ВОРОПАЕВ И ПРИНЦЕССА

«Впервые этот старый боец почувствовал, что устал». Антуан де Сент-Экзюпери. Ночной полет

ВОРОПАЕВ И ПРИНЦЕССА

Я недавно женился. Ну, не то чтобы совсем недавно, а где-то год назад.

Это напрямую к нашему рассказу не относится, это я говорю здесь для того, чтобы вы поняли, почему, когда я вечером задерживаюсь на работе, я, как порядочный человек, всегда звоню домой — чтобы жена не волновалась.

И, заметьте, это мне совершенно не в тягость. Я, можно сказать, с одной стороны, этим горжусь, а с другой — считаю нормальным...

И вот однажды я это делаю, сообщаю, что по производственной необходимости приду после двадцати двух часов, а жена мне и говорит:

— Ты приходи побыстрее, у нас гости.

Я удивился. Вроде бы я никого не жду, и вообще будний день...

— Какие, — спрашиваю, — гости?

— Воропаев, — сказала жена. — С дамой.

— Ну... — говорю. — Какие же это гости, это свои. А дама-то кто?

— Я же тебе говорю, — сказала жена. — Гости — это гости. Даму я вижу в первый раз. Она говорит, что она татарская принцесса. Или королева, я не разобрала. Приходи.

Что-то в ее голосе мне не понравилось. Какая-то была в нем напряженность и даже, я бы сказал, нервозность, что для моей жены в общем нехарактерно, так как, будучи последние два с половиной года сначала подругой, а потом женой литератора, она человек, уже ко всему привыкший, и принцессами из развивающихся стран ее особенно не удивишь...

— По-моему, они ночевать тут собрались...

— Да ладно, — сказал я, — у нас же негде...

Я довольно быстро закончил статью про плохие психологические последствия ажиотажного спроса в нашем недавнем прошлом и поехал домой.

— Лиля, — представилась симпатичная блондинка с короткой стрижкой, сидевшая рядом с Воропаевым.

Я церемонно поклонился.

Воропаев со значением пожал мне руку.

— Лиля приехала из Казани поступать к нам в аспирантуру, — пояснил он. — Она вообще-то платоновед, специалист по Андрею Платонову.

Теперь поклонилась Лиля.

— И давно ты ее знаешь? — спросил я, когда мы вышли покурить на лестницу.

— Не очень. Сегодня познакомились, — ответил Воропаев. — В литинститутском садике, часов в двенадцать. Так что знаю я ее, считай, уже целый день. Очень хорошая баба.

— Ленка говорит, что она принцесса, — сказал я. — Это что, правда?

— Откуда я знаю, — сказал Воропаев. — Может, и правда. А зачем ей врать, с другой стороны?

Мы немного помолчали.

— Старик, — сказал Воропаев после паузы, — у меня к тебе просьба.

Я сделал максимально деловое лицо:

— Да?

— Нам сегодня деваться некуда.

Воропаев сделал паузу. После паузы он сказал:

— Можно нам упасть у тебя?

— Старик, — сказал я. — Ты же меня знаешь не первый год. Я всегда пожалуйста. Но теперь у меня семья. Молодая жена... Ленка дома, понимаешь? Куда тут оставаться?! И потом, ты меня извини, я не ханжа, но ты эту бабу знаешь, так сказать, недавно, я еще понимаю, если бы это была твоя постоянная... Куда тут ее в дом-то вести?..

Зря я был так многословен, вот что я вам скажу. Краткость — сестра таланта. Воропаев участливо меня выслушал, покивал головой.

— Я все понимаю, — говорит. — Но ты тоже пойми, нам упасть негде...

Потом, ты же знаешь, сколько времени у меня не было женщины. Скоро полгода. Пять месяцев и двадцать один день!.. (Воропаев недавно развелся с женой и переживал это.) Неужели ты сможешь меня выгнать в таком состоянии?! Ты мне, что, не друг?!

Психологическое руководство «Тренинг уверенности в себе», написанное какими-то американцами, говорит, что неуверенным в себе людям очень сложно сказать «нет». Для того чтобы сказать «нет», руководство советует набрать побольше воздуха и представить себя большим, очень большим, гораздо больше собеседника. Но Воропаев мой друг, и мне было совестно представлять себя гораздо больше него!..

Поэтому я сказал:

— Сережа, я тебя прошу. Я же всегда рад... Но сейчас это невозможно.

— Ну-ну, — сказал Воропаев, — поглядим. Не волнуйся только.

И мы пошли в дом.

На кухне принцесса рассказывала моей притихшей жене о том, что на территории современного Татарстана когда-то было большое развитое государство с религией, промышленностью и сельским хозяйством под названием Болгария, только не та, что на Черном море, а Волжская, позднее завоеванное Чингисханом.

— Мы, — сказала принцесса, — пострадали от татаро-монгольского ига не меньше, а может быть, даже больше России!..

Мне стало неудобно за то, что я не оставляю их на ночь, и я сказал:

— Да что там говорить! В Казани бывал Пушкин, там жил Лев Толстой! Это город с богатыми культурными традициями!

— Выпьем за это! — сказал Воропаев и обнял принцессу.

Когда мы выпили, принцесса рассказала, что у нее есть знакомые в одном театре в Казани, актеры, и что один актер там бросил жену, с которой прожил десять лет, ради молодой актрисы и сразу женился на этой молодой актрисе, старый дурак... И был от этого в таком восторге и на подъеме, что выпрыгнул на гастролях в городе Туапсе из окна второго этажа гостиницы с букетом в руках к ногам этой молоденькой дурочки!

Мы все покачали головами: надо же, а Воропаев вздохнул, видимо, вспомнив свой развод...

— Но мало того, — сказала Лиля, — несмотря на малую высоту, он чуть не сломал себе ногу! Что-то там треснуло, и этот актер несколько месяцев потом проходил в гипсе и даже не мог играть спектакли!

— Вот так изменять женам! — весело сказала моя жена. — Очень хорошая история... Поучительная, можно сказать...

Мне стало неловко, потому что я вдруг вспомнил, что на лестнице Воропаев, кажется, говорил, что принцесса замужем. Я искоса посмотрел на ее руки. Кольца, слава богу, не было, и я с облегчением вздохнул.

Но принцесса, как мне показалось, ничего не заметила.

— Да там, в этом театре, такого насмотришься! — сказала она. — Вот вам бы, писателям, туда попасть, вы бы такое написали! «Война и мир» бы рядом не лежала!.. Я, как туда попаду, потом сразу одно стихотворение пишу, а то и два.

— Лиля, — сказал счастливый Воропаев, — кроме того, что платоновед, еще поэтесса. Имеет подборку стихов в журнале «Подъем». Ты такой знаешь. И что-то готовится в центральном журнале, где, дорогая, я забыл?..

— Неважно, — сказала томно Лиля. — Не будем об этом...

Мы выпили за поэзию, и принцесса прочитала три своих стихотворения. Стихи были плохими, но читала их она хорошо, с глухим подвыванием и чуточку нараспев, как Белла Ахмадулина или даже Бродский, и я вдруг подумал, что она, наверное, хороша в постели.

Подумав это, я вздрогнул и огляделся. Лиля сидела с раскрасневшимся лицом, ворот ее блузки был расстегнут, Воропаев обнимал ее за талию, и на лице его было написано блаженство. Моя жена вышла. Мне стало по-человечески жалко Воропаева и принцессу. Все мы люди, и все мы знаем, как это скверно, когда некуда с женщиной пойти. Но я сурово отогнал эти недостойные мысли. «Во-первых, на улице лето, — сказал себе я. — Во-вторых, рядом недавно отстроенный парк Победы с тенистыми аллеями и большой дубовой рощей у Музея боевых кораблей. А в-третьих, ладно, даже если их пожалеть, не забывай, у тебя однокомнатная квартира!..

Последнее я повторил Воропаеву на лестнице, когда мы в очередной раз вышли покурить.

— У меня однокомнатная квартира! — сказал я.

— Но есть же кухня, — проницательно затянулся моей сигаретой Воропаев.

— Но там негде лечь! — как последний идиот, наивно воскликнул я.

— А мы и не собираемся ложиться... — сказал Воропаев, — мы спать не хотим...

Я не нашелся, что на это ответить, и только сказал после паузы:

— Ты понимаешь, что Ленка меня убьет?!

— Не убьет, — просветленно отвечал Воропаев. — Подуется и простит. Не в первый же раз...

— Что значит «не в первый раз»?! — вскинулся я. — Ты что?! Я при ней сюда никого не вожу!

— Сюда не водишь... — с улыбкой сказал Воропаев. — Не сюда водишь. Какая разница, не кипятись...

Удар был безошибочным. Воропаев хороший психолог, когда захочет.

«Я не имею права их осуждать, — подумал я. — Ни принцессу, ни его. Я сам еще совсем недавно был таким же...»

— Идем в дом, — сказал Воропаев, — чего ты волнуешься? Мы ж не сразу останемся. Еще даже чай не пили...

— Нет!!! — вскричал я. — Нет! Я тебе сказал! Что значит «останемся»?! Это семейный дом! Здесь нельзя!.. Я не разрешаю!

— Идем, — сказал Воропаев. — Не кричи, соседи услышат. Чего ты раскричался?

Когда мы вошли, Лиля рассказывала моей жене историю, как одна ее подруга в Казани долго не могла никого себе найти, а потом познакомилась с мужчиной гораздо старше себя.

— Встречалась с ним, встречалась, — сказала Лиля, наливая себе и моей жене водки, а потом ей мама ее и говорит: расскажи, мол, дочка, кто он да что... Маме же, ей интересно...

Она подняла рюмку:

— За мам! Я сама мама.

Воропаев заулыбался:

— У Лили сыну шесть лет...

Мы все выпили.

— Так вот, она стала рассказывать маме, — продолжила Лиля, — и как-то постепенно выяснилось, причем само собой, что называется между делом, что моя подруга встречается с мужем своей двоюродной тетки!.. А там, у тетки, уже чуть ли не до развода дошло...

Моя жена со стуком поставила рюмку на стол.

— Да!.. — сказала она.

Но Воропаев не дал ей закончить.

— У Лили чудная девочка, — сказал он.

— Мальчик, — сказала Лиля, — только что говорили. Ты уже напился, сволочь...

Воропаев засмеялся:

— Какая разница! За детей!

Он поцеловал принцессу в шею.

— А у нас с тобой будут дети?

— Дурак! — засмеялась принцесса и оттолкнула его.

Я почувствовал, что мне надо что-то срочно предпринять, или у них точно будут дети, причем начнется это все прямо тут же, на нашей маленькой восьмиметровой кухне...

Воропаева несло.

— Куннилингус! — громко сказал он принцессе и моей жене. — Вы знаете, что это такое?!

Что это такое, признаюсь, не знал и не знаю до сих пор даже я, но, почувствовав что-то нехорошее, сказал Воропаеву:

— Не хами при дамах.

— А я не хамлю, — обиделся Воропаев, — это, между прочим, медицинская латынь...

— Я знаю, что это такое, — сказала принцесса...

Мы еще немного поговорили. Воропаев и я рассказали по неприличному анекдоту. Моя жена в основном молчала. Лиля рассказала, что у них в Казани в общежитии местного университета живет одна преподаватель, уже не очень молодая женщина, с виду очень серьезный человек, а на самом деле нимфоманка.

— Ее сын на нервной почве от непрерывно меняющихся мужчин ударился в религию и эзотерику, — рассказывала Лиля. — Так жалко его, такой хорошенький, а на женщин даже не смотрит...

Когда часы показали два часа ночи, моя жена, сославшись на головную боль, ушла спать.

Я позвал Воропаева еще покурить. Принцесса вышла с нами и достала Vogue.

— Ребята, — сказал я на лестнице, — я вас понимаю. Ситуация сложная. Я готов вам помочь.

— Ну вот и слава богу, — обнял меня Воропаев, — я знал, что ты не дашь другу пропасть...

— Ты меня не понял, — испугался я. — Я не могу вас оставить. Лиля, вы же женщина, вы должны понять мою жену.

Принцесса неопределенно улыбнулась и сделала глубокую затяжку Vogue.

— Но я знаю, что делать! — заторопился я. — Как я забыл! Тут недалеко есть маленькая, но очень приличная гостиница... Идти через проспект, всего минут десять... Нормальные номера...

Воропаев обнял меня.

— У нас нет денег.

Я был готов к такому повороту событий и так просто сдаваться не собирался. Но я выдержал паузу, чтобы придать своим словам хоть какой-то вес. Принцесса все улыбалась.

— Я дам вам денег, — сказал я после паузы. — В смысле займу.

Принцесса с интересом посмотрела на меня. По-моему, она этого не ожидала. Воропаев помолчал. Потом обиженно сказал:

— Ладно. Откупаешься от друзей, значит... Ладно...

Видимо, я откупался от друзей слишком громко, а может быть, звуки легче разносятся в ночной тишине, но сосед по лестничной площадке выглянул и, увидев нас, укоризненно покачал головой.

— В принципе, мы можем и здесь переночевать... — сказал Воропаев, — я у тебя денег не просил...

Принцесса звонко засмеялась.

— Пошли-пошли, — сказал я. — Тут нельзя... люди спят. Третий час...

Когда я много позже рассказывал эту историю друзьям, в этом месте одна знакомая, почему-то называвшая себя Татой (настоящее ее имя было Марина), хорошо знавшая Воропаева, тоже стала смеяться.

Я спросил:

— Что ты смеешься?

— И ты дал им денег? — спросила Тата.

— Дал, — сказал я.

— И они ушли в гостиницу?

— Нет.

— Ой, не могу, — смеялась Тата, — не могу!..

— Что ты не можешь? — обиженно спросил я.

— Потому что они купили на твои деньги еще водки и максимум через час вернулись к тебе! — воскликнула Тата. — С водкой. Так?!

Вынужден был подтвердить:

— Так. С водкой и красным вином для принцессы.

— Зачем же ты им дал денег? — опять рассмеялась Тата. — Неужели ты Воропаева не знаешь?

Вынужден признать:

— Не знаю. Или знаю плохо...

Но все это было потом, много позже, а сначала я, дав Воропаеву двести рублей, что по тогдашнему курсу равнялось примерно тридцати пяти долларам США, с облегчением проводил его и принцессу до дверей своего подъезда и показал им рукой, как быстрее дойти до гостиницы.

— Жаль, у меня телефона их нет, — сказал я, — но там всегда свободно. Я когда-то пользовался, — зачем-то добавил я, хотя это была неправда.

Воропаев сухо поблагодарил меня, принцесса, как настоящая женщина Востока, была непроницаема.

— Заходите еще, — сказал я, — приятно было познакомиться, Лиля...

Принцесса кивнула:

— Пока...

Уходя, Воропаев сказал странную фразу, на которую я тогда не обратил внимания.

— Это жизнь... — сказал Воропаев.

— Что? — сказал я, не слушая. — А, да-да, конечно...

С невыразимым облегчением я вернулся домой.

— Ушли? — спросила моя жена.

— Ушли. Вроде бы...

— Ты что, им денег дал?

— Да нет, что ты, спи...

— Ты дал им денег, — сказала жена с надрывом. — Я слышала. Что же это такое?! Я экономлю, не могу себе ничего купить, а ты ему и какой-то его случайной бабе просто так, чтобы он ушел, даешь сорок баксов... Ты что, не можешь просто ему сказать, чтобы он пошел на фиг?! Ты что, в своем доме не хозяин?..

— Понимаешь, — снова попытался объяснить я, — это же мой старый друг. Ты же знаешь. У него проблемы. Очень возможно, что он говорит правду, что у него давно никого не было. И я ему дал взаймы... Кстати, не сорок, а тридцать пять долларов, ты плохо считаешь.

Моя жена молча отвернулась к стене. Я глянул на часы. Был четвертый час утра. Через незашторенное окно было видно, что на востоке небо начинает светлеть. Я быстро разделся и лег. Некоторое время мы лежали молча. Потом я закрыл глаза и задремал.

Разбудил меня шум на лестнице. Было уже совсем светло. Я прислушался. Шум нарастал. Ужасная догадка меня поразила.

— Это Воропаев и принцесса... — подумал я. — Вернулись!.. Неужели их не взяли в гостиницу?

Голоса на лестнице звучали все отчетливее. Был слышен женский смех.

— Это они? — спросила проснувшаяся жена.

Я кивнул.

— Не выходи, мы спим. Это в конце концов наглость, ты же им денег дал...

Мы немного полежали, слушая доносившиеся с лестницы шум и крики.

— Сейчас проснутся соседи, кто-нибудь выйдет — и произойдет скандал, — сказал я. — Воропаева знают в квартире напротив, я когда-то оставлял ему ключи.

— Когда-то... — сказала жена. — Неужели ты не понимал, что нельзя превращать свой дом в бордель?! Ты же взрослый человек!

— Да при чем тут это? — я даже рассердился. — Он просто так заходил, один. Ты что, думаешь, мы вообще без женщин ни минуты не проводили?!

— Не знаю, — сказала жена. — Мне все надоело. Проводили, не проводили — мне все равно. Я завтра уеду к маме.

В этот момент с лестницы донесся особенно громкий взрыв смеха.

— Они там пьют, — сказал я.

И задал риторический вопрос:

— Интересно, на что?

— Тебе действительно интересно? — сказала жена. — Ты что, не понимаешь?! Ты же сам им деньги дал!..

И она, воздев руки к потолку, даже сказала:

— Боже мой!..

— Сейчас проснутся соседи, — сказал я, чтобы увести ее от травмирующей темы.

— Пусть проснутся! — сказала моя жена, смотря перед собой невидящим взглядом. — Пусть милицию вызовут! Если ты не мужчина и не можешь выйти и выгнать его, если так, то пусть это за тебя сделают другие!..

Я немного помолчал. Знаете, не люблю я такую аргументацию: «Если ты не можешь...» — и так далее... Мне она представляется демагогической и как минимум не дружеской. Тем более в устах, так сказать, любящего существа. Потому что, если человек действительно не может, что его этим укорять? Он что, от этого сразу сможет? А если может, но не хочет, тогда тем более надо сначала разобраться, а потом уже говорить... Проанализировать его мотивы, все взвесить...

— А помнишь, — сказал я, — как Воропаев помогал нам наш диван собирать? Вот этот, на котором мы сейчас лежим. Почему-то я сейчас вспомнил...

— И что, — сказала жена, — теперь он может водить к нам всех своих б...?!

— Ну, не всех...

— А через одну. Тебе перед его женой не стыдно?..

— Они разошлись, — сказал я. — Я же тебе рассказывал. Причем по ее инициативе. Говорят, она с кем-то живет.

— Ну и что?! — сказала моя жена.

Против этого я не нашелся что возразить.

— Что так нервничать, — сказал я после некоторой паузы, — человек вообще первый раз к нам не один пришел...

В этот момент в дверь позвонили.

Я вдруг почувствовал странное облегчение и безразличие. Мне стало удивительно хорошо.

— Я пойду открою? — сказал я.

— Мне все равно, — сказала жена. — Это утонченное издевательство. Если ты хочешь в нем участвовать, открой. Мне-то давно все все равно, я-то ведь завтра уезжаю к маме...

Звонок повторился.

— Это не соседи... — сказал я. — Вот что самое главное... Самое главное сейчас — это покой окружающих нас людей!

— Я завтра уезжаю, — повторила жена с отчаянием в голосе.

— Послушай, — сказал я, — сейчас пять часов утра. Я дико хочу спать.

Максимум через три часа они уйдут. Может, пустить, и фиг с ними?..

— Лиля забыла сумку с документами, — сказал Воропаев, когда я открыл.

Я кивнул.

— Выпить не хочешь?

— Можно...

Я выглянул на лестницу.

На ступеньках была разложена газета, на газете стояли несколько бутылок красного вина, одна целая и одна наполовину пустая бутылка водки, в пластмассовом стаканчике лежал надкушенный «Сникерс», а рядом, тоже на газете, сидела показавшаяся мне вдруг очень симпатичной Лиля в белых штанах. Почему-то я раньше не замечал, что она в белых штанах. На лестнице было как-то даже уютно.

— Нравится? — подмигнул мне все замечающий Воропаев.

— Садитесь, — Лиля пододвинула мне газету. — Я тут как раз рассказывала Сереже об одном друге моего мужа, он врач в казанской психбольнице...

Мы выпили. Меня чуть не стошнило. Все-таки время было очень позднее...

— Ты закуси, — сказал Воропаев, пододвигая ко мне шоколадку, — там орехи...

— Так вот, — сказала Лиля, деликатно не замечая моего замешательства, однажды в свое дежурство он заехал к нам, мы недалеко живем, и позвал познакомиться с местными нимфоманками. Оказывается, у них там, в больнице, есть целая палата нимфоманок. То есть позвал-то он моего мужа, но я напросилась с ними. У нас с мужем нет секретов друг от друга...

— Ее муж хороший мужик, — подтвердил Воропаев, наливая мне еще.

Я порадовался, что всего этого не слышит моя бедная жена.

...Да, — продолжала Лиля, — взяли мы такси, поехали, но по дороге заехали во все тот же драматический театр. Ну в их общежитие в смысле, не в сам театр. Не на спектакль... — Лиля засмеялась. — Еще одного товарища взять, актера, а то страшно же... нимфоманки все-таки... Колин друг, врач, он привычный, а нам как?.. (Коля — это мой муж, — пояснила мне Лиля.) А актеры — люди ко всему привычные... И сели там, в общежитии, пропустить по стаканчику. Так сказать, на дорожку и вообще, для храбрости. У театральных, я так понимаю, без этого дела вообще ни шагу. И так пропустили, что в результате мой муж, врач и местные артисты два раза бегали за водкой, а когда под утро наконец собрались к нимфоманкам, выяснилось, что врач потерял ключи от приемного покоя, и мы все их два часа потом искали...

Во паники-то было! Ладно нимфоманки, а как вообще людям в больницу попадать?

— Нашли? — с внезапным интересом спросил я.

— Нашли... — засмеялась Лиля. — Он их в душевой общежитской утром обронил... Когда душ принять пытался. Чтобы немного взбодриться...

Мы немного помолчали.

— Ну ладно, — сказал я после паузы. — Пошли в дом, что ли?..

Воропаев меня обнял:

— Я знал, что ты не оставишь товарища в беде! — сказал он. — Знал, что в тебе заговорит совесть!

Я махнул рукой.

— Ты меня просто замучил.

— А что, в гостиницу вас не пустили? — спросил я, когда мы вошли.

— Ну да, — сказал Воропаев, отводя глаза, — там сегодня все занято...

— И ты купил на все деньги вина... — укорил я.

— Ну а что же еще делать-то было?! — Воропаев даже удивился. — Если вдруг не допьем, тебе же все останется...

Дома мы еще немного поговорили. Принцесса рассказала еще одну безумную историю про казанский драмтеатр (и у меня возникло ощущение, что я сам долгое время в нем работал. Заслуженным артистом ТАССР...) и вдруг переключилась на то, что у них в Казани вообще жило много всяких знаменитостей. Например, в центре города есть неприметный дом, в подвале которого когда-то была булочная, а в этой булочной еще до революции работал грузчиком Максим Горький!

— Любите Горького? — с вызовом спросила Лиля, подтверждая свой забытый статус аспирантки Литинститута.

Я сказал, что люблю, но не все.

— А я люблю все! — сказала Лиля. — Великий был писатель, погубленный идеологией!

Вспомнив идеологию, Лиля погрустнела и сказала, что у ее родственников до 1917 года на главной улице Казани был большой магазин и несколько доходных домов... Все отняли большевики!

И мы выпили за свободу.

После этого принцесса, уже не спрашивая меня ни о чем, по-хозяйски взяла кухонное полотенце и удалилась в ванную.

— К какой династии она принадлежит? — спросил я у Воропаева.

— Ты что, книгу «Хазарский словарь» не читал?! — шепотом возмутился Воропаев.

— А при чем тут это? — тоже почему-то шепотом спросил я.

— А при том! — сказал Воропаев. — Там все про них, про волжские страны написано! У нас-то замалчивают! Она принадлежит к царствующей династии! Она царевна, я только забыл ее настоящее имя... Кажется, Миляуша. Ее двоюродный дядя, болгарский царь, в настоящий момент находится в эмиграции в Лондоне, но некоторые круги в Казани, близкие к бывшему ЦК, ведут переговоры о его возвращении на родину! Так что... — Воропаев усмехнулся, — все может быть... И я стану кронпринцем.

Он был уже сильно пьян.

В районе шести утра я, наконец оставив Воропаева и принцессу одних на кухне, снова лег. Честно говоря (простите меня, ребята, если прочтете), я специально не уходил так долго. Я надеялся, что бессонная ночь измотает моих гостей. Как выяснилось, надеялся я на это зря. Но это выяснилось позднее.

Также выяснилось, что моя жена не спала. Я обнаружил это, когда ложился. Не говоря ни слова, она заплакала. Плакала она тихо и не сопротивлялась, когда я ее обнял.

— Надо спать, — сказал я. — Он мой старый друг. Надо ему помочь. Что особенного? Отнесись ко всему с юмором и философски.

— Не могу, — сказала жена. — Вы все грязные, разложившиеся типы. А эта «принцесса»... У меня просто нет слов!

— Нет и не надо, не преувеличивай, сейчас в любом случае надо спать, — сказал я.

И что самое удивительное (не ожидал от себя такой самодисциплины) — заснул!

Как Штирлиц, моментально и на двадцать минут. А может быть, немножко больше. В общем, я заснул ровно настолько, чтобы ничего не слышать... Через какое-то время я проснулся от того, что кто-то тряс меня за плечо. Видимо, моя жена, несмотря на свою молодость и все ее занятия спортом, не могла похвастать таким уровнем самодисциплины, как я.

— Ты слышал?! — спросила она.

— Что?

— Ты что же... спал?!

— Ну да, — сказал я. — А что?

— Они кричали! — сказала моя жена. — Какая гадость! Я все слышала! Это было ужасно! Они очень долго кричали!

Я внимательно посмотрел на нее.

— Ничего ужасного, — сказал я. — У Воропаева давно не было женщины, а принцесса, очевидно, несчастлива в браке. Так бывает. Спи!..

И я повернулся на другой бок и заснул. Самодисциплина! А все почему? А все потому, что я дал себе такую установку, что, мол, ничего особенного не происходит, надо спать. Впрочем, во-первых, я был отчасти прав, потому что действительно, ну что особенного, а во-вторых, что я еще мог сделать?.. А возможно, это принцесса так напугала меня рассказами о своих театральных знакомых.

Около восьми Воропаев, заглянув в комнату, разбудил меня.

— Закрой за нами дверь, — сказал он.

Я на ощупь выбрался в коридор.

— До свидания, — сказала принцесса и вдруг — о чудо! — отвела глаза. Вид у нее был помятый. Неужели ей стало хоть немного стыдно?! Как говорил Станиславский, не верю...

— До свидания, — укоризненно сказал я.

Воропаев заметил мою укоризну.

— Это жизнь! — сказал он, пожимая мне на прощание руку. — Жизнь!..

— Чья? — спросил я вдогонку.

Но они уже ушли, и мне никто не ответил...

Вот и все. Могу только добавить, что Воропаев через пару недель позвонил, о чем-то долго говорил с моей женой и был, разумеется, прощен. А что с ним поделаешь, старый друг...

Принцесса, по имеющимся у меня сведениям, поступила в свою аспирантуру и благополучно изучает А. Платонова, но больше я ее пока не видел.

Единственное, что меня еще интересует на сегодняшний день во всей этой истории, — это не вернулся ли из изгнания ее царственный дядя.

Вы ничего не слышали?..

Слава СЕРГЕЕВ