросила меня не горячиться, пообещав, что в титрах будет значиться моя фамилия, а Горбоноса упомянут в конце мелким шрифтом. И в фильме наряду с моими звучали песни, написанные Аллой. Со временем они обрели подлинное авторство. Названия всех я сейчас не вспомню, но «Женщина, которая поет» — одна из них. Ну а с Аллой с тех пор мы не сотрудничали.
— Однако она приняла участие в ваших недавних концертах.
— Старые обиды давно забыты. Пугачева и сейчас остается моей любимой певицей, ведь лучшие из своих песен я написал для нее.
— Но песни из фильмов «Кавказская пленница», «Бриллиантовая рука», «Иван Васильевич меняет профессию» оказались куда популярнее ваших эстрадных шлягеров.
— Это магия кино и талант режиссера Леонида Гайдая. Сейчас даже представить себе невозможно, что у нас с ним могло ничего не получиться.
— Как это?
— До меня Гайдай сотрудничал с Никитой Богословским. Они сделали «Пес Барбос и необычайный кросс» и «Самогонщики», а потом разругались, и на «Операции Ы...» режиссер остался без композитора. На «Мосфильме» ему порекомендовали взять меня. К тому же я написал популярную в то время песню «Надо мною небо синее», которая часто звучала по радио и очень нравилась Гайдаю. Он сотрудничать согласился, но с очень большим сомнением. Как любой режиссер, Гайдай был уверен в своей правоте. Это касалось всего. Например, репетируя перед съемкой, актеры «троицы» делали все так, что съемочная группа хохотала до слез. А Гайдай говорил Никулину: «Это ты будешь делать у себя в цирке», Вицину: «Это ты сделаешь на капустнике. А надо вот так...» и показывал. Правда, в собственном раскладе музыкальных партий он тоже был уверен и в сценарии собственноручно отметил, в каком месте должен звучать галоп, где вальс, где марш. У меня на этот счет возникли собственные соображения, и вместо галопа я слышал твист. И мне с большим трудом удавалось переубеждать его.
А «Песенка о медведях» вообще могла стать последней в нашей совместной работе. Гайдай просил написать такую мелодию для первой песни, которая прозвучит в «Кавказской пленнице», чтобы «ее запел народ». Я написал мелодию, но Гайдаю она не понравилась. Тогда я, расстроенный, уехал в Дом творчества в Иванове и там написал несколько мелодий. Слов для них еще не было. Кассеты с записями я переслал Гайдаю в Адлер, где полным ходом шли съемки, с запиской, что ничего лучшего придумать не смогу, и, если вас это не устроит, может быть, есть смысл пригласить композитора Бабаджаняна. А сам я тем временем пошел писать заявление об уходе с картины. Тогдашний худрук «Мосфильма» Иван Александрович Пырьев распорядился тут же командировать нас с поэтом Леонидом Дербеневым на место съемок, чтобы там написали песни. Прилетели мы в Адлер, заходим в гостиницу, а у входа Никулин с Вициным, увидев нас, дуэтом затянули мою мелодию, которая вскоре стала известной песней про медведей. Гайдай как раз проходил мимо. Я говорю: «Вот, слов еще нет, а артисты уже поют». — «Это не народ!» — парировал Гайдай.
В перерывах между работой мы купались и загорали. Однажды Моргунов каким-то образом раздобыл контрамарку на закрытый цековский пляж. Пошли Гайдай, Никулин, Вицин, Моргунов, Дербенев и я. Но поскольку контрамарка была на пять человек, то самого Моргунова, который шестым замыкал цепочку, бабуля-вахтерша не пропустила. Тогда к ней подошел Вицин и очень убедительно попросил: «Пропустите, пожалуйста, это же наш непотопляемый матрац, мы на нем плаваем». Вахтерша юмора не поняла, но Моргунову пройти разрешила.
— Живя в Париже, вы работали, пополняли репертуар французских шансонье?
— Да, я писал песни для Филиппа Бараке. Его мало кто знает за пределами Франции. А сотрудничество наше началось с того, что Филипп услышал мою песню в исполнении Пугачевой «Так же, как все, как все, как все...» и ему послышалось: «Такси, такси, такси...», и он на эту музыку написал слова. Песня в его исполнении называется «Волшебное такси».
В спокойной и упорядоченной Европе, где давно отвыкли от потрясений, размеренность сквозит во всех проявлениях жизни. Шоу-бизнес, как это у нас называют, не исключение. В каждой европейской стране есть свои певцы, которые не лезут на международный уровень, а всю свою творческую жизнь придерживаются однажды выбранной ниши и имиджа. Там ради больших денег никто не станет менять направление. Пожалуй, именно в этом и есть принципиально качественное отличие европейской эстрады от российской.
Но самое главное, чтобы человек всегда оставался человеком. Приведу в пример Иосифа Кобзона. Во-первых, он всегда охотно откликается на просьбы прийти и выступить, никогда не даст почувствовать, что ты в чем-то ниже него, а во-вторых, он обязательно интересуется: «Тебе что-нибудь нужно? Скажи, я постараюсь тебе помочь».
— И помогает?
— Помогает.
— А что же вы для себя попросили?
— Мне сейчас не у Кобзона надо просить, а у Бога, чтоб дал здоровья и времени справиться с тем огромным объемом работы, который, к счастью, на меня сейчас свалился.
Ольга ЛУНЬКОВА
На фотографиях:
- КОМПОЗИТОР И ЕГО МУЗА (ЖЕНА) СВЕТЛАНА
- СО СВОИМ ПОЭТОМ ЮРИЕМ РОГОЗИНЫМ
- А. ЗАЦЕПИН, Н. СЕЛЕЗНЕВА И Л. ГАЙДАЙ В ДОМЕ КИНО НА ПРЕМЬЕРЕ «ИВАН ВАСИЛЬЕВИЧ МЕНЯЕТ ПРОФЕССИЮ»
- ЗАЦЕПИН ОБЪЯСНЯЕТ ПУГАЧЕВОЙ, КАК ПЕТЬ «ВОЛШЕБНИКА-НЕДОУЧКУ»
- НА РЕПЕТИЦИИ ПЕРЕД ПЕРВЫМ ПОСЛЕ ВОЗВРАЩЕНИЯ СОЛЬНЫМ КОНЦЕРТОМ В «РОССИИ»
- В материале использованы фотографии: Льва ШЕРСТЕННИКОВА