Опубликовав в конце прошлого года заметки о новом поколении Театра на Таганке, я не собирался писать о своих талантливых героях вновь. Во всяком случае в обозримом будущем. Но самый главный редактор, он же самый главный режиссер, называйте его Богом, чертом, случаем или судьбой, распорядился по-своему...
Звонок раздался за полночь.
— У нас несчастье — Ира Линдт разбилась...
— Господи... Жива?
В те ночные минуты, тревожно ловя подробности случившегося, я и помыслить не мог, что вытащу их на журнальную площадь, ведь звонили-то мне не как журналисту, а как товарищу — для печали, а не для печати. И быть или не быть этому тексту, я сомневался долго: врачебный принцип «не навреди» — он и в нашей, второй древнейшей, должен соблюдаться, а заповедь «all for sale» вообще не про меня писана. Только у плохих новостей чемпионские ноги, и происшествие, о котором пойдет речь, уже успело стать достоянием ежедневных газет и завсегдатаев театральных разъездов. Трактовки подчас однобоки, к фактам почтения нет. Я понял, что имею право на собственную версию.
Беда случилась в воскресенье, 16 января, на дневной репетиции шекспировских «Хроник». 25-летняя Ирина Линдт — одна из самых красивых и перспективных актрис Москвы, к ней пресса и публика все чаще стали приклеивать слово «звезда» — сорвалась с металлической конструкции. С высоты почти что трех метров.
Напряженные репетиции «Хроник» к тому моменту шли уже несколько недель. Спектакль, официальная премьера которого назначена на 6 февраля, должны были — кровь из носу! — показать 17 января в рамках фестиваля искусств «Рождественская карусель». По всей столице висели «карусельские» афиши, крутилась реклама в эфире. В театре распределялись места для важных гостей. И пока другие отрывались на каникулах, утюжили альпийские склоны или рассекали ласковые моря, таганковцы репетировали.
Юрий Петрович работал как заведенный, приходил с температурой, и от актеров требовал максимальной отдачи. Иначе это был бы не Любимов... Алла Демидова заметила когда-то, что такой одержимости, целеустремленности, целенаправленности творчества, как у Любимова, она почти ни у кого в искусстве не встречала. С годами 82-летний мастер не растерял этих драгоценных свойств. Однако теперь знаменитый режиссер не успевал не то что отшлифовать спектакль, но даже поставить всю инсценировку полностью. В итоге было решено показать 17-го вместо запланированных сцен из четырех пьес («Ричард II», «Генрих IV», «Генрих VI» и «Ричард III») — лишь из трех, хотя в розданных зрителям программках значились все четыре. Наспех был придуман финал...
Накануне того злополучного дня, 15-го, они репетировали с одиннадцати утра до глубокого вечера. Все устали. Актеры весь день провели на конструкции, руки-ноги болели, как у атлетов, а утром — снова на сцену. Каркас из металлических труб (сценография латышского художника Андриса Фрейбергса) — основная декорация «Хроник». На трубах и вокруг них разворачиваются все исторические события, сконцентрированные до размеров таблетки. Здесь на трех уровнях герои борются за власть, любят и ненавидят, бражничают и убивают.
Почти все действие сцена населена, как питерская коммуналка. Распутать сюжетные узлы, уследить, who is who (в каждой хронике у актеров новые маски), непросто, да, в общем-то, и не нужно. «Хроники» яростно затягивают в свою черную воронку, магически держат в напряжении, динамика действия, аура текста и красивые картинки завораживают, гипнотизируют. Новое любимовское сочинение, как всегда, весьма изобретательно по части формы, порой настолько, что от монтажа гэгов и трюков, как и от бесконечного мельтешения на авансцене персонажа в бордовом кимоно, устаешь: все-таки это не цирк. Однако энергия зрелища все искупает. Правда, иногда становится страшно за актеров, которые до случая с Ирой работали на приличной высоте без лонжей и страховки. Да и теперь норовят обойтись без них...
Говорят, когда Юрию Петровичу кто-нибудь из труппы осторожно намекал, что, может быть, не надо столько гэгов, тот реагировал резко: «Не устраивайте страну советов!» Поставить «Хроники» создатель «Таганки» мечтал лет тридцать, но, когда такая возможность наконец-то представилась, работа шла с трудом.
Ирина Линдт репетировала Герольда. В программке напротив ее фамилии указано еще несколько ролей, совсем крошечных — Гонец, Слуга, Паж. Говорят, Ира переживала: «Разве это роль?! Что тут играть? Нет, это не актерская работа...», а отсюда, пожалуй, и возникало желание расцветить действие трюками, приковать внимание к своим, в общем-то, эпизодическим героям. И профессиональная гордость не позволяла сказать: не могу, не буду. Да и кто из молодых актеров признается, что он чего-то боится, той же высоты?! За время репетиций они привыкли работать на верхотуре, но едва ли кто-то из них всерьез задумывался о технике безопасности, о необходимости бросить соломки. Самосохранению, скорее всего, не учат и в театральных училищах. В штате сегодняшних театров имеются специалисты по вокалу или сценическому движению, но чтобы по технике безопасности... Это архаика, как и суфлеры. «Мы все в этом вопросе лопухи, — грустно заметила потом одна актриса. — А ребята молодые, зеленые. Артисты! Все с гонором, с амбициями, все рвутся в бой. Их спрашивали, и не раз: «Вам страховка нужна?» — «Не нужна!» Ну и ладно...»
Говорят, декорация из широких брусьев не предназначалась художником для того, чтобы беспрестанно по ней лазить. Она неудобна для рук — трудно обхватить. Но идея обжить железный скворечник и организовать броуновское движение героев возникла сразу. Нечто подобное у Любимова уже было в поставленном год назад «Марат-Саде», где та же Ирина Линдт и другие исполнители лихо работают на железных решетках. В рецензиях Иру даже назвали профессиональной эквилибристкой, что не соответствует истине. У нее просто замечательная физическая форма, позволяющая идти на риск, не задумываясь о последствиях, дисциплина (сказывается немецкая кровь) и сильная воля. Но при этом плохое зрение, минус 9, и любой очкарик вам скажет, что при такой высокой близорукости физические нагрузки надо строго дозировать. При постановке «Марат-Сада» у театра имелся консультант, и к тому же здесь у Ирины надежные партнеры: «Нет, я не боюсь, — говорила она мне осенью прошлого года, — Ваня Рыжиков и Дима Муляр замечательно меня страхуют».
В «Хрониках» поблизости от нее партнеров не было. Это случилось в перерыве между сценами. С того места, где она стояла во время репетиции (на прозрачном плексигласе, расположенном на двух брусьях), Ира пошла по трубе к стене, чтобы повесить на крюк деталь костюма, и уже возвращалась обратно. Возвращаясь, оступилась. От усталости внимание притупляется.
Из воспоминаний очевидцев: «Она упала на бок, как кукла. Первое ощущение — все. Представляешь наше состояние: народу много, все готовы помочь, и никто ничего не может сделать. «Не трогать! — закричали монтировщики. — Не смейте трогать!» Пока ехала «скорая», вся труппа стояла в шоке. Ирка лежала без сознания, потом застонала и стала тереться виском об пол. На полу образовалось кровавое пятно...»
Ее увезли в «Склиф», в реанимацию. На следующее утро выяснилось, что все оказалось лучше, чем могло быть. Диагноз: сломана правая лопатка и сильное сотрясение мозга. Сама же она не помнит, ни как упала, ни как ее доставили в больницу. Первое четкое воспоминание: в реанимации спросили, можно ли остричь волосы, необходимо зашить лопнувшую кожу...
«Когда Иру увезли, объявили перерыв. Ну, что делать, пошли в буфет, но на еду смотреть не могли — тошнило. Вышли на улицу, купили коньяк, глотали и заедали лимоном, очистив его, как апельсин...» А вот еще одно свидетельство (имен собеседников не называю, зная, что в театре их не похвалят за эту откровенность): «У всех настроение ужасное, а завтра, можно сказать, премьера... Любимов собрал нас: «Я могу отменить завтрашний спектакль... Как скажете...» «Отмените, Юрий Петрович...» — попросила одна известная актриса. Ее поддержали. Все были подавлены случившимся...»
Спектакль не отменили. «Рождественская карусель» доскрипела по полной программе. Рецензенты застучали по клавиатурам. Критик из «Новых Известий» написал, к примеру, что актриса Линдт сыграла несколько ролей и всюду была на своем месте. Когда в палате «Склифа» мы обсуждали с ней этот казус, Ира пошутила, стукнув ладонью по больничной кровати: «Вот мое место!»
Ее реплики разделили между тремя актерами, и публика не удивилась, что одна актриса пела, держа в руках лист бумаги. Публика подумала, что это еще одна режиссерская находка. А ребятам на спектакль все-таки прицепили страховочные шнуры, которых не было во время утомительных репетиций. На этом особенно настаивали монтировщики: мы, говорят, не хотим соскребать ваши кости с пола...
«Таганке» почему-то хронически не везет с Шекспиром. В далеком 71-м репетиция «Гамлета» с Высоцким в заглавной роли, вероятно, самого легендарного спектакля любимовского театра, тоже была омрачена. Вспоминает Алла Демидова, она играла королеву: «Кран-балка рухнула в тот момент, когда Высоцкого не было на сцене — репетировалась сцена похорон Офелии. Вся свита Клавдия и Гертруды стояла за кулисами с гробом Офелии на плечах. Маленький самодеятельный оркестр заиграл похоронный марш, мы вышли на сцену, и тут сверху рухнула тяжелая конструкция, про которую тогдашний машинист сцены сказал: «Это некрасиво, значит — ненадежно». Эта некрасивая махина рухнула, накрыв всех вязаным занавесом. В тишине раздался спокойный голос режиссера: «Ну, кого убило?» Тогда мы отделались царапинами...»
Старожилы утверждают, что Театр драмы и комедии на Таганке, где спектакли всегда были сложно организованы и требовали от актера хорошего владения своим телом и трезвого образа жизни, когда-то даже называли «театром травмы и комедии». И далеко не всегда исполнители «отделывались царапинами». В 1993 году в Вене, за несколько дней до премьеры спектакля «Живаго» молодая актриса С. на репетиции поскользнулась на наклонном пандусе и повредила позвоночник. Благодаря деятельному участию Каталины, жены Любимова, актриса попала к хорошим врачам, но травма аукается до сих пор. А год назад, во время поэтического представления «Владимир Высоцкий» «Таганка» могла лишиться значительной части труппы. Мощную конструкцию — несколько рядов стульев, — висевшую над головами у поющих артистов, вдруг перекосило. Она могла ухнуть им на головы, если бы не молодой монтировщик: он повис на штанкете и замедлил ход.
А возьмите райкинский «Сатирикон», Театр Романа Виктюка или «Ленком», где так же любят острые зрелища и эффектные декорации. Не так давно в «Ленкоме» на репетиции «Мистификаций» актер К. серьезно повредил несколько ребер. А во время подготовки спектакля «Мудрец», где основа декорации — огромные красивые люстры, одна такая роскошная конструкция вдруг обрушилась на стоявшую под ней актрису. Все охнули! Актриса, к счастью, почти не пострадала — попала между кольцами...
Александр Збруев, «ленкомовская» звезда, рассказывал мне однажды, что как-то раз пострадал на гастролях в Питере. Играли «Школу для эмигрантов», и по ходу действия надо было пройти под сценой. Збруев на репетиции говорит режиссеру Захарову: «Там пролезть нельзя, завалено». «Иди за мной, покажу», — возразил тот. И пошел, Збруев — за ним. «И на какой-то момент Захаров загородил полоску света, я шагнул на ощупь, и — сильнейший удар в глаз. Это я потом понял, что наткнулся на железку, а тогда только застонал: «О-о-ой, глаз!» Выбрался оттуда, а из правого глаза — кровь фонтаном. Слышу, как Марк Анатольевич кому-то тихо говорит: срочно врача, у него глаз вытекает». Коварная железяка пришлась в нижнее веко, глаз не пострадал, но играл Збруев с перекошенным лицом. Марк Анатольевич потом похвалил: очень хороший был спектакль, необычный...
Пожалуй, Любимов был прав, не отменив показ «Хроник». В истории театра, как и в истории его театра, есть немало случаев, когда актеры играли в экстремальных условиях, в состоянии страшного стресса. Вспомните хотя бы великого Бельмондо, вышедшего на сцену в день, когда заживо сгорела его дочь. Какой, к черту, контракт мог заставить его играть в тот трагический вечер, да к тому же и комедию! Вспомните Высоцкого. «Он мог умереть каждую секунду, — пишет Демидова. — Это знали мы. Это знала его жена. Это знал он сам — и выходил на сцену. Можно было бы заменить спектакль? Отменить его вовсе? Можно. Не играть его в Польше? Не играть 13 и 18 июля? Можно. Но мы были бы другие. А Высоцкий не был бы Высоцким».
Это многое объясняет. Сцена — наркотик. Бермудский треугольник. Или же плаха, по образному выражению Валерия Золотухина, «таганского домового». В общем, необычное место. Послушаем Марка Захарова: «Сценография вступила в принципиально новую фазу своего существования, когда, образно говоря, счет пошел не на метры, а на миллиметры и микроны. Спектакль начинается с изощренной визуальной атаки, и не столько литературного характера, сколько с организации серии импульсов. Талантливый сценограф конструирует (подчас интуитивно) на театральных подмостках своего рода зоны, от которых идут связующие нити к сознанию и подсознанию зрителя. Организация «магической зоны» со своей особой энергетикой — вот, пожалуй, истинная цель современного сценографа».
А контакты с магическим пространством, заряженным особой энергетикой, могут оказаться небезопасными.
«Обычное дело! — отмахнулся один мой знакомый, в прошлом артист, услышав об истории с Ирой Линдт. — В любом театре такое: лихорадка перед премьерой, ярмарка тщеславия, профессиональные травмы из-за теперь уже трудно сказать чьей халатности...» Обычное дело?
История искусства в ее популярном издании для масс есть собрание анекдотов, слухов и легенд. Текст поглощен контекстом, первоисточники заменены мемуарами. Скандалы, кутежи, романы, сексуальные аномалии, шарф, зацепившийся за колесо и ставший петлей, миллион алых роз под ставнями у возлюбленной или тысяча апельсинов на полу ее гостиничного номера... О жизни художника вне искусства публика предпочитает узнавать охотнее, чем о тайнах и муках творчества.
Даже тем, кто никаких стихов не читает, известно, вероятно, восклицание Ахматовой: «Какую биографию делают нашему рыжему!» «Рыжим» был будущий лауреат Нобелевской премии Иосиф Бродский, а фактом биографии, во многом определившим линию его судьбы и линию его строки, стала ссылка за тунеядство.
Возможно, спустя годы случай с Ириной Линдт пополнит мифологизированную историю «Таганки». А она сама, став знаменитой актрисой, будет вспоминать с легкой улыбкой: «А могла бы и разбиться...» Что и говорить, факт для грядущих биографов соблазнительный, иллюстрация к ходячей истине про искусство, требующее жертв, превосходная. И, в общем-то, все обошлось. Только вот все равно не по себе... Дай Бог, чтобы диагноз «ничего страшного» подтвердился, а Ира Линдт смогла играть в прежнюю силу, радуя нас цветением и талантом.
И лучше я буду писать плохие рецензии, чем хорошие некрологи.
Влад ВАСЮХИН
На фотографиях:
- СЦЕНА ИЗ СПЕКТАКЛЯ «МАРАТ И МАРКИЗ ДЕ САД», ГДЕ ИРИНА ЛИНДТ РАБОТАЕТ (ИЛИ ВСЕ-ТАКИ НАДО УЖЕ ПИСАТЬ РАБОТАЛА?!) НЕ ХУЖЕ ПРОФЕССИОНАЛЬНОЙ ЭКВИЛИБРИСТКИ. ЕДВА ЛИ КТО-ТО ИЗ КОЛЛЕГ СМОЖЕТ И ЗАХОЧЕТ ЗАМЕНИТЬ ЕЕ В ЭТОМ ШОУ...
- В ДЕКАБРЕ МИНУВШЕГО ГОДА В СТАРОМ СПЕКТАКЛЕ «МАСТЕР И МАРГАРИТА» СЛУЧИЛСЯ ВВОД: ВАЛЕРИЙ ЗОЛОТУХИН СЫГРАЛ МАСТЕРА, ИРИНА ЛИНДТ — ЕГО ВОЗЛЮБЛЕННУЮ МАРГАРИТУ. КТО БЫ МОГ ПОДУМАТЬ, ЧТО АННУШКА ВСКОРЕ ОПЯТЬ РАЗОЛЬЕТ МАСЛО...
- ИНОГДА СЦЕНА ИЗ ТЕАТРАЛЬНОЙ ФАНТАЗИИ МОЖЕТ, К СОЖАЛЕНИЮ, СТАТЬ СЦЕНОЙ ИЗ ЖИЗНИ...
- СМЕРТЕЛЬНЫЙ НОМЕР: ХУДОЖЕСТВЕННЫЙ РУКОВОДИТЕЛЬ «САТИРИКОНА» КОНСТАНТИН РАЙКИН РИСКУЕТ ЖИЗНЬЮ В СПЕКТАКЛЕ «ТРЕХГРОШОВАЯ ОПЕРА»! ИЛИ ВСЕ-ТАКИ НИ КАПЛИ НЕ РИСКУЕТ? ВЕДЬ ШОКИРОВАННАЯ ПУБЛИКА НЕ ДОЛЖНА ЗНАТЬ ИЗНАНКУ ТРЮКА...
- В материале использованы фотографии: Льва ШЕРСТЕННИКОВА, Марка ШТЕЙНБОКА