КАК Я ПОТЕРЯЛА СВОЮ ЛЮБОВЬ

Павел Буре дрогнул ресницами, его голубые глаза затуманились, а мужественная загорелая рука с аккуратно подстриженными ногтями дотронулась до моей обнаженной груди. Легкая дрожь прокатилась по всему моему телу, я вздрогнула и застонала... Сколько раз эта картина виделась мне во снах! И вот я рядом с ним...

КАК Я ПОТЕРЯЛА СВОЮ ЛЮБОВЬ

Сижу в коридоре своего общежития. В голове пустота.

И вокруг пустота. Вообще очень много пустого пространства. Откуда оно взялось? Раньше все было так заполнено.

Первый раз за последние три с половиной года мне ни о чем не думается и не мечтается. Первый раз, понимаете? Как будто обухом по голове ударили. Как будто лопнул в одночасье сияющий всеми цветами радуги нежный романтический пузырь, столь трепетно мной оберегаемый на протяжении всего этого времени. Рухнул замок, принцем которого был мальчик с экрана: сильный, красивый, безупречный в моем представлении мужчина — Паша Буре. Пашенька. Павлуша. Павлик мой.

Я больше не принцесса и даже не Золушка. Я освободилась...

Сейчас я учусь на первом курсе журфака МГУ. Этим я обязана Павлику.

Поступила с первого раза, сразу после школы. Как все удивились в моем маленьком городе! Никто не верил, что это возможно. Все откровенно смеялись, когда в сентябре 99-го я заявила, что собираюсь поступать в МГУ, да еще и на журфак: «Без денег и без блата даже не думай!»

Никто же не знал, что меня ждал в Москве ОН. ОН был там, в Москве, и я тоже должна быть там. Все это делалось ради НЕГО. Если бы не желание быть рядом с моим Павликом, я бы сейчас училась в художественном училище в Пятигорске, плыла по течению, как и все в моем провинциальном городке, где такая звезда, как Павел Буре, кажется настолько же недосягаемой, как и звезда на ночном небе. Для всех абсолютно, кроме меня. Потому что я — сумасшедшая. Потому что я любила ЕГО. И не было для этой любви преград, просто не было...

...Увидела я его впервые во время Олимпиады в Нагано. По телевизору, конечно, а не в Нагано. Я вообще-то никогда хоккей не смотрела, а тут бросила мимолетный взгляд на экран и застыла. На льду стоял ОН. Глаза голубые-голубые. Я заплакала. Мне показалось, что мужчина с клюшкой очень похож на воина с мечом... Пять шайб в матче с финнами, еле уловимая грусть в глазах, зал скандирует: «Буре, Буре, Буре...» Это была погибель моя.

В следующий раз я сидела перед телевизором и судорожно сжимала программу телепередач в руках, считая минуты до начала матча «Россия — Чехия».

Через месяц я заявила друзьям: «Я выйду замуж за Павла Буре». Дружный хохот... Зря смеялись! Зря! Только раздразнили. Они же не знают, как я умею всего добиваться. Им было весело, а я между тем отказывала каждому молодому человеку, предлагавшему мне встречаться: никогда не понимала, зачем они нужны, отношения на две недели. Целовать кого-то, обнимать, играть в любовь... Нет уж, увольте! Зачем раздавать себя по толикам, раздаривать тем, кому это не нужно, кто уже не будет рядом? Не могу фальшивить, а главное — не хочу. Я всегда мечтала найти того единственного, быть с ним всю жизнь и отдавать себя полностью, без остатка, жить ради него, писать стихи и картины ради него одного! И только...

И я нашла ЕГО. Просто ОН сейчас далеко, в другом городе. Но для того и придумали самолеты, чтобы влюбленные встречались.

Мне часто снился во сне ЕГО голубой взгляд с экрана с еле уловимой грустью. «Нет, еще не встретил», — сказал ОН в одном из первых после Нагано интервью. Я нисколько не сомневалась в этом. Конечно, не встретил. Я знала это — ведь мы еще не знакомы...

С 1998 года я думала о НЕМ ежесекундно. Без преувеличений. Что бы я ни говорила, ни делала — думала только о НЕМ, мысленно преодолевая эти тысячи километров, разделяющие влюбленных. От безысходности иногда хотелось шагнуть в окно, но тут же одергивала себя: «Эгоистка! Ты-то знаешь, что он есть. А он?! Как же он?.. Так и будет искать тебя всю жизнь, мучиться и страдать?»

Я ревновала ЕГО к Курниковой (сука, зачем ОН ей?!)

В мыслях о НЕМ, в состоянии постоянного ожидания и с твердой верой я прожила год, другой... В начале 11-го класса я догадалась, что для того, чтобы с НИМ встретиться, нужно стать журналисткой. И если для этого нужно поступить в МГУ и окончить его, значит, так тому и быть, я согласна...

Поступила, конечно. И это только прибавило уверенности. Все идет по плану. Провидению угодно, чтобы мы встретились... Моя мама, которая всегда подшучивала над моей любовью, развела руками: «Ну хоть какая-то польза от твоего Павлика». А я помнила, как она негодовала в мае 2000-го, когда я сорвалась на чемпионат мира по хоккею в Питер. (Вообще-то у меня там дядя живет с семьей, было, где остановиться. Но родители и слушать не хотели! Конец 11-го класса, итоговые оценки, да и денег на разъезды не было особо. Тогда я поведала бабушке трогательную историю моей любви, бабушка растаяла, и мы вместе с ней на ее пенсию рванули в Питер. Дядя отдал часть своей зарплаты за билеты на матч, и вот я уже кидаю блокнот со своими стихами на ледяную плоскость. Эх, хорошие времена были!)

Короче, мама никогда не могла понять моего безрассудства. (Хорошо еще, что она не знает, как в начале этого сезона, когда у Павла не очень хорошо шли дела с игрой, я сняла с себя свою серебряную казанскую икону и опустила ее вместе с цепочкой в конверт. Не зная точного адреса, написала на нем: «Pavel Bure, Portofino Tower, Miami, Florida». Не могла я сидеть бездейственно, зная, что у него что-то не так.)

Эх, Павел, Павел, Павел, слишком многое во мне было заполнено тобой на протяжении этой практически вечности — трех с половиной лет. И не иконой я могла бы для тебя пожертвовать тогда!

Как мне хотелось находиться рядом с ним (можно я уже буду слова ОН, ЕМУ писать прописными, а то заманалась регистры переключать?), быть женщиной, с которой ему будет хорошо и спокойно, дополнять его, оберегать, делить все его печали. Какие только картины не всплывали у меня в воображении: и цветущие луга, где на километры вокруг только мы, и эти глупые элитные тусовки, на которые мне бы приходилось его сопровождать, чтобы поскорее с них вернуться в наше уютное гнездышко; и даже то, как я закрываю Павла собой, заметив у него на спине красную точку от лазерного прицела! Такие пироги...

И вот я учусь на первом курсе журфака, практически готовый журналист. Пора! Договориться с Юлей — пресс-секретарем Павлуши — об интервью оказалось несложно.

— Юля, здравствуйте, я из «Огонька», могу я взять интервью у Павла Буре?

— Ну, если вы перезвоните часа через два, это будет просто замечательно.

Оставалась формальность — договориться с «Огоньком». Это тоже оказалось несложно.

— Ну если у вас получится хороший материал, мы его опубликуем, конечно. Еще и денег заплатим. Гонорар называется...

Отлично!!! Дело в шляпе! Я уже практически замужем!

В этот вечер, правда, Юле не удалось связаться с Павлом. Я оставила ей телефон моей подруги, потому что сама сейчас живу в общежитии — ни телефона, ни телевизора. (А вы знаете, что это был за год без телевизора?! Год я не могла нормально следить за тем, что происходило с моим Павликом!) Юля обещала позвонить, как только Павел назначит время и место. Я была как на иголках все это время, честное слово...

И вот совершенно неожиданно узнаю от Юли, что интервью состоится не когда-нибудь, а в этот день. Как?! Осталось пять часов. С ума сойти! Я не готова морально, даже вопросы толком не составила. Господи, о чем я думаю, какие вопросы?! Ведь я иду к любимому человеку!.. Какое-то время я приходила в себя, оставшееся — суетилась как ненормальная.

Без семи минут десять я уже на месте в сопровождении трех подруг, которые никак не хотели отпускать на эту «судьбоносную» встречу одну, опасаясь, что я могу наделать глупостей.

Открываю одну дверь, заглядываю в следующую...

Он!

У меня даже коленки не подкосились, когда я его увидела, я была будто замороженная вся такая. Может, просто слишком явственно я представляла его на протяжении этих трех с половиной лет, слишком привыкла к чувству, что он все время рядом.

Напротив Павла сидит ведущая какой-то передачи и задает ему ну очень глупые, просто идиотские вопросы. И что это?! Мой Павличонок продолжает улыбаться, пытаясь на них ответить! Паша... Пашенька... Что с тобой? Почему же ты не скажешь прямо в камеру, что вопросы ее глупые, ненужные, что гораздо глубже, что... Зачем же ты продолжаешь отвечать на них, если смысла в этом нет? Зачем тебе эта попсовая звездность? Ты ведь гениальный спортсмен, и это главное, любимый! Твоя карьера не зависит от этих интервью. Паша...

Съемки продолжались около часа. Кажется, теперь моя очередь. Павел говорит Юле, что у него режим, в 11.00 надо лечь баиньки. А Юля, кажется, говорит ему, что «девочка из «Огонька» уже здесь, но можно при желании перенести интервью. «Ах, она здесь, ну что ты, я поговорю с ней...» Мой благородный герой. Еще не зная, что это я, он готов оказать услугу и нарушить спортивный режим ради какой-то неизвестной девочки.

И вот я сижу рядом с ним на диване. Совсем рядом! При желании могу дотронуться до героя. Но, по-моему, он хочет спать. И увы, не со мной.

Я будто замороженная... Я говорю какие-то глупости. Я полная дура...

— Паш, что тебе снится?

— В твоей жизни много случайных людей?

— Паш, я слышала, ты говорил, что, прочитав какую-нибудь книгу, ты ее просто отдаешь. А есть ли такая книга, которую тебе бы хотелось поставить на полку и перечитывать время от времени?

— А «Маленького принца» ты читал?

— Ты считаешь, у тебя сильный характер?

...Господи, какая же я дура! Что я несу?!

— Тебя не пугает, что скучноватые все интервью какие-то с тобой получаются? Шаблонные вопросы, практически одинаковые ответы?

— Какие вопросы, такие и ответы.

Собственно, на этом я бы хотела закончить свой материал. Нет, на самом деле мы проговорили гораздо дольше, но, когда я прослушала и расшифровала дома пленку, поняла, что все это — сплошная глупость какая-то, нелепость...

Ведь главное во всей этой истории — не мои вопросы и не его ответы, хотя многие невежды могут подумать, что именно в этом основная цель журналистского интервью. Нет, мои юные друзья! Главное — в другом. В том, что главное — ушло. Это я поняла внезапно где-то в середине разговора. Мое главное ушло вместе с оцепенением, и остальное сразу стало неважным. Я спрашивала глупости, он отвечал банальности, но исчезло ОНО. То, что привело меня в эту комнату. То, что началось три с половиной года назад. Исчезло как-то очень резко, просто как пшик! — и вышел весь воздух из надутого презерватива. Только без хлопка, хотя с хлопком было бы, конечно, прикольнее...

Я освободилась.

Теперь, когда мне девчонки говорят, что, по газетным сплетням, Павел Буре задумал жениться, я даже не переключаюсь. Ничто не шевелится в моей излечившейся душе.

Мне все равно. Это значит, что Буре стал равен любому другому прохожему.

Почему такое со мной произошло? Ясно, что в чуде исцеления виновата наша встреча. Но отчего же это случилось?

Кто знает...

P.S.

Забыла спросить Павла Владимировича, дошла ли до него моя серебряная иконка. Если дошла, мог бы и вернуть. Драгметалл как-никак. Мамин подарок...

Элеонора ПАХОМОВА