РТУТНАЯ БОМБА. КОГДА ОНА ВЗОРВЕТСЯ?
Я уже пятнадцать лет хочу предупредить общество о грозящей ему беде. А оно предупреждаться не хочет. И от отсутствия взаимности я морально страдаю. А общество может пострадать вполне осязаемо. И я решил обратиться к нему через «Огонек».
Лет пятнадцать назад отец моего приятеля Игоря рассказал нам, что в 60-е годы он работал на заводе в районе Электрозаводской. Однажды заместитель директора приказал ему: когда стемнеет, зарыть в железнодорожную насыпь, к которой прилегала заводская территория, канистру со ртутью, она давно уже кочевала из одного конца цеха в другой. Никто не знал, что с ней делать. Утилизировать что-то ненужное в Советской стране было зачастую так же сложно, как и раздобыть что-то нужное. Тем более эта ртуть ни на чьем балансе не числилась, и никто никакой ответственности за нее не нес. Да и попробуй такое имущество куда-нибудь пристроить: ведь если нет бумажки на нее, то и ртути как бы тоже не существует. С другой стороны, соседство с этой отравой всех нервировало. Хотя в канистре она не представляет никакой опасности, ежу понятно, что все, что можно разлить, рано или поздно разольют. Так и возникла идея спрятать все в железнодорожную насыпь.
Выслушали мы Анатолия Ивановича. А время-то было какое — начиналась перестройка. И нам с Игорем тоже хотелось сделать что-то общественно значимое и полезное. Два дня мы сидели на телефоне: звонили в горком, райкомы, в городской и районные исполкомы, Министерство обороны, в различные подразделения КГБ, МВД, СЭС, в штаб округа и штаб гражданской обороны... Везде нас посылали. Нет, не туда, куда вы подумали, а просто дальше. Все отмечали важность нашего почина, но говорили, что они не имеют к этому никакого отношения, а нам надо бы позвонить... ну, скажем, вот сюда. Мы звонили... Ситуация осложнялась еще и тем, что железная дорога разграничивала два района. Руководящие работники обоих считали, что их территория заканчивается там, где начинает расти насыпь, то есть все это вне пределов их компетенции. Наши ехидные замечания, что пары ртути границ не признают, они оставляли без внимания.
Советский чиновник всегда жил по принципу: что бы ни делать — лишь бы ничего не делать. Ведь в условиях постоянно меняющейся генеральной линии партии тебе завтра могли поставить в вину то, за что еще вчера давали ордена. А что можно поставить в вину человеку, который вообще ничего не делает? Сотни тысяч горлопанов комиссарили в этой стране. Ничего не умея и не желая делать, они бегали из угла в угол и истошно кричали: «Выполним пятилетку за три года!» или еще что-то столь же актуальное. Начальство посмотрит на такого и подумает: «Молодец! Какая гражданская активная позиция! Надо его наверх двигать». Трудно разговаривать и договариваться с такой публикой.
После пятидесятого или сотого звонка кольцо замкнулось, и мы вернулись туда, откуда начали. Обзвонили всех по второму разу — и нас тем же манером везде отправляли дальше... Посвятить этой ртути всю оставшуюся жизнь мы не были готовы. Если бы Анатолий Иванович точно помнил, где зарыта канистра... Пошли бы и вырыли. Правда, не знаю, что бы мы делали с ней дальше. Но наш проводник был готов указать место только с точностью плюс-минус 10 метров. А организовывать масштабные раскопки ж.-д. полотна у нас не было ни возможностей, ни полномочий.
С тех пор у меня еще раза два случались приступы гражданской сознательности, и я опять (последний раз лет пять назад) начинал звонить по разным руководящим и направляющим организациям. И хотя КГБ переименовали в ФСБ, а райисполкомы преобразовали в префектуры и управы, результат был неизменен.
В 1996 году умер Анатолий Иванович. А недавно у меня в очередной раз появилось желание помочь человечеству. Связался с Игорем. Тот говорит, что, припоминая рассказ отца, мог бы указать место с точностью плюс-минус 50 метров. Думаю, существуют приборы, способные засечь закопанную максимум на метровую глубину емкость со ртутью. Все, что может протечь, рано или поздно протечет. И тогда эта операция обойдется во много раз дороже.
Я обращаюсь к городским, или федеральным, или не знаю, каким еще властям (все мы в конце концов дышим одним воздухом): разберитесь между собой, кто этим должен заниматься, и свяжитесь с нами по электронной почте, по е-mail: valery-abaced@mtu-net.ru. Мы же с Игорем чем сможем — поможем.
Вас. Абасед
ЯЗЫК — ТКАНЬ ТОНКАЯ
Серьезное это дело — защищать русский язык от русских... Жаль, что по-русски мы правильно говорить разучились.
... Фонарный столб рядом с метро «Университет». Объявления. Вот одно — парит ангелочек с сердечком, далее текст-зазывала: «Хотите выйти замуж заграницу?!», а ниже — бахрома с реквизитами некой Наташи. Как это «замуж заграницу»? Мало того, что предприимчивая Наташа открывает еще один канал утечки наших капиталов за рубеж (вспомним максиму «Литгазеты»: «Красота женщины — всенародное достояние!»), она явно не в ладах с родным языком. Но Бог с ней, недоучкой, возьмем официальный орган СМИ Московское радио. Оно потчует вот такой рекламой: «Лучше всех! Дешевле всех! Под этим лозунгом новый магазин «Вавилон» предлагает распродажу дубленок по очень дешевым ценам...» Надо бы проверить свои познания в русском языке: цены не могут быть дешевыми, дешевым может быть товар, цены же могут быть высокими и низкими, доступными и даже «смешными».
Начался учебный год и слышишь повсюду: «ко,лледж», «ко,лледж»... Но есть же хорошая книжка Розенталя, посмотрите. Случаются, правда, жаргонные послабления: моряки говорят «компа,с», геологи — «до,быча», юристы — «осу,жденный». Наши глаза и уши прямо-таки бомбардируют «риэлторы», «дилеры», «брокеры», «дефолты», «саммиты» и пр., хотя есть русские эквиваленты. Известный драматург Виктор Розов, затронув тему чистоты русского языка, сообщил, что во Франции принят закон, устанавливающий строгую административную ответственность за использование в СМИ иноязычных (в основном, английских) слов при наличии родных эквивалентов. И в нашем языке есть положительные примеры: мы говорим «самолет», а не «аэроплан», «вертолет», а не «геликоптер». Разумеется, нельзя перегибать палку, напирая на квасной патриотизм. Как-то цензор пытался А.С. Пушкину переделать «фонтан» на «водомет», а «галоши» на «мокроступы». И читали бы мы тогда поэму «Бахчисарайский водомет»...
Видимо, нужно не просто чувство меры, а хорошо сбалансированный научный подход.
В. СЕРГЕЕВ
Москва
ОТ КОРКИ ДО КОРКИ
Ну вы даете — полная версия «Огонька» on-line да еще и бесплатно! Это здорово, а не боитесь ли вы потерять своих подписчиков? Но я на этот вопрос сама отвечу, потому что, несмотря на чудо электронной коммуникации, я все равно покупаю журнал. Если получается — у нас в Киеве его почему-то сложно найти. Спасибо за качественные килобайты, все и всегда приходится прочитывать от корки до корки, не остановиться...
Анастасия
Киев
Детский лепет
«КАКИЕ СЕЙЧАС У РОССИИ ДВЕ ГЛАВНЫЕ БЕДЫ?» — спросили мы у детей
КАТЯ, 14 ЛЕТ: «Вы про дураков и дороги? Теперь другие две беды, посложней они будут... Первая — олигархи. Вторая, вытекающая из первой, — всем остальным тоже хорошо есть и пить хочется!»
ОЛЯ, 10 ЛЕТ: «Первая беда — это кризис, а вторая — мы сейчас очень много мусорим на природе. Она ведь тоже живая, ей больно...»
ВИКА, 10 ЛЕТ: «Нет у меня никакой беды, ни первой, ни второй... У России, наверное, тоже».
СЕВА, 9 ЛЕТ: «Главная беда — пожары, все время говорят, что у нас дома горят... А больше беды у нас никакой нет. Вообще».
АЛИСА, 10 ЛЕТ: «Первая — это, наверное, какая-нибудь политика, а второй беды нет, у нас с остальным все в порядке».
ДАША, 13 ЛЕТ: «В каждом городе свои. В Москве первая беда — экономика, а вторая беда — хулиганы. Вернее, хулиганы — первые, вместо дураков».
Детей опрашивал Саша ИВАНСКИЙ