ПРОЩАЙ, МАСТЕР

ПРОЩАЙ, МАСТЕР

«Ефремов всегда воспринимался учителем, руководителем, вождем. Табаков прозвал его «фюлером», иногда мы называли Олега «дуче», но ласково и любя, бесконечно уважая в нем актера, режиссера, человека. Все мы были его учениками, все обожали его и подражали в манере игры. Нас за это даже упрекали в прессе: «В первые годы «Современника» нередко создавалось впечатление, будто по сцене ходят несколько ефремовых...» Ефремовское во многих из нас сидит так прочно, что отрешиться от него окончательно вряд ли удастся».

Михаил Козаков. «Актерская книга»

ОЛЕГ ТАБАКОВ:

— Он бы л последним живым моим учителем. Моим педагогом в Школе-студии МХАТ. Когда я учился на четвертом курсе, образовался «Современник», тогда еще Студия молодых актеров. Потом был 57-й год — и «Вечно живые». Потом — большой отрезок жизни в четырнадцать лет до 1970 года, когда он стал главным режиссером, а я — директором «Современника».

Вместе с ним уходит эпоха. Это не высокие слова, это на самом деле так. Он был рыцарем театра, одним из последних, как стойкий оловянный солдатик. Он делал живой театр, когда многое было нельзя. Он знал, как это делать. Когда все можно — многие знают. Многое из того, на чем я стоял и выстоял, исходило от него.

У нас в подвале есть странные живые репортажные фотографии, когда он приходил к нам на годовщины. Ему все было важно, интересно. И если мы были его дети, то мои ученики — его внуки. Это то, что останется после него.

ЕВГЕНИЯ ДОБРОВОЛЬСКАЯ:

— Я не могу говорить о нем только как о родственнике. Да и вообще сейчас говорить очень трудно. В день его смерти я поставила свечку и молчала...

У нас были очень нежные отношения. В последние годы мы с ним стали ближе, чем до развода с Мишей. Олег Николаевич не принимал этого развода и считал меня своей дочерью, невесткой. Он очень любил внуков. Последний подарок им — это книжки Бажова и Андерсена. Я помню, что, когда родился Николаша, он мне сразу прислал в роддом телеграмму. А чуть позже привез из Китая целый контейнер памперсов и игрушек. Но повторяю: о нем нельзя говорить как о просто дедушке. Он гений со своими плюсами и минусами. Таких больше нет. Он лидер в квадрате. Он создал «Современник», сделал Школу-студию МХАТ. Он создал учение: Станиславский + Ефремов. Все поколение 60-х похоже на него. Все у него учились. Он — учитель.

Он жил неспокойной жизнью, все время в борьбе. 29 мая он должен был собрать всю труппу, чтобы объявить о новой реформе... Последнюю неделю он репетировал «Сирано». Шла неделя прогонов. И у нас была включена трансляция. Все слышали его голос и понимали, что театр жив... Он уже не мог ходить без дыхательного аппарата, но все равно продолжал репетиции. И только переживал, говорил: «Не могу бегать на сцену».

ИРИНА АПЕКСИМОВА:

— Олег Николаевич — гениальная личность, магнетическая. Когда попадаешь, например, в его кабинет, этого нельзя не почувствовать. Я понимаю, почему за ним можно было идти куда угодно. Как бросали в свое время именитые академические театры актеры и шли за ним в «Современник»...

Он был замечательным, очень интересным человеком. И обаятельным мужчиной. Таким он оставался даже в свои 72 года, несмотря на возраст и не очень хорошее самочувствие.

Я его очень любила. С того момента, как я пришла в театр, он мне очень помогал, всегда давал играть то, чего другие никогда бы не дали. Потому что он не боялся рисковать. Я сейчас сижу и плачу...