Прощай, эпоха отморозков
КРЫША
МОРАЛЬНЫЙ КОДЕК
Я давно заметила, что по поводу «разворовали страну» успокоиться не могут в основном те, кому из народного достояния ничего не досталось. Но уж таким скажу, не обижайтесь: «а не нужно было ушами хлопать, и в пикетах время терять».
Нет, конечно, и я была не в восторге от отсутствия четких механизмов регулирования процесса с условным названием «перемены». Но что же по этому поводу сидеть и тихо плакать в углу? Ну уж нет!
Именно в те времена валютчики, маклеры, спекулянты, цеховики и просто уголовники легализовали свою деятельность. Чуть позже в славную когорту новорожденного класса влились «котята» бизнеса: безработные инженеры, враз обедневшие отставники, иногородние студенты и домохозяйки. Публика, по ошибке именуемая «новыми русскими», получилась пестрая, но демократичная.
Бизнес — скользкая стезя. Сохранить равновесие на этом пути сложно. Да еще, учтите, в условиях всеобщей переоценки ценностей. Жить по закону становилось экономически невыгодно. Отрицать его полностью — тоже опасно. Так что в те годы вполне закономерно оказалось появление собственной морали (можно даже сказать идеологии) у этой активной части общества. И сама собой свелась в специальный «кодекс чести бизнесмена».
Неписаный закон представлял из себя абсолютную кашу — из воровских понятий, купеческих традиций, западных ценностей, принципов строителя коммунизма и библейских заповедей. Так что он получился весьма, мягко говоря, гибким.
Сформулировать его сложно. Но постараюсь, отталкиваясь от вечных библейских истин. Скажем, «не убий». «Не убий, но...» за некоторые дела «убивать пора». Убивать полагалось беспредельщиков и банальных «кидал», будь то чиновник, бизнесмен или неприкрытый бандит. «Не укради, но...» платить налоги западло. «Не обмани, но...» договор составь по-хитрому. Такие мелочи, как «не прелюбодействуй» (а с секретаршей?), «не фарисействуй и не ханжествуй» (а лучше купи себе шестисотый), скорее относятся к поведенческой модели. Тут все индивидуально. Другое дело — ценности базисные. Библейские древности, правда, сравнивать с кодексом тоже немного некорректно. Время-то другое! И всерьез высказанная библейская идея, что давать деньги в рост нехорошо, явно устарела.
Вообще говоря, если присмотреться к идеологии повнимательнее, открывается удивительная вещь: новая мораль во многом копировала экономические метания государственного масштаба. Устроили шоковую терапию — получите «черную кассу». Задержали бюджетные выплаты — скушайте хитрые схемы финансовых афер. Надули вкладчиков «Сбербанка» — пожалуйте аналогичные предприятия-пирамиды. И так далее, так далее... Процесс формирования морали среднего класса оказался естественный и даже радостный в условиях провозглашенной демократии. Мы стали свободнее. Мы не быки, быки не мы. Мы все сплошь Юпитеры.
После крушения пирамид в 94-м тем не менее выяснилось, что некоторые постулаты кодекса лично мне совершенно чужды. Нет, не из-за боязни подвергнуться обструкции.
Как-то задолжал нам с компаньонами один знакомый бизнесмен. Как только подведены были посткризисные итоги, оказалось, что бизнесмен лишился не только своего бизнеса, но и личного имущества. Знаменательно, что именно в то время повальное число бизнесменов сбросило со счетов кодекс вместе с честью, как ящерица в минуты опасности сбрасывает хвост. Но теперь и бизнесменами их можно уже было называть с известной долей условности. Сумма общего долга нашего знакомого оказалась столь велика, что оставалось только скрываться.
Мне беглец все-таки позванивал. Не для того, правда, чтобы долги отдать, для того, чтобы еще денег попросить. Но все-таки. Денег, разумеется, я больше не давала, но встречалась с бывшим владельцем влиятельной фирмы регулярно, оценивала изменения внешнего вида, которые непременно происходят от хронического безденежья, подробно расспрашивала о состоянии его дел. Дела действительно оптимизма не внушали. На одной из таких встреч нас заметили знакомые моих компаньонов.
— Ты должна была тут же нашей охране позвонить! Они бы его взяли. О чем ты с ним можешь разговаривать? О чем с ним можно вообще разговаривать? За такие дела убивать нужно! — возмущались партнеры на следующий день.
— Мне живой должник кажется более перспективным, — аргументировала я в рамках кодекса. — Дурак он жадный, согласна. Но жизнь-то его уже наказала за это. А убивать не за что — он же не планировал нас «кинуть».
— Тогда не должен был скрываться. Пусть объяснит, когда отдаст долги, сколько. Может, мы пойдем навстречу, процент с него меньше возьмем.
— Какой процент? Сейчас речь не идет о том, что он может начальную сумму долга вернуть. У него же ничего нет!
Компаньонов такая постановка вопроса нисколько не удовлетворила.
— А это никого не касается. Слово давал? Давал. Тем более что у его родителей квартира осталась. Так пусть продаст.
Тут я поняла, что беглеца не сдам. Умру под утюгом и паяльником, но не скажу, как найти человека.
Но все-таки мнение компаньонов я переломить попыталась:
— Это же не последние ваши деньги. Потеря неприятная, но небольшая. И вообще мы — интеллигентные люди: «Прости долги наши, как мы прощаем должникам нашим...»
Один компаньон, что ответить, вообще не нашелся. Другой думал сутки. Наконец, вспомнил:
— У меня другой бог. Яхве. Он говорит: «Око за око и зуб за зуб».
НИКТО НЕ ХОТЕЛ ПОТЕРЯТЬ
Врублях, ценных бумагах и банках держать лишние деньги государство меня отучило, пожалуй, навсегда. Хотя сама ни разу не наступала на финансовые грабли, но почему-то не доверяю подобным гарантиям сбережения. И деньги у меня далеко не всегда лишние. Поэтому «черный банковский сектор» оказался для меня вне конкуренции. Люблю его за чувство риска и высокие проценты!
Образовались «неработающие» сбережения — всегда можно вложить под хороший процент по валютному вкладу. Одному хорошему знакомому. По рекомендации. Никто справку из налоговой инспекции не спросит. Нужно взять деньги — тоже, пожалуйста, без долгого оформления грабительских залогов, без договоров и доверенностей, на одном честном слове. В общем, всем хорош «черный сектор». Нужно добавить только — участие в этом круговороте денежных знаков должно быть подтверждено наличием собственного бизнеса и безупречной репутацией. Одним словом, мои личные и комплексные бизнес-планы позволяли положить пару десятков тысяч долларов в небольшую фирму по торговле косметикой. Это было выгодно. В 1998 году ежемесячный процент по валютному вкладу составлял 5%. Штука в месяц. Какой из банков давал подобную вольницу под короткие деньги?
Правда, после второго пришествия пирамид кредитная схема подверглась новым испытаниям. Грянул август. (Август, нужно заметить, почти всегда здорово ГРЯДЕТ.) Ситуация стала развиваться точь-в-точь как в детской игре в фигуры:
Море волнуется раз... Сказали СМИ. Я позвонила своим должникам и под благовидным предлогом надвигающихся в моем собственном бизнесе проплат попросила приготовить всю сумму наличными долларами. Руководители вздохнули горько и сказали «частями».
Море волнуется два... Сказали правительство и Госдума. Я, собрав остатки спокойствия, попросила ускорить процедуру выплат. Должники — руководители фирмы с психопатически обострившимся чувством юмора заявили, что подумывают об увольнении.
Море волнуется три... Деловая активность замерла, кредиторы всей страны объединились в стремлении отгадать, у кого из должников какие финансовые фигуры получились.
Фигура моих должников подозрительно смахивала на пирамиду. Грянул гром, я перекрестилась и поехала на фирму посмотреть, как кредиторы выносят со склада товар и офисную мебель. Мои скромные сбережения позволяли рассчитывать в условиях тотального наплыва разве что на дверные ручки.
Фирма находилась в перманентном состоянии переговоров. Между тем дело не двигалось.
— Почем? По пятнадцать? Дорого.
— А у нас уже по двадцать!
— А мы уже берем!
— А мы уже не отпускаем!
Конечно, я была бы не прочь моментально вытащить свой булыжник из основания этой пирамиды, положить его за пазуху и станцевать зажигательный танец на обломках рухнувшей фирмы. Но кто ж мне его отдаст? В списке важнейших кредиторов первыми стояли бандиты, бывшие охранники фирмы, которых раздражали непонятные фразы типа «реструктуризация долгов». В гонке за лидером кредиторов я явно опоздала. Оставалось испытанное орудие пролетариата — борьба за власть.
Караул устал! В час, когда «крыша» заставила руководство сдать валюту по курсу несостоявшихся торгов, я не стала кричать «ату». Я предложила свою помощь в реструктуризации долговых обязательств.
К вящему ужасу, финансовые документы подтвердили догадку: в основании пирамиды лежали совершеннейшие глупости. Увы, все эти глупости предстояло продавать, и продавать быстро, пока прогрессивный кредитный процент не сожрал всю фирму.
— Ну что ж, — резюмировала я с разочарованием, — действительно, выплатить вы ничего не можете. Тогда разговор будет другой: слово давали, значит, ищите деньги, где хотите.
— Побойся бога!
— А я — атеистка!
Судьба зловредно усмехнулась. Все дело в том, что моими должниками оказались те самые партнеры многолетней давности, которые никому и никогда не прощали нарушения «новорусского» кодекса.
КРЫША ПОЕХАЛА
На самом деле не такая уж я мстительная. Разговоры разговорами, но совместными усилиями мы оттащили фирму от грани банкротства. Без запаса прочности, без перспектив, без лимита доверия кредиторов, но фирма работала в прежней нише и даже объемы продаж стремились к прежним. И «крыша» тоже на место вернулась.
К слову, о «крышах». Оптово-розничная фирма встала под «крышу» еще на заре частного предпринимательства, когда важнейшей в торговом деле являлась охрана витринных стекол от уличных «отморозков». Действительно, чтобы отбить охоту у тех, кто был ничем, переделить собственность новоявленного коммерсанта, следовало заручиться поддержкой других таких же. Постепенно функциональная необходимость в бандитах отпала, никто, кроме чиновников, на небогатую фирму больше не наезжал. Но отделаться от навязчивой охраны оказалось невозможно. И на этот раз, сохраняя дань традиции, руководители приняли свою блудную «крышу» на прежнюю ставку.
Когда миновала угроза разорения, я снова подняла вопрос о выплатах.
— Ты знаешь, сколько у нас сейчас работы, просто продохнуть некогда. Ты на эту тему лучше с Саидом поговори, — неожиданно предложили бизнесмены.
Признаюсь, в такой ситуации я несколько растерялась: дело в том, что Саид и был основным банди... нет, дабы не обвинять человека огульно, скажу лучше, «начальником отдела охраны». Конструктивно разговаривать с Саидом тем не менее можно было только в случае, если требовалось приобрести нелегальное оружие или наркотики. Здесь он считался признанным авторитетом.
Больше соблазняла мысль обратиться в суд. Но, положа руку на сердце, никакой это не метод решения проблем. Допустим, даже сжалится какой судья, признает на основании расписки долг в рублях по докризисному курсу. Выдаст исполнительный лист на руки. Можно будет знакомым хвастаться, дескать, судебное дело выиграла.
А вот испытанный дедовский способ мог принести определенный результат. По крайней мере с Саидом на одном языке через посредников можно поговорить. То есть искать «свою крышу». Мало приятного, но что же делать! Правда, когда-то я уже становилась под «крышу». И едва из-под нее выбралась. Чуть она на меня не упала.
Было так. Поддавшись соблазну скорого решения спорного земельного вопроса, я обратилась к авторитетным лицам «преступной группировки». Прежде бандиты откровенно говорили: разовых заказов мы не выполняем, сотрудничество будет вечным. В денежном выражении исчисляется тридцатью процентами дохода бизнесмена.
— А если я передумаю бизнесом заниматься? — уточняла я.
— Вы ведь все равно где-то будете работать, — многообещающе посулили бандиты.
— А если у меня дохода не будет? — предположила я без большой веры в завтрашний день.
— А это мы проверим...
Я догадалась, что сокрытие дохода перед бандитами могло привести к последствиям более серьезным, чем неуплата налогов. В этой связи вечность показалась слишком долгим сроком. Правда, разговор этот был давно... Другая группировка ни о чем таком меня не предупреждала. При слове «деньги» ребята смущенно отвели глаза, а я почувствовала себя так, словно зааплодировала между увертюрой и арией.
Между тем любезность бандитов простиралась столь далеко, что, уступив моим настойчивым просьбам, разрешили поприсутствовать на «стрелке». Правда, ничего любопытного я так и не почерпнула. Кофе пьют люди, разговаривают между собой. Причем, не слишком вразумительно. Даже спорный договор забыли прочитать. Вдобавок выяснилось, что «терка» для решения моего вопроса никакой пользы не принесет.
Зато всю опрометчивость, мягко скажем, сближения с криминальными структурами я оценила уже на следующий день, когда временная «крыша» подъехала в офис. Три качка во главе с «бригадиром» на тонированном «в ноль» джипе.
— Мы тебе помогли? — поинтересовались бандиты заботливо.
Подвоха не чувствовалось. Просто, чтобы не обижать людей, я не стала вдаваться в детали и поблагодарила сердечно за попытку оказать помощь.
— Спасибо в карман не положишь, — справедливо подметили криминальные элементы, — скажи, когда за деньгами приезжать.
От неожиданности я перешла на резкий тон:
— Это еще за что я платить должна? Вы же ничего не сделали!
— Как это не сделали, — вскипятились элементы. — Пацаны рисковали, с волынами выезжали. Ты понимаешь, какой срок они отмотают, если их с волынами на кармане повяжут?
— Как? Они не взяли с собой разрешение на ношение оружия? — пошутила я. Вероятно, не слишком удачно, потому что бандиты обиделись. С этого дня в квартиру стали звонить разнообразные, но одинаково неприятные личности. Разговоры цитировать не берусь. Подозреваю, что с подобной задачей не справился бы даже раскованный писатель Лимонов. Изредка появлялся и «бригадир». Тоже не образец ораторского мастерства, но по крайней мере смысл его претензий улавливался.
— Главное, признай, что должна. Если сейчас нет денег, потом отдашь. Мы пойдем навстречу, подождем, сколько скажешь...
Недели через три позвонил главный бандит.
— Хорошо, что ты такая смелая, — похвалил он с вежливостью, от которой почему-то нехорошо засосало под ложечкой. — Давай о деньгах забудем. Мы тебе услугу оказали, теперь ты мне окажи. Дело в том, что я в депутаты баллотируюсь. Слышал, ты большая специалистка по предвыборным кампаниям. Вот мне и поможешь.
CПОРНЫЙ ВОПРОС
Итак, спустя несколько лет я снова столкнулась с неразрешимой в судебном порядке проблемой. Никогда не думала, что в такой связи меня заинтересует опыт «обманутых вкладчиков». Кроме жалости, эти добрые мечтатели у бизнесменов обычно никаких эмоций не вызывают. Но как-то встречаю знакомого с особенно богатым прошлым и замечаю, что через полтора года после кризиса он стал больше походить на акулу бизнеса, чем на жертву обмана.
— А я после кризиса обратился в одну организацию, и банк мне все деньги вернул, — похвастался отмщенный вкладчик. — Никому не вернул, а мне вернул. Откровенно говоря, не знаю, как уж мои заступники на банкиров воздействовали, но факт: пять тысяч долларов я вложил, сорок своих вернул. Согласись, сальдо в мою пользу.
— Наверное, это бандитская организация, — предположила я.
— Ну, это спорный вопрос, какая из них более бандитская, — философски заметил вкладчик. — И вообще, если ты думаешь, что преступают закон только отморозки, ошибаешься. «Крыши» тоже растут, развиваются. У них тоже конкуренция.
Я и прежде замечала, что «хроника происшествий» в периодике за последние годы сильно поскучнела, скатившись на «бытовуху». Но тут выяснилось, что это не случайность и не результат работы доблестных правоохранительных органов, а просто тенденция такая в развитии криминальных структур. Теперь и не бандиты вовсе занимаются проблемными вопросами, а почти бизнесмены. Спектр услуг таких «крыш» расширился от помощи в приватизации предприятия до бескровного устранения конкурентов. На «разборки» такие помощники не выезжают, беседы с клиентом проводят зачастую через обыкновенных государственных чиновников.
— Организации, разумеется, закрытые, обратиться можно только по рекомендации. Хочешь порекомендую?
Заинтригованная, я разрешила себя порекомендовать.
...Вы отличаете военных отставников? Говорят, по военной выправке, по характерной стрижке... Черт знает что еще в литературе наболтают. Поскольку с Виктором мы встретились не у избирательной урны, а, напротив, в его навороченном «Джипе-Мерседесе» с полным опционом, то о военном прошлом я не догадывалась, пока сам не сказал. Более того, объявил звание и прошлую немаленькую должность.
— Теперь вы понимаете, какие у меня связи? — многозначительно уточнил отставник.
Это я понимала. Не дура. Не понимала только, как могут воздействовать на моих должников чиновники даже самого высокого уровня. Они что, инструкцию такую спустят, чтобы мои должники мне деньги отдали?
— Мы обычно стопорим бизнес по всем направлениям. Нужно наложить арест на имущество — наложим. Нужно на таможне груз задержать — задержим. Поначалу ваши должники легкими штрафами отделаются. Сами таможенники их и предупредят, что нужно подумать о своем поведении. Потом, если не поможет, — склады опечатаем. Недельку без работы посидят — не страшно, будет время домыслить, что не поняли. Потом, если такими неуступчивыми окажутся, мы перейдем к более радикальным мерам. Через месяц сами придут долги отдавать. Можем помещение отнять.
Прежде я считала, что отнять законно оформленное помещение в Москве может только всенародно избранный мэр. Спустил бумажку — и нет помещения. Но вот бумажки спускает он только ради каких-нибудь небожителей, вроде художников искусства.
— А вы думаете, проблема на Лужкова выйти? — развеял мои сомнения Виктор. — Да пожалуйста, любой документ от него можем предоставить. У каждой бумаги — своя цена. Отписать помещение от фирмы фирме — вообще процедура плевая и недорогая. Такую операцию можно всего за пару тысяч долларов провернуть. Нужно вам помещение?
Помещение фирмы действительно мне было совсем ни к чему. Потому что помещение так себе. Хоть и в центре города, но не собственность, а право аренды на пятнадцать лет. Продать такое имущество было сомнительно, а сдать в субаренду — хлопотно.
— А как вкладчики через вас сгоревшие деньги из банка вытаскивают?
Виктор замялся.
— Тут ситуация несколько отличная от вашей. С банками работать просто. Находим счета, на которые перечисляются деньги. Пока не окончена процедура банкротства, счета, как правило, не арестовываются и деньги спокойно перетекают, куда нужно. Наша задача чисто техническая — обыкновенный шантаж при наличии некоторых документов. Никому не хочется терять все. Обыкновенно банкиры уступают. Конечно, если руководство сразу не скрылось. Но большинству просто нет необходимости скрываться.
— Допустим, вы какими-то неимоверными усилиями можете добыть «компромат», — задумалась я, — но почему бы тогда деньги банка не разделить между всеми вкладчиками? У вас было бы больше клиентов, и вообще, справедливо...
Виктор рассмеялся:
— Я не Робин Гуд. И тем более не самоубийца. Забирать все деньги у банкиров — это уже беспредел. Тем более что для нас проследить путь отмыва средств не фокус. Схем не так много, и все они известны.
Здорово! Налоговым инспекторам неизвестны. Наблюдателям неведомы. Конкурсные комиссии в полном составе додуматься не могут, куда средства предприятий исчезают. А полукриминальным структурам, оказывается, плевое дело.
— Что же у вас за супермены в распоряжении? Наверное, «прослушка», «наружка»...
— Бывает и спецсредствами пользуемся, хотя и очень редко. И потом, мы сами кадры не готовим. Зачем, когда есть специалисты. Наши коллеги, так сказать... Дешевле обходится. Установить оборудование для прослушивания — семьсот долларов. За каждую кассету записи — пятьдесят. Наружное наблюдение дороже: там четыре человека, как правило, работают за тысячу долларов в сутки. Но, еще раз повторяю, мы к этим шпионским методам почти не прибегаем. Большинство конфликтов решаются с помощью чиновника, бумаги и ручки. Бойцы, конечно, тоже есть, но это скорее... дань традиции.
Резонно было бы спросить: а конкретные примерчики? И я спросила.
— С удовольствием, — живо откликнулся Виктор. — Совсем недавно обратился к нам заказчик. В смысле, не наш заказчик, а заказчик строительного объекта в Москве. Нашим тоже стал, но чуть позже. Сначала они здание с подрядчиком построили, а деньги у заказчика вдруг закончились. Просто случилось так, что бизнес не пошел, на который рассчитывали. А в объект уже некоторые средства вложены, и продавать не с руки. Обратились к нам. Ну а мы уже знаем, где искать. Ведь как в строительном деле бывает: всех бумаг никому оформить не удавалось. Проверили бумаги, оказалось — есть подлог. Правда, подрядчик сразу здание продавать дешевле не захотел, переупрямился, время потерял. В общем, разорился вчистую. Зато заказчик получил объект оценочной стоимостью в миллион долларов всего за сто двадцать тысяч. Впечатляет?
— Весьма! — поразилась я. — Но ведь это же... прямо чистый грабеж! Кто же виноват в том, что у заказчика деньги кончились. Просто беспредел какой-то! А вы такие заказы принимаете. Зачем?
Виктор посмотрел на меня немножко диковато.
— Ах, да, я не сказал... подрядчики-то «черные». Не люблю «черных».
Нет. К Саиду я пока новую «крышу» не пошлю.
ЦИРКУЛЯРНЫЕ ВОЙНЫ
Подвожу итог. Постепенное сращивание классов, о котором так долго мечтали большевики, в нынешнее время подходит к завершающему этапу. Неважно, что сращиваются не рабочие с крестьянами. Может быть, апологеты классовой теории бандитов вовсе за класс не считали. Но нам-то приходится с ними считаться. И с чиновниками приходится. И с депутатами. Так что, когда интересы у всех у них едины и исчисляются в конкретном денежном эквиваленте, в будущее коммерсант смотрит если и без большой надежды, то уж, во всяком случае, без страха за свою жизнь.
А помните, на заре демократии, сколько депутатов пытались на этом страхе себе предвыборную платформу сколотить? Дескать, разгул преступности, народ боится выйти из дома, а когда я, лично, приду в Думу, то с преступностью враз покончу. В результате та часть народа, у которой завышена самооценка, действительно стала вечерами бояться выйти из дома. О том, что бандитам простые избиратели вообще не интересны, как подвид, кандидаты почему-то помалкивали. Так что если кто-то из ваших депутатов вдруг отчитается о выполнении предвыборной программы, сославшись на сводные данные о количестве кровавых разборок на душу населения, плюньте ему прямо в неприкосновенное лицо. Такую статистику можно отнести к вехам исторического процесса, а никак не к достижению отдельно взятых ветвей власти.
Подобного результата можно было достичь еще раньше. Стоило сразу дать правоохранительным органам функции судебной власти, чиновникам — законодательной, бандитам — исполнительной. Каждому гаишнику раздать по дорожному знаку в личное пользование. Словом, полномочий побольше, зарплаты поменьше (или вообще не давать, бюджет целее будет). Тогда все сами прокормятся. Кто работать станет? А кого работа любит, как гласит народная мудрость, тот и станет.
Остальным же учиться, учиться и учиться. Не поджигать магазины или взрывные устройства в «Мерседесы» закладывать, а именно что учиться! Время отморозков уже не вернется, а экономически грамотные люди понимают — с разорившегося магазиновладельца как с козла молока, а уж от покойника и вовсе никакого проку. Поэтому самое перспективное ныне занятие — обучение искусству составлять протоколы, акты изъятия, нормативные акты, распоряжения, инструкции, ну и другие полезные бумажки.
Исторически обусловленное стирание классовых различий, пожалуй, не понравится только придирчивому демократу, вожделенно заглядывающемуся на опыт цивилизованных стран, да мелкому лавочнику, тихо оплакивающему свою несостоявшуюся принадлежность к средним русским. Ну, да, согласна, нынешний процесс нельзя в полной мере назвать декриминализацией общества. Можно даже назвать криминализацией, только в другую сторону. Немножко в другую.
...Но с другой стороны: кто же такой пуганый станет всерьез считать коррупцию преступлением, если наказание по нему, как правило, исчисляется в минимальных размерах оплаты труда.
Ольга БУХАРКОВА