КЛОУН СЕНЯ

КЛОУН СЕНЯ

Московский театр клоунады под руководством Терезы Дуровой. Серое громадно-незыблемое здание. У служебного входа обезвоженный бассейн, двухэтажный новенький германский автобус для гастрольных переездов и бывшая горбачевская «Чайка», ныне собственность театра.

Успешно миновав охранника на входе, попала я в коридор, где сновали непомерно пузатые, цветасто-веснушчатые лохматые существа с красными носами. Задребезжал звонок, и пестрая толпа вытекла во мрак закулисья. В тишине, в конце опустевшего коридора, стоял белокурый человечек с огромной шпагой, вдвое превышающей его личный рост.

Мгновенно определив меня в жертвы, человечек выставил вперед шпагу и бросился навстречу. Тихонько ткнув ее мне в живот, уставился с интересом.

— Здравствуйте, Арсений Геннадич, — робко начала я. Человечек озадаченно опустил шпагу. — Я пришла взять у вас интервью.

Неодобрительно покосившись на диктофон, человечек крикнул:

— Уки ввех! — и снова ткнул меня шпагой.

— Много журналистов вы вот так закололи? — спросила я растерянно.

— Да! — грозно сказал человечек.

— А сколько, простите?

Человечек показал мне пять растопыренных пальцев.

— Гена! Маша! — позвала жалобно я его родителей.

— Они фотогьяфиюются! — отрезал Арсений Геннадич. И быть бы мне шестым убиенным, если бы не Русалочка, серебристо-голубая, красивая. Согнулась из воздуха, сгребла человечка в охапку: «Сейчас я тебя, Сенечка, буду тискать и целовать!» Опустил человечек свое оружие и снисходительно сносил лобзания. А тут и мамаша с папашей подтянулись, смешные такие, она — Баба-яга, а он ее на голову ниже.

Мама Маша играла сегодня две сказки, поэтому то появлялась, то снова исчезала, а папа с Арсением Геннадичем согласились со мной поболтать.

— Арсений Геннадич, вам нравится быть клоуном?

— Да.

— Нравятся аплодисменты, цветы?

— Да.

— А для кого вам играть интереснее, для детей...

— Да.

— ...или для взрослых?

— Да.

Папа Гена (смеется):

— Он на все вопросы отвечает: «да». Я его спрашиваю: «Сенечка, ты пойдешь с папой в театр?» Он отвечает: «Да». — «А не подведешь папу?» — «Да!»

— Арсений Геннадич, почему так редки говорящие клоуны?

Сеня молча смотрит на диктофон. Откуда-то из-за спины возникает жующая бутерброд мама Маша:

— Он, в принципе, не разговорник. Говорит мало, больше показывает, играет. Сенечка очень артистичен, достаточно чутко ловит характер, поведение персонажа и воспроизводит его по-своему, по-детски, отчего получается особенно смешно, такая пародия на взрослого артиста.

Папа Гена: — Он знает партитуры всех ролей в спектаклях и, в принципе, если что, может заменить любого из нас, Барабашку, Русалочку.

— Подсиживает ветеранов?

— Да, да, да. В одном спектакле у нас есть такие персонажи — Поганки, ему очень нравятся. У них медленная пластика, в рапиде, и он показывает их как-то по-своему, от головы запускает такую волну по всему телу. Тереза Ганнибаловна даже решила ввести его в этот спектакль белым грибочком. Меня вот тоже подсиживает. Сеня, кого играет папа?

Арсений Геннадич прекращает борьбу с микрофоном, шлепает ладошку на лоб и взывает трагически: «Бить не бить, вот чем вопес!»

— Старшие коллеги не ревнуют его к своим ролям?

Папа Гена: — Они его уважают. В конце прошлого сезона, на закрытии, был у нас небольшой банкет, и Тереза Ганнибаловна Дурова вручила ему грамоту в рамке «Дебютанту сезона-2000 Арсению Краковскому», приклеено 100 рублей, печать и подпись. У Терезы Ганнибаловны дома стоит такая же, ей вручили ее, когда она впервые вышла в манеж, только у нее приклеен рубль какого-то года, а у Сенечки — сто рублей.

Арсений Геннадич: — Мани, мани, деньги в камане!

Папа Гена: — Это он как-то ни с того ни с сего сочинил стишок.

— Не так уж и ни с чего. Арсений Геннадич, а на сцене кого вы играете?

— Додик.

Папа Гена: — В спектакле «Ниоткуда с любовью» Сенечка играет сына еврейско-армянской семьи, зовут его Додик. Папаша в круглых очках, с усиками, в майке, мамаша в халате, а Додик в пижаме. Открывается занавес, эта троица стоит, сложив ручки на животах, а потом танцует что-то вроде степа, Сеня ужасно смешно за ними все повторяет. Думаю, скоро его можно уже будет научить бить степ профессионально. У него отличное чувство ритма.

Когда ему было два года, в театр привезли новую барабанную установку, он подошел, сел за барабаны, взял две палочки и вдруг совершенно осмысленно начал стучать: ду-ду-дув, по тарелке — дзынь! туф-ду-дув-дув! Мы с барабанщиком застыли в изумлении. Он бил так легко, словно всегда этим занимался. Еще в спектакле он водит джип аккумуляторный. Мамаша бежит с чемоданами, а он едет за ней на машине с достаточно большой скоростью. Очень хорошо ездит. На одном из первых спектаклей он, правда, задавил парочку артистов, но теперь уже водит аккуратно. Вообще, когда Сеня на сцене, все остальные артисты, в принципе, могут расслабиться, он так непосредствен, что все зрители смотрят только в его сторону.

— И у него, наверное, уже есть свои поклонницы?

— Да-а! Цветы ему дарят, однажды подарили огромную мягкую игрушку. Сень, кого тебя подарили?

— Дакона касного.

— Красного дракона, он тут же его оседлал.

Среди Сениных поклонников есть личности известные: Алла Борисовна, Кристина Орбакайте, Валентин Юдашкин.

Каждый год в Театре клоунады проходит праздник, посвященный Первому сентября. В этом году на сцену выпустили Арсения Геннадича. Его за ногу извлекли из чемодана, дали гитару, и он пародировал рок-музыкантов. А потом, к ужасу музыкантов всамделишных, Сеня на этой гитаре летал, его крутили-вертели так, сяк и наперекосяк, он делал всяческие перевороты через голову, отцеплялся и садился на шпагат. Зрительный зал ревел от восторга!

— Вы не боитесь за него?

Папа Гена: — Со стороны это, конечно, выглядит страшновато, но он делает это очень ловко с первого дня своей жизни.

— Еще бы, научишься быть ловким с такими-то родителями, выжить, наверное, хочется!

— А что такого? Это развивает тело и вестибулярный аппарат.

Тут папа Гена хватает Арсения, тот повисает на его руках, как на спортивных кольцах, делает в воздухе переворот через спину, наблюдая вниз головой за моим ужасом, довольный, отпускает папу и встает на руки. Смотрит на меня строго и вопросительно.

Мама Маша шепчет мне на ухо:

— Дома, после выступления, он просит, чтобы ему аплодировали. — Спохватившись, начинаю хлопать, но — поздно, Арсений Геннадич уже потерял ко мне интерес и сосредоточенно заковырял в носу.

— А что вы любите, Сенечка? — пытаюсь я подлизаться.

— Пиво, — бурчит неохотно.

Папа Гена: — Да-а, пиво он любит! У него есть своя кружечка из-под меда, она с ручкой, очень похожа на пивную. Обязательно пьем с рыбой, мы были на море под Таганрогом и привезли много сухой соленой рыбы, он ее очень любит. И вот, мы пива ему наливаем, он берет свою кружечку, просит, чтобы мы чокались, мы ему говорим: «Сеня, скажи тост!» Он говорит «Тост!» Недавно начал пить уже «за бабушку», «за маму», «за папу». Вино тоже очень любит, больше всего — домашнее, бабушка у нас делает малиновое. Но что-то мы все о пьянках...

— А что? Ведь он артист.

— Ну правильно, артист должен пить. Но должен еще и закусывать, а кушает он слабо...

— В основном, выпивает. Может, он уже и за девочками бегает, гуляет один?

— Одного не отпускаем, но он может уйти куда-то сам, ничего не боится. Потом бежишь его искать. Мы в лагере его однажды потеряли. Была ночь. У нас планерка в клубе (мы в пионерлагере были культмассовым сектором), а он ушел из клуба. Ночь, 11 часов, темно — пошел на дискотеку. К нам прибежали ребята: «Ваш Сеня на дискотеке танцует!» А он там дрыгается в кругу, его там все знают, местная звезда.

— А кому в голову пришла эта циничная идея — эксплуатировать детский труд?

— Бабушки наши далеко, сами мы не местные, и детей приходится водить с собой на репетиции, на спектакли. Ну а раз он в театре, чего бестолку болтаться, надо пользу приносить. Но сейчас мы приобрели Сене нянечку, он ее заставляет по шведской стенке лазить. В спектакле «Что бывает раз в году?» на сцену сверху падает огромный парашют, из-под него разбегаются клоуны. Сеня говорит нянечке: «Давай, лезь парашют на люстру бросать!» Она: «Сеня? Куда?» Он ей показывает. Тряпка — это значит парашют, она падает, он из-под нее выскакивает, залезает на трапецию, качается на ней и плачет: «Вот, у меня дня рождения никогда не было!»

— Довели ребенка!

— Это Ба-ра-башка в спектакле так плачет, а Сеня — повторюшка. Дети, они как губки, впитывают все, что видят. Недавно нянечка посмотрела по телевизору этот спектакль, он ей очень понравился, я думаю, она теперь будет лазить вместе с ним. А куда деваться?

— Нянечка — обычная, нормальная женщина?

— Да, вполне. Она уже взрослая, ей лет сорок пять.

— И в таком сознательном возрасте она лазает по шведской стенке на люстру?

— А что делать?! (Смеется) У Сени характер — дай бог! Если чего захочет, сразу ясно, кто в доме хозяин. Однажды в лагере в тихий час мы уговаривали его лечь в постель. Он ни в какую! Встал, уперся ручками в спинку кровати и застыл. Через какое-то время смотрим — а он так стоя спит. Нет, если он чего-то не хочет, его не заставишь.

— А он может так же не захотеть играть спектакль?

— Со спектаклями такого еще не было, хотя он человек настроения. Может проснуться и сказать: «Я не поеду в театр!»

Мама Маша: — У него нет еще ответственности, чувства долга, хочет играть — играет. Но с ним можно договориться, чем-то заинтриговать. У него есть авторитетные люди, которых он слушает. Мы на них ссылаемся.

— Вы уже берете его с собой работать в ночные клубы?

Папа Гена: — Рано еще. Ребенок ночью должен спать. И так уже, когда была репетиция перед Первым сентября, с гитарой (а репетиция была долгая и попала на время, когда он обычно спит), он делал переворот на гитаре, отпустил ручки и упал. Ну ничего, ударился немножко.

— Но вы, вообще-то, осознаете, что у вас растет уникальный артист?

Папа Гена: — Ну пусть растет. Может, ему это все надоест. Можно же перекормить. Сейчас пока он воспринимает это как игру, ему интересно, когда начнутся новогодние спектакли, каждый день по два, по три, он, может быть, устанет.

— Арсений Геннадич, вы не устанете?

— Нет!

— Ну вот, а папа говорит, что вы всегда отвечаете: «Да».

Наталья СТАРЫХ