ЗАРЫТЫЕ В ЗЕМЛЮ ДЕНЬГИ

Обеспечивают вам комфорт и спокойствие

ЗАРЫТЫЕ В ЗЕМЛЮ ДЕНЬГИ

Почти новое, лишь чуть помятое шумной ребятней, самолетное крыло валялось метрах в пятидесяти от нашего дома. Каким ветром занесло его в Богом забытое Бескудниково, никто не знал.

— Смотри, сколько алюминия валяется, — говорил я жене, упираясь ногой в блестящую поверхность, — тонны две, не меньше. Бешеных денег стоит.

— Если стоит, то взял бы и продал.

— Да куда я его продам-то? И как довезу? Тут машина нужна.

Машины у меня тогда не было, и крыло провалялось во дворе еще полгода. Пока некие загадочные личности не увезли его в неизвестном направлении.

Тому прошло десять лет. А я все никак не могу успокоиться и забыть про это злополучное крылышко. Да и подумать: прямо перед моими окнами валялись три тысячи долларов, а я их не взял...

Нет, и сейчас на улице можно запросто раздобыть пару-другую центнеров стратегически ценного лома. Например, переведя на него пару-другую центнеров стратегически важного телефонного кабеля. На восстановление которого, кстати, этот лом и пойдет. Интересная получается цепь, совсем как в учебниках по политэкономии «товар — деньги — товар», только немного иначе «кабель — лом цветных металлов — кабель». Настоящая экзотермическая реакция с выделением большого количества тепла в виде денежной массы. Можно было бы, конечно, исключить промежуточное звено, а именно лом, и просто нести в скупку целиковые куски вырезанного кабеля, но тут государство уперлось: не разрешает принимать этот продукт, только в виде отходов. Но не мне вам говорить, что процесс создания отходов крайне прост и доступен каждому, даже хроническому алкоголику с хронической же болезнью Паркинсона.

«Купим дорого! Лом цветных металлов. Без выходных. Возможен вывоз. Телефон ..., лицензия №...» Таких объявлений я насчитал в обычной бесплатной газете, кою мне бросают в ящик дважды в неделю, двадцать два.

— Добрый день! Вы принимаете телефонный кабель?

— Нет, не принимаем. Мы принимаем только отходы телефонного кабеля.

— Это как?

— Ну, если, например, кабель не целый, а кусками по метру.

— Значит, если я его порежу, то вы его примете?

— Сколько весит?

— Ну, килограмм восемьдесят.

— Свинец или медь?

— Свинец.

— Примем по двадцать пять центов за килограмм.

Вот так, все просто и понятно. Свинец по двадцать пять центов, медная сердцевина в два раза дороже. Остается только спуститься в коллектор, обрубить конец кабеля и вытянуть его из коллектора поблизости. Затем обжечь где-нибудь за гаражами пластиковую изоляцию, порезать огарок на примерно равные небольшие куски и везти продукцию в ближайший пункт приема вторичного сырья. Где уже лежат в огромных жестяных ангарах тонны бывшего телефонного соединителя.

Легко жить в условиях кризиса, все можно списать на отсутствие денег, на невыплаты заработной платы, на голодных детей и на больных родителей.

— А куда мне деваться? — заявляет задержанный на улице милицией гражданин Иванов, тащивший в неизвестность восемь метров обожженного средства телекоммуникаций. — Я же зарплату уже полгода не получаю. А дети есть хочут. Вот и приходится выкручиваться. Да я и взял-то всего ничего, рублей на триста.

Это сейчас он во всем признается и раскаивается. Часа через полтора он обязательно скажет, что нашел свою добычу на помойке. С него возьмут штраф в размере материального ущерба, то есть по двадцать пять центов за килограмм свинца и раза в два больше за килограмм меди, и отпустят на волю. К новым телефонным колодцам и ангарным скупкам металлолома.

— В прошлом году в Москве был целый взрыв хищений кабеля, — рассказал мне начальник службы безопасности ОАО «Московская городская телефонная сеть» (МГТС) Александр Жилин. — В три раза больше срезали по сравнению с девяносто восьмым. Представляете: 155 фактов порчи кабеля в 99-м году, против 51 в 98-м.

— Я извиняюсь, порча кабеля — это вырез куска?

— Необязательно. Порча на кабель может быть наведена тремя способами: вырезом, перерезом и бомжами.

— Господи, а бомжи-то каким способом на коммуникации воздействуют?

— Самым непосредственным. Они живут рядом, проще говоря — в наших колодцах. А что, там тепло, дождь не капает, кое-где даже свет есть. А когда холодно — разводят костерчик. Вот он-то и портит нежные телефонные конструкции.

— Ну, ладно, с бомжами понятно, но перерез-то кому нужен? Или это при рытье канав лопатой перерубают?

— Нет, лопата здесь не возьмет, здесь экскаватор нужен. А вообще перерез — это довольно распространенный способ телефонного хулиганства. Кстати, не такой безопасный, как кажется в начале. Дело в том, что девяносто процентов квартирных ограблений начинаются как раз с перерезания телефонной линии, идущей в нужную квартиру. Подобраться к этой линии несложно: открыл шкафчик на этаже, достал кусачки, две секунды, и квартира отрезана от всего мира, все же коммуникации наружу торчат. Для пущего эффекта можно еще и телевизионный кабель отодрать. Через некоторое время хозяин сам открывает дверь налетчикам.

— Какой ужас! А что же делать в таком случае? Открывать окно и кричать «караул»?

— Нет, это рановато, ведь отсутствие сигнала в линии — это совсем не обязательно налет. Возможно — просто поломка, возможно — телефонный маньяк...

— Какой-какой маньяк?

— Телефонный. В этом году у нас один такой появился. Действует быстро, профессионально, орудует в Восточном округе. Просто входит в подъезд, открывает стояк и обрезает телефонный кабель, после чего все закрывает и уезжает. Мы его три месяца выслеживали.

— Выследили?

— Не совсем. Но напугали. Во всяком случае, деятельность свою он приостановил.

— И как же вам удалось его напугать?

— Так мы же не одни работаем, нам помогает и милиция, и ФСБ, и подразделение «Р»...

— Класс. Подразделение «Р» — это почти как «подразделение «Дельта».

— «Р» — это сокращенно. На самом деле подразделение называется Управление по борьбе с преступлениями в сфере высоких технологий. УПБПСВТ. Аналогичное подразделение в ФБР называется «R», от «radio», и у нас назвали «Р». Вот они по своим каналам установили круг тех лиц, кто мог этим заниматься, и провели превентивную беседу, после чего случаи такого перереза прекратились.

— Много было таких случаев?

— 27 доказанных эпизодов. Это уже на уголовное дело тянет. Но скорее всего отсутствие сигнала в линии — это просто банальный вырез.

— То есть кража кабеля?

— Совершенно верно.

— Я, честно говоря, не понимаю, в чем проблема. По мне, так надо просто позакрывать пункты приема цветных металлов, и кражи кабеля прекратятся сами собой.

— Если бы все было так просто. Оно конечно, спрос рождает предложение, но... В некоторых областях отчаявшиеся губернаторы позакрывали скупки, ну и что? Уже через месяц решения губернаторов были признаны незаконными и утили заработали с новой силой. Причем выступали в их поддержку в основном даже не хозяева, а местное население, которое с кабеля и живет.

— Так что, бороться с ними бесполезно?

— Ну почему. Вот, например, по Москве нам удалось добиться того, что количество скупок за последний год сократилось вдвое. Вместо 117 осталось порядка шестидесяти. И самое интересное, знаете что?

— Не знаю.

— Три четверти из оставшихся пунктов сосредоточены в одном округе — в Восточном. Там же происходит порядка семидесяти процентов всех краж кабеля по Москве. То есть корреляция между количеством приемных пунктов и интенсивностью краж вполне определенная.

— Определенная, остается только выяснить, что первично.

— Да что бы ни было. Ясно одно — с уменьшением количества скупок цветных металлов падает и интенсивность краж кабеля. И действительно: в два раза сократилось количество приемных пунктов, и сразу количество краж упало почти что в три раза. То есть зависимость даже не арифметическая, а геометрическая.

— А нельзя скупкам запретить принимать промышленный лом?

— Так они и не имеют права его принимать, есть специальный указ президента с длинным названием «О дополнительных мерах по обеспечению безопасности функционирования важнейших отраслей экономики», запрещающий не то что прием кабеля, а вообще цветного лома в форме, не позволяющей установить его происхождение. Но уж слишком велика выгода от таких операций. Судите сами: тонна алюминиевого лома на заводах Вторчермета стоит 1000 долларов, тонна меди, бронзы и латуни — 1200 долларов, свинца — примерно 600, а закупочная цена на эти товары 500, 600 и 300 долларов соответственно. Навар — 100%. За такой куш можно и рисковать.

— И бороться с этим злом невозможно?

— Почему невозможно, мы же боремся. И небезуспешно. Вот за девять месяцев прошлого года зарегистрировано порядка полутора сотен случаев порчи кабеля, а в этом году — всего 58. В три раза меньше. Причем треть всей порчи навели бомжи.

— А вы говорили, что за весь прошлый год краж было 155. Что же, за последние три месяца прошлого года было всего пять инцидентов?

— А вы вспомните, какие это были три месяца. После взрывов в домах москвичи не то что посторонних людей к подъездам, наших рабочих к нашим люкам не подпускали. Милиция везде была, какие уж там кражи...

— Да, было дело. А нельзя просто позакрывать колодцы на замки, да и дело с концом?

— Мы и закрыли. Только уже через неделю ключи от колодцев появились в продаже на Митинском рынке. Но все равно краж стало меньше. Да и воры стали другими: раньше это были в конец разложившиеся личности, которые сдавали кабель «на опохмел», сейчас же — это вполне сложившиеся коллективы хорошо одетых и подготовленных людей. Они приезжают «на объект» на машинах, быстро перерубают кабели в коллекторных сцепках, быстро его сматывают, грузят и уезжают.

— И целый район на месяц остается без телефонов?

— Ну что вы. Уже через три-четыре часа телефоны снова работают.

— Как это?

— О повреждении кабеля на станции узнают сразу. В кабель специально закачивается под давлением воздух, и как только давление начинает падать, диспетчер получает сигнал о повреждении на кабеле. Далее при помощи специальной аппаратуры устанавливается, на каком метре произошел обрыв, и туда отправляется группа кабельщиков. А все отключившиеся телефоны на время аварийных работ перебрасываются на резервные кабели. Лишать людей телефона надолго нельзя, ведь без телефона человек не может ни вызвать «скорую помощь», ни позвонить в милицию. Просто позвонить родителям не может. Оставлять человека без телефона — это жестоко. Мы теперь даже должников по межгороду не отключаем.

— Разве?

— Не отключаем. Дело в том, что в последнее время участились случаи телефонного пиратства, и мы получаем очень много заявлений. Вот получает какая-нибудь бабулька счет на двадцать четыре тысячи рублей за пользование сексом по телефону в ЮАР. Что, отключать у нее телефон?

— Жестоко... Проще сразу убить.

— Вот и мы думаем, что не надо отключать, поэтому бабушка просто пишет заявление, и мы ее не трогаем.

— А на кабеле вы много теряете?

— Порядочно. Вот человек думает: вырезал я два метра, это же для государства копейки! А ведь зачастую из-за такого выреза приходится менять целый участок кабеля, метров сто-двести. Плюс стоимость работы, плюс аврал на телефонной станции. Итого все выливается в круглую сумму.

— И что делать?

— Что делать? Воров наказывать.

— А то не наказывают.

— Именно. Вот в прошлом году нами было возбуждено 39 уголовных дел, по которым в качестве обвиняемых проходил 51 человек. Из них 10 были привлечены к административной ответственности, то есть к штрафу.

— Остальных посадили?

— Остальных отпустили. За недоказанностью. Попробуй докажи, что он этот кабель вырезал, а не под забором нашел. А тут надо, как с наркотиками или с оружием: нашли их при тебе — значит, виновен. Так, чтобы это уже было составом преступления. А пока у нас этого нет, кабель будут резать.

— Короче, надо менять систему?

— Именно. Или поскорей строить новые, цифровые станции, между которыми будут тянуться оптико-волоконные кабели. Их-то пока еще в скупку не принимают.

Константин ВОРОБЬЕВ