Ты просыпаешься не в силах пошевелиться. То есть пошевелиться можешь, но не испытываешь ни малейшего желания. Каждый хоть однажды просыпался в таком состоянии. Но кто бы сказал, что тебе делать...
ПРИГОВОРЕННЫЙ К ЖИЗНИ
Ну да, конечно, мы помним о ветхозаветном Иове, о Робинзоне Крузо, об Оливере Твисте — о людях, которые, потеряв все, стали собой. Но эти судьбы для нас — лишь метафоры, подражать им впрямую нельзя. Поэтому в советскую школьную программу были включены «Как закалялась сталь» и «Повесть о настоящем человеке». Павка Корчагин и летчик Мересьев были как мы. Только лучше. Нам и в голову не приходило, что человеку с такой судьбой может быть хуже всех.
Родители Рубена Давида Гонзалеса Гальего (папа — венесуэлец, мама — испанка из семьи политэмигрантов, осевшей во Франции) в конце 60-х учились в МГУ. Оба оказались в Москве вынужденно: папа бежал от диктатуры, маму сослали из бунтарско-левацкого Парижа на перевоспитание, поскольку мамин папа был одним из вождей испанской компартии.
Родить (и родиться) в «кремлевке» было в конце 60-х пределом мечтаний. На сей раз, однако, случилось ЧП международного значения: братик-близнец Рубена через неделю умер, а самому Рубену поставили туманный диагноз «родовая травма». ДЦП (детский церебральный паралич) тогда звучало страшнее, чем ЦРУ...
Аурору Гонзалес больше года продержали в неврологическом отделении Кунцевской больницы, без связи с внешним миром. И о том, что стало с мальчиком, ей не говорили. Только после выписки сообщили по телефону: — Он умер...
Свидетельства о смерти Рубена, как и свидетельства о рождении, Ауроре не выдали.
Объявленный умершим, Рубен был отправлен в спецдетдом.
Отец его вскоре убыл на Запад, потеряв навсегда вкус ко всем и всяческим идеологиям. Аурора, окончив МГУ, вернулась в Париж, к ужасу родни, вывезя с собой молодого диссидентствующего писателя и дочь Анну, родившуюся в обычной советской больнице...
Двадцать лет Рубена переводили из одного специнтерната в другой — заметали следы. Все эти годы мальчик собирал по кусочкам воедино пазл тайны своего появления на свет. Его личное дело до сих пор является секретным. Упорно, изобретательно и долго Рубен искал и — после двух браков и двоих детей, вполне здоровых — нашел мать.
В Праге, на радио «Свобода»...
Лежа пластом, не в силах пошевелиться, ты пытаешься найти оправдание в том, что тебе просто не повезло. Тебе нужно было родиться ДРУГИМ. Все могло сложиться по-другому. Нет, мой милый, все всегда складывается как должно. Тебе выпало счастье прожить свою жизнь.
«Записки из детского дома» Рубена Давида Гонзалеса Гальего и вся его судьба переворачивают с ног на голову наше представление о счастье и несчастье. Потому что имеющий все может быть несчастным, а лишенный всего — счастливейшим из людей. Рубен счастливейший.
В его «Записках из детского дома», при всей их беспощадной правдивости, нет ни капли чернухи — сплошная любовь.
Но вот о чем я думаю: может, Рубену еще только предстоит жить в полную силу той любви, которая в нем скрыта?
Может, и нам это на самом деле только предстоит?
Инвалиды и ходячие, сливки общества и «мусор», «черножопые» и бледнолицые, умные и так себе, Рубен, я, вы, просыпающиеся не в силах пошевелиться... мы все приговорены к жизни.
Приговорены быть если не гурманами жизни, то по крайней мере каждое утро чувствовать ее невероятный вкус.
Вот уж этого у нас отнять не может никто.
P.S.: 20 сентября Рубену исполнилось 33 года.
На следующий день он улетел в Испанию. Чтобы жить.
Михаил ПОЗДНЯЕВ