Предприниматель в России — больше чем предприниматель. Иногда глядишь: как только обыватель сотню миллионов долларов засветил — он уже и не поэт, и не гражданин, а скитается где-нибудь в европах. Пережидает изменения политической ситуации или отмены уголовной статьи. А поделиться с широкой общественностью секретами мастерства отечественные предприниматели зачастую просто не успевают. На счастье, не все пока... Вот нам, например, удалось-таки получить ответ на животрепещущий вопрос: «Как наживаются самые большие состояния в мелком и среднем бизнесе?..»
ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬ
Предпринимателя, деньги предержащего, в равной мере окружает и холуйская любовь, и завистливая ненависть. Когда речь идет о больших состояниях, даже сторонний наблюдатель часто многозначительно усмехается: вроде как знаем, что все большие состояния нажиты нечестным путем. А искушенный наблюдатель из числа бандитов или налоговых инспекторов так и вовсе уверен, что нет такого вида трудовой деятельности, чтобы заработать больше тысячи долларов. А что непонятно, вроде как и не существует — и значит, не заработал. А не заработал — значит, наворовал. А наворовал — значит, делись.
Тяжек путь предпринимателя в России. Так что настоящий предприниматель, если свое состояние сохранить хочет, должен на все руки успевать — и в Думе законы пописать, и неприкосновенность там же себе обеспечить. Но даже неприкасаемые с большими состояниями из осторожности широкой общественности не хвастаются.
Что и говорить, при такой особенности менталитета российского предпринимателя я диву далась, когда с одним из представителей большого бизнеса разговор сложился такой доверительный... Ну, словно с налоговым инспектором.
— Сейчас объемы инвестиций в строительство, которое мы контролируем, превысили 200 млн. долларов.
— Ого! И как, бандиты не наезжали?
— Да разное поначалу было. Приходили всякие люди, интересовались. Некоторые угрожали. Только теперь мы так откровенно засветились, что приходить интересоваться смысла нет — все в прессе написано. Оказалось, свет — и есть лучшая «крыша».
Мы стали публичной компанией. Практически постоянно вместе с бухгалтерией работает аудит. А ведь недаром говорят: «Деньги любят тишину».
СИНДРОМ ПРЕДПРИНИМАТЕЛЬСТВА
Человека, у которого нашлось двести миллионов, зовут Николаем Федоровичем Карасевым, и является он президентом корпорации «Социальная инициатива и КО». Примечательна компания не только тем, что большие деньги в строительство инвестирует. Деньги-то хотя и на самом деле большие, но не фантастические.
Меня другое удивляло: компания в этом году десять лет отметит, то есть еще в СССР создана. И основал ее в то время военный, генерал-майор, начальник Управления гуманитарных наук Вооруженных сил СССР. Понятное дело, если бы охранную структуру или канал по сбыту оружия.
Несмотря на опасности и треволнения бизнеса, в душе моей никак не уймется предприниматель. И двести миллионов воображение подстегивают: как это скопил предприниматель, пусть расскажет, секретом мастерства поделится. Как копеечку к копеечке собирал, сколько из зарплаты генерал-майора сэкономил?
— Скажите мне, пожалуйста, как предприниматель предпринимателю...
— Вот как? Вы тоже — предприниматель? А каким же видом предпринимательства вы занимались? — заинтересовался Карасев.
— Не так круто, чтобы на миллионы долларов. Скорее по мелочи — вот, например, у меня пекарня была.
— А, да, да. Это, наверное, в 1993 — 1994 годах происходило. Тогда многие поддались соблазну развернуть хлебный бизнес. И все почти влетели на этом деле. А ведь почему: в то время правительственные чиновники на все лады расписывали перспективы поддержки малого бизнеса, даже объявили программу развития сети мини-пекарен. И вместе с тем продолжали протекционизм по отношению к государственным производителям. Поддерживали их и дешевым сырьем, и оборудованием. Как могли выжить в этих условиях частные пекарни, даже если выпускают продукцию прекрасного качества? Конкурировать с хлебозаводами производители не могли, даже если создавали сеть пекарен или даже холдинг. Бизнес оказался совершенно неперспективным. Да я все это и сам проходил, у меня самого сеть пекарен в то время в Подмосковье разворачивалась.
— Так, так. И что же дальше с подмосковными пекарнями произошло?
— Проблема сбыта — ладно. Так ведь воруют же, оказывается! Вот, например, в Дорохове я отдыхал в санатории, подружился с главным врачом. Смотрю — там помещения простаивают. Зачем простаивают? Давайте я вам пекарню поставлю! Будет общее дело, вы имуществом своим бесхозным в него войдете. Обрадовались работники санатория, давайте, говорят! Им же платят немного, а тут — собственное дело и расходов никаких. А буквально через неделю, после того как оборудование наладили, начали продукты пропадать. То мука, то маргарин. Дальше — больше. Хлеб-то продается за «черную наличку». Деньги учитывать перестали, а мне сказки рассказывали, что никакой прибыли — одни убытки. Зачем воровали? Не знаю. Наверное, думали, что у меня украли, а на самом деле — у себя. Я ту пекарню демонтировал и в другое место повез. Думал, там найду хозяйственников. А история повторилась. Долго я возил то оборудование, два с половиной года, три раза устанавливал, демонтировал. В конце концов надоело — нашел в одном из колхозов, как говорили, мастера — золотые руки. Привез ему оборудование — на, собирай, распоряжайся по-хозяйски. Месяца через два заглянул, как там дела у народного умельца. А тот очень творческий оказался человек — собрал импортную технику не по учебникам, а на глазок. Где молоточком пристукнул, где сварил намертво — уже не демонтировать. Но вопреки всем законам физики работают машины. И печь печет, и тестомешалки месят. Махнул я на это дело рукой и оставил ему все это хозяйство даром. Да и с другими пекарнями так же — сначала сдал в аренду семьям военнослужащих, а потом и арендную плату забыл получать. А в общем-то, пекарни мои сейчас шебуршатся потихонечку.
— А я продала свой бизнес — и как гора с плеч. Теперь с ужасом думаю о том, что если бы не удалось тогда выйти из дела без потерь, то на всю жизнь осталась бы рабом кредитов. А так легко работать по найму — кто-то за тебя подумает, заказы найдет, кто-то отчетность подготовит.
— Понятно, предприниматель — это вообще тяжело. Это редкий сплав качеств спортсмена, воина и ученого. Воля к победе, способность противостоять реальной опасности и творческая жилка. Западный образ есть распространенный — занялся предпринимательством — окунулся в волны штурмующего моря. И кстати, по оценкам западных специалистов, там у них только 3% населения способно к предпринимательству. И это там, где, казалось бы, чуть не каждый третий открывает какое-нибудь свое дело. Но в большинстве случаев частные фирмы долго не живут. Половина сразу же закрывается. От оставшихся половина — через год. Редко кто доживает до десятилетнего юбилея. Потому что чаще встречаются как раз не предприниматели, а люди, заболевшие синдромом предпринимательства.
— Ага. Намек понятен. Просто лечиться нужно.
— Ничего подобного. Я же не хочу сказать, что предприниматель — это хорошо. Или плохо. Просто аномалия, как, например, гений. Ведь как нормальный человек рассуждает? «Зачем самому велосипед изобретать? Найди тихое, спокойное место, работай добросовестно — свой труд продавай. Или прислонись к кому-нибудь, «хозяина» найди. В крайнем случае поплачься, денег попроси, социальной помощи у государства». А предприниматель все лезет куда-то, все добивается чего-то.
МАЛЕНЬКИЙ БИЗНЕСМЕН БОЛЬШОЙ ПОЛИТИКИ
Время было такое. Демократия, гласность, кооперативы. Каждый второй, под кем кресло закачалось, глядишь, предприятие открывает. Только в большинстве случаев, помнится, после сбора учредительных документов пыл у новоявленных предпринимателей поутихал. Как-то само собой разумелось, что если есть предприятие, то и работать должно само собой. Уж куда более адаптированные к бизнесу фарцовщики и спекулянты не удерживались на плаву. А тут — военные. Они же только и знают, что «упал — отжался». Даром что экономисты по образованию, так ведь еще и политработники.
Так или иначе, но в июне 1991 года возникла хозяйственная ассоциация социально-правовой защищенности военнослужащих армии, флота, МВД и КГБ. Предтеча нынешней «Социальной инициативы», с ныне новомодной формой юридической ответственности — коммандитное товарищество.
Фокус не в том, что у нас форма ответственности редкая. Факт, что мы «великими» при рождении оказались. То есть идея такая в основу была заложена, что по сей день структуру питает. Идея объединить группы предприятий в общих целях. Оттого и расширяемся с каждым годом. С ходу уже и своих «отпрысков» сразу не вспомню — сколько и в каком регионе «дочек» принесли нам «внучек».
— И все-таки вы у священной коровы стояли — на политработе. Неужто молочка не подоили?
— Да, это было странно, дико тогда. Начальник службы Главного военно-политического управления Вооруженных сил СССР — и вдруг предприниматель. Почти как диссидент. Многие недобро косились. Язов косился: «Что это он тут кооперативом занимается?» А для него тогда вся бизнес-деятельность обзывалась емким словом «кооператив». Но «наезжать» открыто опасался. Мы ведь были созданы при непосредственной поддержке Верховного Совета СССР, нас поддержал сам Лукьянов, и это много значило. Как мне рассказывали, Лукьянов тогда позвонил Язову: «Не тронь Карасева, он полезным делом занимается, мы его поддерживаем». Он не трогал, но я чувствовал: недолюбливает он меня. Последние три месяца перед ГКЧП прихожу на заседания, совещания, а вокруг меня — пустота. Никто рядом не садится, открыто не заговаривает. Одним словом — демократ.
— А что, ошибались товарищи?
— Не в этом дело. Тогда вообще все, кому не лень, себя демократами называли. Один, помню, преподаватель пил по-черному и своих слушателей... бил. А теперь — депутат, в передовых рядах борцов за права человека. Или другой, перебежчик — почувствовал, что Ельцин в силе, перебежал и жалуется последнему: меня преследуют за то, что вас поддерживал. Смех один. Да, конечно, нонсенс, когда в аппарате начальник службы — и вдруг кооператор. Хотя тогда и не запрещалось с государственной должностью совмещать предпринимательскую деятельность. Но ведь какая формулировка была: «продался за доллары». А нам обидно было — мы ведь ни копейки не получали, пока шел подготовительный период. И цель благая — заниматься социально-правовой защитой военнослужащих в связи с сокращениями. Создание рабочих мест, переподготовка кадров, решение всегда актуального квартирного вопроса. А тогда я денег с компаньонов-соучредителей даже в уставный фонд не взял.
— Но все-таки настоящие диссиденты с вами как с политработником, извините, на одной площади... митинговать бы не стали.
— Бесцельное занятие — митинговать. И вообще, с тех пор обрыдла мне эта политика до чертиков. Вот вы говорите: как это — священную корову не подоил. Да я ее собственными руками прирезал. Например, тогда стоял за отмену кафедры партполитработы. И действительно, заменил ее социологией и психологией во всех академиях. Вместо кафедры научного коммунизма ввел политологию. Поэтому откровенно скажу — неприятные часы пережил во время ГКЧП. Точно это за мной пришли. Да ну ее, эту политику, даже вспоминать не хочу.
— А как же смычка с бизнесом? Невозможно сейчас без поддержки. Да и бизнес строительный — это бизнес с властью.
— Да. Землеотводы, разрешения на строительства — все во властных структурах. Но все равно теперь стараюсь не переходить границы. Не отвечать на провокационные вопросы вроде, вы за кого. Прислонишься к такому политику — он упал, и бизнесмен упал. Вот и весь бизнесмен вышел. А мы уже как-нибудь сами, без политиков.
ПОЛНЫЕ ТОВАРИЩИ И ИХ ВКЛАДЧИКИ
Собственно, объяснить суть работы «Социальной инициативы» можно и проще — почти то же, что ЖСК. Были пайщики-военнослужащие. Была работа с бюджетными средствами и субсидиями, на этапе вывода войск из Германии работали по управлению ресурсами. Это к вопросу о пастбищах для священных коров. Но вот уже все войска расквартированы, бюджетные средства распределены, а субсидиями управляют чиновники. Можно бы и закрываться. Однако тут «Социальная инициатива» запускает в действие две самостоятельные программы — «ИпотекаСтрой» и «Двухэтажная Москва».
В условиях отсутствия эффективной политики ипотечного кредитования жилья программа «ИпотекаСтрой» становится одной из немногих, на которую уповает столичный житель. Очень уж дешевое у «Инициативы» жилье получается. Особых секретов нет, в основном «черт в нюансах». Хотя можно сказать, что большая экономия выходит за счет санации «незавершенок».
— Хотя бывает так, что и объекты незавершенного строительства, даже дармовые, могут предпринимателя в большой расход ввести. Помню первый наш опыт, в Химках. Мы тогда взяли пять объектов незавершенного строительства. Я человек не суеверный, на то, что история у долгостроев долгая, внимания не обратил. А вместе с тем три поколения предыдущих инвесторов там, оказалось, потеряли деньги и бежали без оглядки. Главное было, что объекты принадлежали УКС «Энергомаш»! Ракетчики! Казалось бы, серьезное предприятие, ВПК. Засекреченное. Как потом оказалось, УКС реорганизован в ООО, совершеннейшая частная лавочка и полный развал. А секретность теперь соблюдают, чтобы налоговики и прокуратура случайно на предприятие не просочились.
— Но объекты-то как? Бросили?
— Сдали. Я привык дело до конца доводить. Иначе и предпринимателем бы не был. Потеряли там миллиона три долларов. Зато сдали. Зато люди квартиры получили. Ни копейки не доплатили против обусловленного.
— И что, теперь начальники УКС, наверное, на Канарах загорают на те три миллиона?
— Да если бы! Это я потерял. Но и они не приобрели. Они же воровать не умеют! Да, приписки разные оформить — это мастаки. Но ведь куда деньги пошли? На оплату накопившихся долгов в основном. А мы за три миллиона колоссальный опыт приобрели.
И вот теперь — главное. Пока наш опыт по Москве тиражируется, мы дальше шагнули — предприниматель вообще должен чуть-чуть впереди идти, — подошли к реализации новой программы, накопительно-ипотечной. Называется «Накопи и живи». Ведь большинство нуждающихся — это те, кто имеет доход около 3 — 5 тысяч в месяц на семью. Их вообще никакие ипотечные программы всерьез не рассматривают. Да, прежде мне приходили мысли: а как бы сделать так, чтобы обеспечить жильем всех остро нуждающихся? Но как-то проблемой всерьез заняться все времени недоставало. А вот собрали как-то депутаты статистику жалоб своего электората, посмотрели мы вместе — батюшки, так ведь нет в городе таких организаций, которые могли бы юридически обосновать и аккумулировать ресурсы и заниматься строительством. И тут меня осенило: а ведь это правовая ниша нашего коммандитного товарищества.
— Знаете, вот у вас тоже, извините, условия как-то настораживают: строительство массовое, срок — восемь лет. Проценты опять же весьма солидные обещаете. Пирамидкой, извините, попахивает...
— И что это так журналисты на пирамиды ополчились? Пирамиды, вообще говоря, — полезная геометрическая форма. И производственная пирамида тоже весьма занимательное образование. Это когда за счет расширения объемов основан принцип воспроизводства. Ну, конечно, если говорить об умышленных финансовых пирамидах, то у них есть ряд завуалированных признаков. А в нашем случае в договоре все очень подробно оговорено. Важно уметь внимательно читать договоры.
— Но, знаете ли, намерения могут быть замечательными. А вот бизнес бывает неудачным. Я понимаю, вы экономист. Понимаю, рассчитали все до мелочей. И все-таки тут у нас Россия. Всякое может случиться. А чтобы объяснить ситуацию, уже давно названия подходящие придумали: форс-мажор, дефолт, секвестр...
— Одна из основных заповедей предпринимателя — знать заранее не как войти в проблему, а как из нее выйти. Время летит так быстро. Восемь лет всего — и вот уже вчерашние вкладчики пришли к тебе за квартирой. А это не такие вкладчики, как клиенты Инкомбанка. Это те, кто семьдесят долларов от души оторвал. Они же удавятся за свои деньги. И как мне жить дальше с этим кошмаром? Я же не самоубийца. А если говорить на языке цифр и фактов — мы застраховались от случайностей, дефолтов и секвестров. Сейчас залоговый фонд нашего жилья по программе «ИпотекаСтрой» оценивается в 2,5 млн. долларов. Мы связали две программы и минимизировали риски. Даже в нестабильной России работают законы сохранения стабильного бизнеса
Ольга БУХАРКОВА
|