ПОСЛЕДНЕХОД

Кто бы мог подумать! Мы и сами были уверены, что все — нету больше живых пароходов. Ан нет! Оказывается, из XX века вплывет в грядущее тысячелетие вещь из века XIX — последний живой пароход России. Это ли не поразительно?

ПОСЛЕДНЕХОД

Впервые мы увидели его на Оке в этом году...

Ока середины лета — широкая, но не потрясающая воображения речка. Наш капитан за штурвалом. Мы идем в Нижний. Не на пароходе идем, конечно, пароходов-то нет больше. Посудина у нас вполне свеженькая, но маленькая — метров двадцать в длину, название судна соответствующее — «Колхозница». Как раз поросят перевозить, а для людей с трудом приспособленное. И вдруг после очередного поворота реки появляется встречный кораблик. Мы сначала даже не поняли, почему так пронзительно закричал наш видавший виды капитан. Потом только прислушались...

— Пароход! Настоящий колесный пароход! Боже мой, боже мой!..

Встречный резво приближается, на борту становится видно название — «Быстрый». По сравнению с нашим судном он кажется просто гигантом. Пароход проскакивает мимо нас, дает гудок и скрывается из виду. Еще минута — и затихает шлепанье колесных лопастей о воду.

А наш капитан между тем чуть не плачет:

— Я-то думал, что пароходов уже не осталось. А он — вон. Я думал, последний порезали после съемок михалковского фильма про этот... мохнатый хмель... теперь этот пароход уничтожен. А вы знаете, что, когда фильм на пароходе снимали, он шел обычным рейсом, с пассажирами? До семидесятых они ходили по Москве-реке. Я в молодости ходил на них несколько раз. Удивительное ощущение — это не дизель, поэтому нет постоянной вибрации на корпусе, ничего не дрожит — тишина, только колеса плицами — это лопасти — плещут по воде да пар шипит. На пароходах опытные капитаны по звуку плиц о воду определяли, с какой стороны мельче. Иногда очень выручало. Все равно садились на мели, конечно. Но и снимались легко, у них осадка-то меньше метра — плоскодонка. Ой... Жизнь-то как быстро прошла...

И тут мы понимаем — найдем! Кровь из носу — мы его найдем, это последнее пароходное достояние России...

Дальше было черт знает что — звонки старым друзьям, поиски зацепок в судовой инспекции. Над нами смеялись. Чего? Пароход? Легче прошлогодний снег найти... И все же нашли.

— Есть! Есть, оказывается. Принадлежит... ага, такой-то коммерческой компании. Порт приписки... Москва!

Звоним в эту фирму:

— Пароход? Ну да, есть у нас один. Зачем купили? Да так как-то. Пусть будет... Он в Ярославле сейчас стоит, в затоне, за водокачкой...

Через несколько часов мы были в Ярославле. Ищем затон и водокачку. И вдруг...

— Да какая водокачка! Смотри!

Над пристанью торчит пароходная труба. Настоящая, с черным дымом и свистком. Действительно, какая, к чертям, водокачка?

И вот мы на борту. Настоящего парохода! Здесь все не так, как у людей.

— Здесь, чтобы завестись и пойти, целый день нужен. Это ж не дизель. С самого утра греем, — говорит кочегар Володя. — Хотя однажды за три с половиной часа стартовали, просто с места сорвались.

Кочегар крутит вентили подачи топлива и пара — выводит котел на рабочий режим.

— Раньше «Быстрый» на угле ходил, а сейчас переделали на мазут. Мазут давлением пара впрыскивают — изобретение 1886 года. Жрет, конечно, пароход топливо... Сорока двух тонн хватает всего на семь суток. То есть на ходу расход 250 килограмм за час, а на стоянке — около 600 килограмм в сутки. На угле было экономичнее, конечно. Но не намного. Зато теперь черного дыма нет, как от угольной топки. Так, чуть-чуть над трубой марево. Только на переходных режимах черное облако вылетает.

Метровый язык пламени в топке начинает гудеть. Над трубой появляется черный дым, вот он и есть — переходной режим. От котла веет жаром. Володя смотрит вверх, на большой манометр.

— Максимальное давление — восемнадцать, но мы больше пятнадцати не поднимали — боязно. А на манометре самое большое число — шестьдесят. Взорваться может.

Мы уходим к паровой машине. Она двухцилиндровая. Причем поршни разные! Один большой — низкого давления и один маленький — высокого. Машинист Геннадий ждет сигнала из рубки. Звучит звонок, и стрелка телеграфа перемещается на сектор «малый ход». Гена немного переводит ручку подачи пара, поршни в двух цилиндрах медленно начинают вращать вал с колесами.

— Пароход «Ласточка» помните? Ту, что Михалков в «Бесприданнице» снимал? Здесь один из ее поршней работает. Ее, бедняжку, недавно на металлолом разрезали, а ведь все восстановить хотели...

Отходим! А знаете, как стартует пароход? Рывками, как весельная лодка. Плицы шлепают по воде. Эть! Эть! Эть! Но вот набран ход, и пароход идет уже ровно. За штурвалом стоит Алексей, второй помощник. Справа от него — телеграф с указателем, выставленным на средний ход. Сбоку от штурвала блестят латунью переговорные трубки.

— Был у нас механик, пил он сильно до того как к нам пришел. И привел как-то раз жену на пароход. Я экскурсию для нее проводил, а он тем временем на берегу был. Ну и говорю ей: вот трубки, чтобы пиво вниз механику наливать. Она ничего не сказала, только насупилась. Потом у другого механика про эти трубки спрашивала, так он ей то же самое — про пиво — сказал. Скандал потом мужу она закатила! Только сам капитан ее смог переубедить, что эти трубки нужны для переговоров рубки и машинного отделения.

За кормой ничего не бурлит. То есть кильватерный след есть, а пены нет. Забавно и непривычно.

— Вот бы колеса могли вращаться в разные стороны! — мечтает Алексей. — Можно было бы разворачиваться прямо на месте! А так диаметр циркуляции — два с половиной корпуса.

— Это что такое?

— Диаметр поворота — 125 метров. Понял?

Наш «Быстрый», хоть в длину почти пятьдесят метров, но один из самых маленьких колесных пароходов — меньше не бывает. Буксирный потому что. Раньше баржи таскал по Вятке. «Быстрый» сделан на заводе «Ленинская кузница» в Киеве в 1955 году.

— Хорошо построен, — гордится старпом. — Приезжали специалисты из Питера — пытались померить крен, гоняли балласт с борта на борт. Не кренится! Ну, может, самую малость.

О славном прошлом напоминают красные звезды, серп и молот на трубе. Судовая инспекция давно точит зуб на эти святые, можно сказать, для каждого советского человека символы.

— Нет, — говорит Алексей. — Нельзя их трогать. Мы же последние. Музей.

Набираем скорость, выходим на фарватер. В машинном отделении медленно, как проигрыватель пластинок, вращается вал гребных колес — 33 оборота в минуту. Скорость парохода — 14 километров в час.

Тихое шлепанье плиц о воду. Умиротворяющий главный звук. Есть и еще один звук — шипение пара. Пар приводит в действие и электрический генератор, и водяные насосы, и замечательный своей производительностью пожарный насос. Даже якорь на носу поднимается маленькой паровой машиной!

Все управление на «Быстром» осуществляется вручную. Из современного оборудования — только связь да космический передатчик, по которому в Москве фирма-хозяин отслеживает местоположение парохода. Чтоб не пропал.

Полный комплект экипажа — 14 человек, одни энтузиасты. Неэнтузиаст здесь не выживет, ведь им приходится проводить большую часть года на «Быстром», вдали от дома. Несколько человек из Москвы, один из Кинешмы, кто-то из Костромы и Ярославля.

У «Быстрого» удивительные обводы — половину ширины корпуса, словно уши, занимают гребные колеса. Большие, два метра семьдесят сантиметров. Чебурашка. А ведь выжил этот Чебурашка практически чудом. Потому что долго работал пародателем — это такое судно, стоящее на приколе у пирса, которое производит пар для очистки емкостей танкеров и никуда не плавает. Если бы не такая работа, порезали бы давно музейный экспонат. А потом пароход купила фирма и полностью восстановила.

— А ведь когда-то в селах на Волге, — вспоминает старпом, — чуть ли не большая часть мужского населения работала на пароходах. Существовали целые династии речников. Теперь не то. На дизельных судах и команда поменьше, и интерес не тот.

Что такое пароход? Пароход — это пар. А что такое пар? Пар — это баня. Если у тебя куча дармового пара, как не использовать его для бани? Никак невозможно... Механик Иван Иванович запускает нас в баню. Это маленький закуток, в котором только лавка, бак для воды и паровой кран из стенки. Кран замотан тряпками — чтобы не обжечься. Открываем кран. Оттуда прет пар. Жарко. Баня.

После бани дневная жара кажется прохладой. Впереди знакомый затон, через полчаса «Быстрый» причалит к дебаркадеру и выключит котел. Кочегары будут внимательно следить за давлением по главному манометру и каждые два-три часа зажигать котел заново.

— А дальше что?

— Как что? Скоро получим от инспекции все разрешения, будем катать пассажиров, — отвечает Игорь Анатольевич Антиповский, первый помощник капитана. — Теперь все будет хорошо.

И снова вечер в Ярославле. Пустынные улицы старого города. Кое-где сквозь асфальт угадываются старые булыжные мостовые, едва слышен звон колоколов. Электрические столбы в начале века уже были, цветные пластиковые вывески над магазинами совершенно не портят впечатления. Не хватает только рекламы пароходного общества «Самолетъ»: «40 комфортабельно устроенныхъ легко-пассажирскихъ пароходовъ американского типа совершаютъ правильные рейсы по всей Волгъ отъ Твери до Астрахани съ остановкою во всехъ доступныхъ городахъ». И Волга становится снова рекой, а не каскадом водохранилищ. И пароход — самое быстрое и надежное средство добраться до Нижнего.

Александр ОБУХОВ, Дмитрий НАЗАРОВ