Франк Вильягра:
«Я ВОСПРИНЯЛ РОССИЮ ОТ И ДО»
Он родился в Чили, в семье актеров, увлеченных, помимо творчества, ультралевыми идеями Альенде. После переворота 1973 года его родителям пришлось нелегально перебраться на Кубу. Окончив школу, Франк стал работать ассистентом оператора на гаванской киностудии. В то время ВГИК ежегодно присылал кубинцам 10 вакансий, но мало кто из начинающих кинематографи-стов острова Свободы хотел ехать в СССР, полагая, что нечего им учиться кинематографу, на Кубе и без московского образования с этим все в порядке. Но Франк решил по-другому
— Прекрасно помню, как прилетел в Москву. Сентябрь 1981 года. В Шереметьево-2 меня должны были встретить представители ВГИКа. Но я, наивный иностранец, не понимал, что прилетел в Россию-матушку, где все по-особенному устроено. Представь себе: выхожу из самолета, поздний вечер, часов одиннадцать, мелкий дождик моросит, темный аэропорт... По-русски я могу сказать только «здравствуйте» и «до свидания». Что делать? Помогли сотрудники кубинского посольства, которые летели тем же рейсом: предложили устроиться у них. Короче говоря, первую ночь в Москве я провел в посольстве. Спал в холле на кожаном диване, над которым висела большая фотография деятеля кубинской революции Хосе Марти.
В первые дни я очень много гулял по Москве, мне все было интересно. Признаться, мало что тогда в вашей стране я понимал, просто смотрел и впитывал все как губка. В те дни произошел такой случай: я гулял по улице Герцена и в районе консерватории напротив гастронома сфотографировал человека, пьющего что-то из бутылки. А тогда пиво и лимонад выпускали в одинаковых бутылках, так что не видно было, что именно тот человек пил. Просто красиво солнышко в бутылочном стекле отражалось и настроение было хорошее... Вдруг вижу, что с двух сторон улицы явно ко мне направляются люди в штатском. Подходят и что-то говорят. Я ничего не могу понять, но они жестами объяснили: надо открыть аппарат и засветить пленку, потому что я снимал человека, пьющего на улице. Я был шокирован, не знал, как себя вести, не знал, можно ли качать права. Пришлось засветить пленку.
...Прежде чем поступить на операторский факультет ВГИКа, я год на педфаке изучал русский язык и историю СССР. Это было замечательное время, потому что каждый день я что-то для себя открывал. Я общался больше с русскими ребятами, чем с латиноамериканцами. Латиноамериканцы были скучные: держались своим кружком, говорили в основном о бабах, деньгах и где что повыгоднее продать. Мне это было не интересно, финансовых проблем у меня тогда не было: стипендия почти 90 рублей (как средняя зарплата в те времена), кроме того, мама время от времени что-то «подбрасывала». Я понял, как не правы были кубинцы, которые отказывались ехать в СССР — во ВГИКе есть чему поучиться. Ты просто приходишь в этот институт, прикасаешься к его стенам, и ты уже учишься, потому что здесь энергетика очень мощная, здесь витает дух корифеев — Ромм, Пудовкин, Герасимов...
Мне были интересны люди, которые живут в этой стране. Я ходил в гости к ребятам, знакомился с их родителями. Особенно мне нравилось разговаривать с бабушками — от них я узнал о войне, о Сталине. А еще, знаешь, я узнал, что такое кухня! Во всем мире это место, где готовят пищу. Не более. А в России это... мир, где принимают близких людей, где ведутся задушевные разговоры. Такого нет больше нигде. Я тоже много времени провел на кухне за разговорами.
Когда умер Брежнев и начали быстро меняться вожди — Андропов, Черненко, Горбачев, — мне лично было все равно. Но по разговорам на кухнях понял, как обеспокоены русские, как они боятся, ждут непонятно чего, но чего-то нехорошего. И где-то со времен Горбачева я стал вникать во многое, что происходит в СССР, я воспринимал все как человек, которого волнует все, что здесь происходит сегодня и что может произойти завтра.
Очень долго я пытался понять, почему в СССР все происходит не так, как положено, не так, как в Чили, Аргентине или где-то еще в мире. Когда я спрашивал у друзей «почему?», все говорили, что умом Россию не понять. Я воспринимал это как шутку, думал, что они не хотят ничего объяснять. Но со временем я понял... Понять Россию невозможно, ее нужно принять. Принять всем сердцем. Я принял. И даже узаконил свои чувства к России — окрестился. Почувствовал, что иначе жить нельзя, пошел в церковь, и меня священник окрестил. Я воспринял Россию от и до. И никогда у меня не было проблем с русской кухней, мне все сразу понравилось: и блины, и каша, и котлеты, и водка... В отличие от других латиноамериканцев, которые никак не могли есть кашу, щи. Я очень люблю покушать, и в студенческие годы в столовой всегда брал двойную порцию картошки, тройную порцию компота.
Русские и латиноамериканцы абсолютно разные по темпераменту. Русские более сдержанны. Причем, сдержанны сознательно. Русский все в себе накапливает, не дает выплеснуться наружу. В этом плане нам легче, мы от своих эмоций освобождаемся, даем энергии выйти наружу. Это лучше в плане здоровья. И я заметил, что большая разница, когда русский начинает выпивать. По-моему, тогда появляется его настоящее лицо. А если честно, я не знаю, когда русский настоящий — когда выпил или когда не выпил, — это как будто два совершенно разных человека. Выпивший русский становится гораздо эмоциональнее латиноамериканца. Трезвый русский — тусклый, вялый, очень зажатый, а у выпившего огонь во взоре, эмоции, чувства... Но в то же время выпивший русский становится очень ранимым и агрессивным. И не дай вам бог обидеть выпившего русского, это может быть обида на всю жизнь. Был случай: мы с одним русским выпивали, и в какой-то момент он, уже порядком выпивший, начал ругать Россию — то здесь не так, это здесь не так. И я ему сказал, что если он здесь живет, то не имеет права ругать эту страну. Я всегда защищаю Россию, и тогда мне очень не понравилось, что он так плохо говорит о своей стране. Но я был не прав: ведь он открыл мне свою душу, рассказывал о наболевшем, а я на него «поехал».
...Окончил ВГИК я в 1987 году и остался в СССР, потому что еще студентом женился на москвичке и у нас уже родился сын. Русские женщины... Они очень оберегают семейный очаг. Может быть, потому, что много войн пришлось пережить поколениям русских женщин. Еще русские женщины умеют любить, они отдаются полностью и поэтому думают, что могут тобой владеть. Латиноамериканки не такие, они к тебе относятся равнодушно, они более ветренны, непостоянны. Русские женщины нервничают по делу и выступают по делу, и когда тебя «пилят», то тоже по делу. А латиноамериканки могут просто на эмоциях тебе что-то выговаривать, попусту сотрясать воздух. Для меня сейчас эти вещи уже непонятны, я привык к русским. Я объездил много стран в мире и много уголков в России, так вот таких красивых изнутри женщин как в России, я не встречал нигде. Русская женщина всегда ищет счастья. Что это для нее? Семья. Наверное, потому что жизнь в России не стабильная, все здесь шиворот-навыворот, и женщине кажется, что стабильность можно найти хотя бы в семье, вот она и стремится изо всех сил ее создать. И ничего плохого в этом нет. Наоборот.
Семья изменила мои планы: надо было уже думать не только о себе, не о реализации собственных амбиций, а искать работу, чтобы содержать семью. Я устроился в японскую фирму в Москве. Но очень скоро прошло большое сокращение, я потерял работу и решил уехать в Чили, чтобы, может быть, остаться там.
1989 год. Сантьяго. Кошмар! Я увидел, какая это маленькая страна (население чуть больше одной Москвы), какое провинциальное там мышление. Раньше я над этим никогда не задумывался. Со всех сторон страна окружена Кордильерами, туризм не развит, никаких событий не происходит — первые полосы газет пишут, как женщина упала с подножки трамвая (событие!). После СССР и вашей перестройки можно представить, как я там себя чувствовал. Но тем не менее пытался найти работу: приходил на студии, к продюсерам, показывал свои фильмы и ждал, что кто-то предложит мне сотрудничество. Но никто из них не удосужился предложить мне работу, никто даже не сказал: «Да, парень, ты молодец!» И я понял, почему это произошло. Во-первых, они воспринимали меня не как своего, чилийца, а как иностранца, чужака. Во-вторых, если у тебя нет связей, по-русски «блата», то ты никогда никуда не пробьешься. У нас даже есть термин «питуто» — это друг, твой знакомый, сославшись на дружбу с ним, ты можешь попасть в какие угодно круги. Если ты живешь в Чили и хочешь сделать карьеру, то ты обязан иметь «питуто». Повторяю — страна маленькая, и твой «питуто» может быть даже на уровне президента. Без «питуто» тебе просто нечего делать в Чили. Кстати, в России знакомства и связи тоже играют роль, но здесь еще кое-что значит твой личный талант, здесь все-таки есть шанс пробиться без блата. Почему мне не нравится Чили? Безумно скучно там жить, безумная стабильность. Я отвык от этого настолько, что хочу вырваться, меня скука и стабильность берут за горло.
В общем, пробыв год на родине и поняв, что здесь ничего не светит, я вернулся в Москву. Как будто домой. В начале 90-х как раз организовался «Коммерсантъ», и я стал там работать.
Записала Ольга ЛУНЬКОВА
На фотографиях:
- Франк Вильягра любит снимать Россию. Как люди общаются, как выпивают, чем закусывают...
В материале использованы фотографии: Франка Вильягра