БОРИС БЕРЕЗОВСКИЙ прокомментировал корреспонденту Ъ НАТАЛИИ Ъ-ГЕВОРКЯН заявление Александра Коржакова
— Коржаков утверждает, что после его выступления на вчерашней пресс-конференции вы будете с ним судиться. Будете?
— Я, конечно, посоветуюсь с адвокатами. Но я уже как-то говорил, что суды подобного рода у нас абсолютно бессмысленны. Объясню почему. Потому что вне зависимости от исхода оппоненты будут развивать свою мысль. Предположим, я выиграю суд. Все скажут: он купил суд, хотя всем известно, что в Москве все суды куплены Лужковым. Это, однако, не имеет значения, потому что скажут именно так. А если проиграл, скажут: ну мы же вам говорили... Поэтому у меня на сегодняшний день один-единственный судебный процесс — против журнала "Форбс". В стране — вообще ни одного.
— Как может дальше раскручиваться эта история вашими оппонентами?
— Я не могу за них думать, да и зачем? Это их работа, а не моя. Я за это денег не получаю.
— Как вы считаете, Коржаков пытается снизить ваши шансы на выборах или увеличить свои?
— Честно говоря, поступки идиота анализировать бессмысленно.
— Как складывались ваши отношения с Коржаковым в 1994 году, который упомянул бывший шеф охраны президента?
— В 1994 году уже началась предвыборная кампания президента. Естественно, Коржаков, как человек близкий к президенту, присматривался к разным людям, которые с его точки зрения могли быть тогда полезны. Думаю, что тогда он не ошибся, и мне удалось сыграть свою роль в той предвыборной кампании. Положительную.
— А Коржаков к вам никогда ни с какими просьбами не обращался?
— Честно говоря, я никогда не запоминаю просьбы ко мне других людей, поскольку не предполагаю это использовать, чтобы обратиться со встречной просьбой. Я помню, что была масса разных просьб, но не помню их конкретного содержания.
— Послушайте, вы выросли в стране, где у людей всегда было вполне определенное отношение к гэбэшникам. Общаясь с Коржаковым, вы не думали о том, что у него вполне определенный менталитет, свои цели и своя специфика работы?
— Знаете, я не скрывал и не скрываю никаких своих разговоров или переговоров. И общаясь с Коржаковым, я не пытался скрывать суть наших разговоров, поскольку всегда считал, что все, о чем говорю, правильно. Меня никогда не волновало, "пишут" меня или нет. И так остается до сих пор.
— Если Коржаков обратится в Московскую прокуратуру и прокурор вызовет вас на допрос, вы придете?
— Ну а как же. Я приходил и в значительно более серьезных ситуациях, когда меня обещали не выпустить из здания. И предлагали, на самом деле, не возвращаться в Москву. Но даже тогда, когда было решение о моей аресте, я сказал, что все равно вернусь, и назвал дату приезда. И выполнил свое обещание.