Накануне прихода сильных личностей все говорят, что проблемы страны в принципе, безусловно, решаемы, недостает главного — политической воли. Когда же эта политическая воля, олицетвореннаяв своем конкретном носителе, наконец появляется, тут же появляется и желание эту волю какможно скорее уничтожить, слишком уж многим она мешает
ЛЕЙБ-ГВАРДЕЙСКИЕ КАЛЬКУЛЯЦИИ
Озабоченность личной охраны В.В. Путина дополнительными мерами безопасности — факт, ставший общеизвестным. Достаточно вспомнить беспрецедентные охранные меры, предпринятые при поездке и.о. президента РФ в С.-Петербург на похороны А.А. Собчака. Люди, обладающие некоторым опытом в этой сфере, отмечают, что действенность охранных мероприятий усилена многократно в сравнении с эпохой Ельцина — каковые разговоры, в общем-то, и не опровергаются охранными ведомствами. Впрочем, по самой специфике этих ведомств странно было бы ждать с их стороны широкой и детальной дискуссии с обществом. «Предпринимаем те меры охраны, которые считаем нужными» — а вы бы на их месте что-нибудь другое сказали?
Интерес СМИ к этой проблеме до сих пор имел несколько странный характер. Канал НТВ полюбил показывать в своих новостях такие детали охранных мероприятий (расположение охранников, скрытые посты охраны, последовательность действий телохранителей, завершающаяся выходом охраняемого лица на улицу etc.), которые мало занимательны для широкой публики и могут представлять интерес разве что для исполнителей покушения, которым надо знать врага (т.е. охрану Путина) в лицо. Тут информация о самых мельчайших деталях организации охранного дела имеет огромную ценность. Столь дружеская и притом вполне альтруистическая помощь потенциальным террористам не сопровождается, к сожалению, никакими попытками разъяснить более благонамеренной публике, до какой степени озабоченность охраны можно считать обоснованной.
Оно отчасти и понятно. Сама специфика проблемы более склоняет к намекам и кривотолкам — либо вообще к молчанию, нежели к детальному и методическому рассмотрению. С одной стороны, всякий аналитик честолюбив и, делая прогнозы и предположения, никак не желает обрести репутацию пустобреха. С другой стороны, бывают определенного рода события, прогнозировать которые если не опасно, то уж во всяком случае неудобно. Репутация черного ворона, каркающего над головой вполне еще живого человека, тоже не украшает. Наконец, анализы такого рода предполагают размышления над тем, какие именно общественные силы и группировки ради реализации своих интересов способны пойти на физическое устранение первого лица в государстве. Одно дело — рассуждать о том, кто кого подсиживает, другое дело — о том, кто кого готов отправить в лучший мир. Тема слишком деликатная. А кроме всего прочего, есть еще и простое человеческое суеверие — «не поминай лиха, пока спит тихо». Суеверие во многом обоснованное — есть материи, одно лишь открытое обсуждение которых может рассматриваться как их своего рода частичная легитимация. А легитимизировать цареубийство — ни полностью, ни частично — отнюдь не следует. Вероятно, если бы ящик Пандоры еще не был открыт, и вправду лучше было промолчать. Но когда тема начинает носиться в воздухе — тем более когда подается в откровенно странном виде, — лучше уже расставить точки над «i», хотя бы рассказав, отчего вообще возникает необходимость в охране первых лиц государства и при каких обстоятельствах эта необходимость особенно возрастает.
Очевидно, вера в божественное (или, по крайности, иноприродное) происхождение власти чрезвычайно глубоко заложена в человеческой натуре. Иногда граждане дружно отказываются верить в то, что скоропостижные болезни и несчастные случаи могут точно так же уносить жизнь знаменитых людей, как они ежедневно уносят жизни незнаменитых. Общеизвестны примеры того, как граждане приписывают козням врагов скоропостижную кончину любимых ими деятелей, а порой для такой интерпретации и любовь не обязательна. Достаточно и нелюбви к другому, здравствующему деятелю, которому граждане рады приписать любое преступное покушение. Всякая внезапная смерть необычайно возбуждает воображение — «Кто ни умрет, я всех убийца тайный: // Я ускорил Феодора кончину, // Я отравил свою сестру царицу — // Монахиню смиренную... все я!» Действие этой устойчивой нормы мы могли наблюдать
буквально на днях, когда и.о. президента РФ В.В. Путину сперва приписали тайное умерщвление его учителя и благодетеля А.А. Собчака, а затем обвинили и.о. в подготовке диверсии, унесшей жизнь журналиста А.Г. Боровика. О любви к покойным говорить трудно. На истинную причину смерти Собчака намекали ультрапатриоты и ультраявлинисты, вряд ли особо чтившие покойного ленинградского мэра. Воспроизвести то, что при жизни Боровика говорили о нем коллеги-журналисты, тут же нашедшие объяснение прискорбной авиакатастрофе, не позволяет уважение к смерти — каков бы ни был покойник, сейчас он перед другим судом. Но в любом случае по способности видеть заговор решительно всюду общественность — как российская, так и не российская, а просто всякая — нимало не уступает НКВД 30-х годов.
Есть и другая сторона медали. Официальные сообщения о покушении на нелюбимого деятеля почти всегда принято интерпретировать уже не с доверием ко всякой детективной версии, но, напротив, с крайним скепсисом, видя во всем инсценировку, самой мнимой жертвой покушения и устроенную — сам-де и подослал к себе таких неловких убийц, чтобы поднять свою популярность, развязать руки для репрессий в отношении политических противников etc. Если в прошлом в избавлении правителя от смертельной опасности было принято видеть благотворное действие Провидения — «Чудесное спасение царской семьи на ст. Борки», — то нынешние граждане не способны усматривать в том ничего, кроме коварной провокации. Поверить способны лишь в покушение, увенчавшееся полным успехом. Если не полное или вовсе безуспешное — не поверят ни в жизнь.
Тем не менее, как показывает история, покушения все-таки бывают. Для удобства классификации их можно разделить на три типа.
Во-первых, этим делом любят заниматься фанатики-одиночки. Специфика такого типа покушений в том, что зачастую они вовсе лишены прагматического характера. В конце XIX века один анархист застрелил итальянского короля Умберто I, другой его единомышленник заколол напильником супругу Франца Иосифа I императрицу Елизавету. Смысл этих преступлений остался темным. То есть убийцы, конечно, объясняли, что, пользуясь крылатым выражением языкотворца А.М. Бабицкого, своими действиями они хотели более ярко и выпукло что-то показать, привлечь внимание общества etc., но что именно подлежало яркому и выпуклому показу — то ли великие идеи анархии, то ли рабочий вопрос в Австро-Венгерской империи, а равно в Итальянском королевстве, — все это так и осталось непроясненным. Совершенное в 1981 г. Джоном Хинкли покушение на президента США Рейгана, а равно предпринятая в 1990 г. неким Шмоновым попытка застрелить президента СССР Горбачева из пневматической мелкашки — из того же разряда. Охранная служба разрослась и укрепилась как раз после покушений такого рода, и небезосновательно. Если от описываемых ныне покушений иной природы защититься бывает труднее, то уж от шизофреника с напильником охрана защищает практически в 100% случаев. Бывают, правда, еще случаи, когда искреннего фанатика «ведут». То ли дойдя своим умом до мысли о необходимости убрать тирана, то ли начитавшись газет и наслушавшись радио (у нас такие газеты и такие радиостанции есть), человек может исполниться верой в свою миссию. Если серьезные люди ему помогут и дадут что-нибудь получше напильника, получиться может всякое.
Во-вторых, бывают покушения, так сказать, военного характера, когда организатором и исполнителем является либо некоторое враждебное иностранное государство, либо, что чаще, террористическая организация, считающая, что она находится с ныне существующим государством в состоянии войны, и соответственно действующая. Как на всякой войне, тут есть и риторика, и практические соображения. Риторика обыкновенно сводится к необходимости отмщения за совершенные данным правителем ужасные преступления («приговор» народовольцев Александру II), практический смысл — в максимальном устрашении и деморализации властных преемников. Силы, работающие на такого рода покушение, куда более серьезны: направляемые одной волей попытки могут предприниматься многократно, и потому вероятность успеха значительно выше, чем в первом случае.
В-третьих, есть случаи совсем серьезные, когда против правителя выступает достаточно мощная внутриполитическая коалиция. Если политика правителя начинает затрагивать интересы слишком большого количества слишком влиятельных группировок, возникает конфликт, нуждающийся в урегулировании. В большинстве случаев искомый компромисс находится, но мы-то говорим о других случаях.
Ненахождение компромисса может быть связано, с одной стороны, с недостаточной адекватностью правителя (см. судьбы Калигулы или Павла I), с другой стороны — с тем, что правитель, напротив, слишком адекватно представляет себе стоящие перед страной задачи. Когда неблагоустройство государства заходит чрезмерно далеко, восстановление нормального строя жизни редко бывает бесконфликтным, и не всегда удается договориться со всеми группировками, до этого самого крайнего неблагоустройства страну и доведшими. Кризис верхов обыкновенно создает спрос на политическую фигуру, знаменующую собой очищение и обновление, но беда в том, что такая фигура, если она всерьез берется за свою миссию, очень быстро начинает представлять серьезную угрозу этим самым кризисующим верхам. Первый консул гражданин Бонапарт, президент Пятой республики Шарль де Голль, председатель Совета министров Российской империи П.А. Столыпин весьма серьезно относились к своей миссии, и их политические противники отвечали им той же серьезностью. Всем им довелось пережить череду покушений. Такой уж парадокс: накануне прихода сильных личностей все говорят, что проблемы страны в принципе, безусловно, решаемы, недостает главного — политической воли. Когда же эта политическая воля, олицетворенная в своем конкретном носителе, наконец появляется, тут же появляется и желание эту волю как можно скорее уничтожить, слишком уж многим она мешает. Если можно — путем интриги, если нельзя — в ход могут пойти и другие средства. Вот этот последний случай наиболее опасен, ибо тут угроза исходит не от фанатика-одиночки и даже не от некоторой (пусть даже сильной) террористической организации, но от существенной части национальной элиты, свистящим шепотом произносящей свой приговор: «С ним нельзя договориться. Достал!» Можно сказать так: физическое выживание правителя в этом случае в немалой степени зависит от выживаемости национальной элиты. Если она хоть как-то способна принять и понять происходящий кризис и найти себе место в послекризисной ситуации, компромисс возможен, а охранной службе будет меньше работы. Если элита окончательно переходит в состояние злобного маразма и способна лишь на неистовую конфронтацию, не оставляющую надежды на мирный исход, охрану можно загодя увеличивать.
Сегодня в России есть все. Бешеные СМИ, доверчивое знакомство с которыми последовательного человека не может не привести к логически неотвратимой мысли о необходимости любой ценой избавить страну и мир от преступного чудовища. Террористические организации, уже показавшие, что они готовы на многое. Обширные слои элиты, никак не вписывающиеся в картину минимальной упорядоченности российского быта. И вдобавок к тому — правитель, продолжающий упорствовать в своей политической воле. Тот начальник охраны, который при таком раскладе не удесятеряет штаты, либо глуп, либо его не слишком заботит целостность и сохранность важного лица, вверенного его заботам.
Максим СОКОЛОВ
обозреватель газеты «Известия»